Бостонские газеты оценили «Гекльберри Финна» как произведение, «столь же плоское, как и грубое», и предсказывали, что его «никто не будет читать»[287].
Приговоры конкордских и бостонских газет подхватили реакционные газеты других городов. «Чикаго трибюн» напечатала в марте 1885 года отрицательную рецензию о романе Твена; «Арканзасский путешественник» перепевал оценки восточных критиков и учил Твена хорошему тону. «Последняя книга Твена осуждена за то… что она вульгарна и груба. Времена вульгарного юмора в стране прошли. Было время, когда неприличная шутка могла найти поклонников, но сейчас читательская публика более утонченная. Грубовато-преувеличенный юмор отжил свой век. Юморист будущего должен быть строгим и правдивым»[288].
Арканзасская газета высокомерно осуждала газету «Столетие», поместившую отрывки из «Гекльберри Финна»: «писания Твена не стоят того, чтобы нормальная провинциальная газета отводила бы им место на своих страницах»[289].
Конкорд и Бостон культивировали выспренность и «изящество», манерность и вычурность, слащавость и дидактизм. Народный юмор изгонялся из этой рафинированной литературы и считался признаком «давно прошедшего варварства». Провинциальные газеты рабски подражали буржуазным литературным законодателям, грубо и прямолинейно отвергая то, что противоречило устанавливающейся «нежной традиции» и декадентской моде.
«Спрингфилдский республиканец» объявил, что все написанное Твеном опасно в моральном и интеллектуальном отношениях. Газета раскрывала истинную причину травли, которой подвергался Марк Твен: «Вся беда в том, что мистер Клеменс (не Твен, а Клеменс — человек с определенными политическими убеждениями. — М. Б.) из тех, кто не имеет уважения к праву собственности»[290].
Вот где «корень зла»! Вот почему Марк Твен создал «вредный», «низкий», «преступный» роман. (эпитеты, употребляемые газетой). Газета припоминала Марку Твену даже такие «грехи» многолетней давности, как речь на обеде по поводу 70-летия Уиттьера.
Действительно, газета «Спрингфилдский республиканец» попадала в точку: «элегантные» декаденты и «изысканные» последователи «нежной традиции» питали полное уважение к собственникам, а Марк Твен и герой его романа Гек Финн — никакого. Вот почему консервативная буржуазная критика травила писателя и отвергала его роман[291].
Положительная оценка, которую дали роману современники Марка Твена, также весьма знаменательна. Наперекор тому, что писалось в консервативных буржуазных газетах, прогрессивный писатель Д. Ч. Гаррис определил сущность «Гекльберри Финна» кратко и многозначительно: «Это — жизнь»[292].
В письме к Марку Твену по поводу его 50-летия Д. Гаррис называл роман «совершенной книгой» и добавлял: «Мы получили урок честности, справедливости и великодушия»[293].
Роберт Л. Стивенсон — горячий поклонник Марка Твена — писал ему из Англии, что он читал «Гекльберри Финна» четыре раза и «готов начать снова завтра». Положительные отзывы о романе подчеркивали в про изведении его реализм, благородство образа мыслей автора и высокую художественность.
В американском литературоведении «Гекльберри Финн» был оценен должным образом лишь после смерти Марка Твена[294].
Действие в романе отнесено в недавнее прошлое — в 50-е годы; но своей проблематикой это произведение связано с американской действительностью последних десятилетий XIX века.
Марк Твен рассказывает историю жизни типичного американского мальчика из народа; делает его воплощением независимости, свободолюбия, правдивости в самом широком смысле этого слова, справедливости и сердечной доброты — той высокой человечности, которая живет в сердце каждого простого честного человека, хотя и не всегда получает свое выражение.
Образ Гека Финна не может быть понят до конца, многое в его характере и поведении останется необъяснимым, если не принять во внимание тот «воздух», в котором находится литературный герой.
История аболиционистского движения и Гражданской войны 1861–1865 годов учит тому, как благотворен был союз белых и негров в борьбе против рабовладельцев. Именно он обусловил победу революционных сил в период Гражданской войны. Твен знает это. Недаром он изобразил молодого негра Генри в рассказе «Правдивая история» в качестве солдата «черного полка» в армии Линкольна.
«Одна из моих теорий, — писал Марк Твен позже, в апреле месяце 1901 года, в письме к Рею Дж. Фридману, — состоит в том, что сердца людей одинаковы на всем свете, независимо от цвета кожи»[295].
В романе Твен описывает трогательную и верную дружбу белого мальчика и взрослого негра; восхищается глубоко человеческими качествами обоих, проявившимися в борьбе за свободу. Писатель ратует за их права, требует к ним — беглому негру и отверженному буржуазным обществом мальчику-бродяге — уважения. Дружба Гека Финна и негра Джима предстает как прообраз того исторического союза белых и негров, который дал свои плоды в годы Гражданской войны и может дать их в будущем.
Обращение к прошлому в романе Твена имеет глубокое социальное обоснование. Это становится более ясным, если иметь в виду все то, что сказано было Марком Твеном о современном ему Юге в «Жизни на Миссисипи», за год до появления романа.
Таким образом, время действия в романе — вопрос принципиального характера. В нем описываются 50-е годы (нет еще Гражданской войны, но уже развито аболиционистское движение). Повествование же ведется таким образом, что чувствуются оценки, характеризующие сознание человека 80-х годов, пережившего и войну 1861–1865 годов, и разочарования послевоенного времени, наблюдавшего рост ку-клукс-клановских организаций, идей расовой дискриминации и т. д.
Реалистические картины жизни рабовладельческого Юга в недавнем прошлом, изображенные в романе «Приключения Гекльберри Финна», рождали аналогии с жизнью южных штатов середины 80-х годов: пережитки рабовладельческого уклада живучи и сильны, а рабство стало более всеобъемлющей социальной формой.
Роман заставлял думать и осмысливать закономерности общего хода истории США, указывал на явления, ведущие к разложению буржуазной демократии.
Объективное содержание произведения говорило о том, что американскому народу враждебен общественный уклад Америки собственников — владельцев золота и человеческих жизней.
В героях Твена — Геке Финне и негре Джиме — против рабства и кабальных форм «цивилизации» бунтует не только разум, но и все их человеческие чувства. Так, например, оба — Гек и Джим — питают ненависть и презрение к отвратительному подобию мира стяжателей, эгоистов и рабовладельцев — к «королю» и «герцогу», двум мошенникам, бесцеремонно вторгшимся на их плот.
Два эти гротескно-сатирические образа имеют в романе весьма важные функции. Их пребывание на плоту — та капля дегтя в бочке меда, которая превращает идиллическую речную жизнь Гека и Джима в непрекращающуюся далее ожесточенную борьбу героев романа с ненавистным им миром хищников. Разрушая мошеннические замыслы двух авантюристов, Гек Финн приобретает жизненный опыт, становится отважнее, смелее. В этой борьбе формируется его характер; неосознанная симпатия к Джиму — «хорошему негру» — превращается в сознательное решение защищать его до конца, даже если придется из-за этого попасть в ад.
Здесь Твен пользуется одним из основных законов построения реалистического художественного произведения: идея только тогда впечатляюще может подействовать на сознание читателя, когда она найдена героем в результате его жизненного опыта.
Методы типизации, которыми пользуется Марк Твен при создании характера Гека Финна — положительного героя романа, — лучше всего выявляются при анализе эволюции этого образа и композиционных противопоставлений ему.
В конце романа «Приключения Тома Сойера» Гек порывает с «приличною» жизнью. «Во всем такая гнусная аккуратность, что никакому человеку не вытерпеть», — говорит он Тому, объясняя причину своего побега от вдовы Дуглас.
Устами своего героя Твен определяет образ жизни буржуазного общества как античеловеческий, противоестественный. Напрасно Том Сойер убеждает Гека Финна потерпеть, ведь «у всех то же самое». Геку «это невтерпеж. Прямо смерть — быть связанным по рукам и ногам».
Гек Финн органически не выносит жизни «цивилизованного» общества, сознательно не желает с ним мириться («не хочу быть богатым, не желаю жить в гнусных и душных домах»). Он вольнолюбив не только по склонностям и привычкам, но и по твердому убеждению. Его отношение к окружающему миру является для Твена критерием «естественности».
