в деле мест, привязанных к Калужской дороге, и Крамниц собрался поискать связи с оными местами у всех, кто так или иначе попал при розыске на заметку. Разумно, нечего сказать, но это опять трата времени и сил. Да, не моего времени и не моих сил, но всё же…
Тут же встал и вопрос о человеке, назвавшемся Юрием Артамоновым. Раз именно он снял дом Маркелова накануне убийства Данилевича, то и заподозрить его в убийстве было бы оправданным. Как раз перед нашим чаепитием Крамниц закончил допрашивать Маркелова и поделился со мной итогами. Подробно описать наружность съёмщика Маркелов не смог, несмотря на все свои старания, до пристава ему удалось довести то лишь, что по виду своему и манере говорить похож тот Артамонов на чухонца, [2] что лет ему двадцать пять или около того, что он круглолиц, белобрыс и одет по-господски. Деньги за наём дома он передал Маркелову и получил ключ от замка в Москве, больше того Артамонова Маркелов не видал. Впрочем, Крамниц сумел Маркелова разговорить и тот вспомнил, что Артамонов, высказывая желание снять дом, сказал, будто обратиться к Маркелову его надоумил общий их знакомец Аким Семихин, но обрадованному было Крамницу тут же пришлось и разочароваться, потому что Семихин, по словам Маркелова как раз в конце той осени и умер. В общем, где и как искать Артамонова, мы с Иваном Адамовичем и понятия не имели. Оставалось лишь надеяться, что если Крамниц выяснит, кто и каким образом из причастных к делу имеет отношение к Калужской дороге, тут что-то прояснится.
— Иван Адамович, — после третьего стакана чаю я разглядел и ещё один вопрос, — вот вы про извозчиков такое знаете, о чём я раньше и не подозревал. — Крамниц с довольным видом приосанился. — А не скажете, есть ли на каретных дворах, что сдают кареты внаём, такая услуга, как наём кареты без кучера?
— Да что вы, Алексей Филиппович! — возмутился Крамниц, как будто это я ему предложил сдать мне карету на таких условиях. — Невозможно это, никак невозможно! Что кареты, что лошади денег изрядных стоят, никто их чужим людям не даст без своего пригляда ни за какие деньги!
— Вот и я так же полагаю, — покладисто согласился я и, дождавшись, пока на лице пристава не проступит недоумение, продолжил: — Но и на собственной карете убийцы вряд ли бы за Ташлиной поехали, не так ли? Уж больно приметно вышло бы.
Крамниц без особого понимания кивнул. Ну да, мысль я высказал вроде и дельную, но при чём тут, спрашивается, заведомо невозможный способ наёма кареты? Ничего, сейчас я ему объясню…
— Помните, хозяин постоялого двора в Беляеве говорил, будто кучер ненастоящий? — фамилию хозяина я вспомнить не смог, потому и переложил этот труд на Крамница. — Вы, Иван Адамович, совершенно справедливо сказали, что чужим людям карету и лошадей никто ни за какие деньги не даст, — подлил я бальзама на душу пристава. — А если не чужим? Если поискать, кто и с какого каретного двора имеет связи с героями, так сказать, нашего романа? Ряженый там кучер был или нет, править лошадьми он умел, и ежели в каретном дворе о том знали, то и карету, и лошадей ему доверить вполне могли, особенно за денежку.
— Хм, — Крамниц ненадолго задумался, — предположение ваше, Алексей Филиппович, представляется, прямо скажу, неожиданным, но, боюсь, придётся его проверить.
М-да. Как я понимаю, только вежливость не позволила Ивану Адамовичу сказать, что ничего другого, как проверять самые, выражаясь его же словами, неожиданные догадки, нам и не остаётся. И опять, кстати, ему же и придётся этим заниматься. Даже совестно как-то стало. Впрочем, долго меня совесть не мучила — это служба Крамница и он за неё жалованье получает. На том я и отбыл домой.
Варя обрадовала меня известием о скором, вот уже после обеда, прибытии Татьянки. Это хорошо, и им будет чем заняться, и я смогу спокойно подумать над нашими с Крамницем затруднениями. Пришла тут ко мне по пути домой интересная мысль…
Варвара утащила Татьянку к себе, я же устроился в кресле и принялся додумывать то, что пришло мне в голову по дороге, а именно, какой личный интерес мог быть у каждого из засветившихся в деле об убийстве Антонины Ташлиной и Викентия Данилевича. Вот с них решил и начать. Тут вроде всё выглядело понятным — Ташлина решила сбежать с любовником, прихватив предварительно кое-какие ценности у мужа, а Данилевич в добыче тех ценностей ей по мере сил помогал. Но сразу же появлялись вопросы… Вот, спрашивается, зачем Данилевичу бросать постоянный доход с имения и ценных бумаг ради пусть и немалого, но всё равно разового прибытка с продажи краденых древностей? И зачем Ташлиной уезжать неведомо куда от возможности управлять наследством, доставшимся сыну? Про то, для чего Ташлиной бросать своих детей, я уже и не спрашиваю.
Вот и выходило, что далеко и надолго бежать Ташлина с Данилевичем не собирались. Скорее всего, Данилевич и Ташлина намеревались пересидеть где-то, пока… Пока — что? Чего намеревались они дождаться? Развода, что даст Ташлин неверной супруге? Вот уж вряд ли… Данилевич, помнится, слуге своему Силаеву говорил, что на пару месяцев отъезжает, а развод тут у нас — процедура куда более длительная. Хотя, если подумать, за такое время отсутствие супруги вполне давало Ташлину законный повод для развода. Так, надо у дяди Андрея поинтересоваться, что теряла в этом случае Антонина Ташлина, в особенности, как бы развод отразился на её управлении деньгами, что завещал внуку полковник Фильцев. Так или иначе, ожидание начала процедуры расторжения брака выглядело наиболее вероятным объяснением бегства любовников, потому что остальные смотрелись просто неубедительно. Если вдруг Данилевич с Ташлиной хотели подождать, пока приказного советника Ташлина отправят на каторгу за вольное обращение с казёнными деньгами, почему в таком случае никто из них, да и никто вообще на Ташлина не донёс? А если, что смотрелось совсем уж невероятно, они надеялись дождаться смерти Ташлина, то какие у них были к тому основания? Так что скорее всего это всё-таки была надежда на развод, да ещё совмещённая с подталкиванием Ташлина именно к такому решению.
А что у нас с самим Ташлиным? Прежде всего, он получил от гибели жены и её любовника выгоду. К нему вернулись украденные ценности, пусть пока ни их кража, ни их
