Возможность подобного развития событий встревожила Софию.
— Но ведь это означает гражданскую войну.
— Да. И не исключено, что именно этого, — презрительно произнес он, — французский король и добивался.
София нахмурилась. Они уже подошли по берегу к песчаным наносам, за которыми начинались дюны. Какое-то время она не замечала, что они остановились. Лишь когда Мори отпустил ее руку и принялся стаскивать сапоги, она это осознала.
Увидев, как она вытаращила глаза, Мори сказал:
— Я не собираюсь делать вам ничего дурного. Хочу просто попробовать воду. Пойдете со мной?
Сначала она не поняла и выпалила тревожно:
— Вы хотите искупаться?
Чем вызвала одну из тех редких улыбок, которые озаряли его лицо весельем.
— Боже правый! Если увидев меня без сапог, вы едва не лишились чувств, я не рискну снять что-нибудь еще. — И когда она залилась краской, добавил: — Я хочу лишь смочить ноги в воде, не больше. — Он протянул руку. — Пойдемте, это не опасно. Вы же сказали, что не боитесь меня.
Он проверял ее, догадалась София. Это был очередной небольшой вызов, с помощью которых он как будто решил выяснить, можно ли ее заставить выйти за рамки пристойности и если да, то как далеко.
Она подняла голову.
— Мне придется разуться.
— Разумное решение.
Он отвернулся и смотрел на горы, пока она снимала чулки и запихивала их в свои мягкие туфли, которые поставила на песок рядом с его сапогами. Ходить босиком — это не позор, решила она. Она знала нескольких вполне добропорядочных дам, которые ходили необутыми по дому на глазах у всех, хотя, нужно признать, делали они это ради экономии, а не для того, чтобы показать, что ничем не уступают мужчинам.
Мало-помалу она поняла, что такого удовольствия не испытывала с детства. Вода была такой холодной, что у нее перехватило дыхание, когда она ступила в нее, но через несколько минут вода уже казалась ей теплой, а мокрый песок, проседая под ступнями, приносил настоящее наслаждение. Больше всего ей мешало платье и нижние юбки. Она подняла их обеими руками так, чтобы края не касались волн, и, как ребенок, даже не задумалась о том, какой распутный вид придают ей голые лодыжки. Мори, похоже, на это внимания не обращал. Он медленно брел по воде, глядя себе под ноги.
— Что вы ищете? — спросила она.
— Когда я был маленьким, моя мать сказала, что если я найду маленький камешек с дыркой и повешу его на шею, он защитит меня от беды. Конечно, это просто сказка, и она, должно быть, придумала это для того, чтобы я чем-то занимался, а не крутился у нее под ногами, — сказал он, — но, начав однажды поиски заветного камешка, я, признаться, уже не могу отказаться от этой привычки.
Она посмотрела на него, на то, как он стоял босыми ногами и воде, низко опустив голову, и всматривался в воду, и без труда представила себе маленького решительного мальчика, каким он был когда-то. Наверное, он тогда вот так же ходил по берегу с подвернутыми до колен штанами, солнышко ласкало теплом его плечи, и на душе у него была лишь одна забота: найти камешек с дырочкой.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Я вас удивил?
— Нет, — ответила она и сама опустила глаза. — Нет, я только…
Тут она замолчала, потому что нечто лежащее в воде привлекло ее внимание. Она побыстрее присела и подхватила этот предмет, пока вода снова не накрыла его песком. Чтобы освободить руку, ей пришлось отпустить платье с одной стороны, но потом она бросила его и с другой, чтобы повертеть находку у себя на ладони.
Продолговатый камешек размером в половину ее большого пальца поблескивал, как черный обсидиан, в мокром песке, сыпавшемся сквозь пальцы.
Мори повернулся к ней.
— Что там?
И София с торжествующей улыбкой вытянула руку.
— Смотрите.
Он взглянул, радостно чертыхнулся и пошлепал по воде к ней, чтобы рассмотреть камень поближе. Он не взял его, а подставил сложенную ковшиком руку под ее мокрую ладонь и осторожно повернул камешек, как до этого делала она, чтобы увидеть отверстие, пробитое в нем какой-то прихотью природы почти в самом центре.
София сказала:
— Ну вот, теперь у вас будет свой счастливый камешек.
— Нет. Он принадлежит вам. — Он сложил ее ладонь своими пальцами и улыбнулся. — Берегите его. Если моя мать была права, он сохранит вас от всех несчастий.
Ладони его были теплыми, и их тепло разлилось по ее руке, да так, что она перестала чувствовать холод волн, качавших ее отяжелевший от воды подол. И все же по ее телу прошла дрожь. И он заметил это.
— Господи, да вы вся дрожите! Нужно выйти на берег. Пусть солнце высушит вас, иначе ее светлость с меня голову снимет за то, что я вас простудил.
Выйдя к дюнам, она села на песок и разложила вокруг себя платье. Мори, надев сапоги, подошел и сел рядом с ней.
— Вот, — сказал он и бросил ей на колени туфли с чулками. — Лучше бы вам их надеть. Ветер холодный. — И снова он отвернулся, дабы она не испытывала стеснения, но прибавил: — Еще пара штопок, и от ваших туфель ничего, кроме ниток, не останется.
Она ответила лишь:
— В них моя сестра ходила. — Но по его молчанию она поняла, что он догадался, почему она хранит их.
— Как она умерла? — посерьезнев, спросил он.
София не отвечала долго. Так долго, что поняла: он мог решить, что она не услышала его. Но дело было в том, что она просто не знала, как рассказать эту историю. Наконец она начала:
— Анне исполнилось тринадцать (она была на два года старше меня), когда наша мама уплыла в Дарьен. Мы тогда остались с тетей, сестрой мамы, женщиной с добрым сердцем. И с дядей, который… — Смешавшись, она отвернулась и стала смотреть на бескрайнее море. — Он был совсем не такой, как тетя. Он был Драммондом, и именно благодаря его родственной связи с графиней я оказалась здесь, в Слэйнсе. Но это единственное добро, которое я видела от него. И то лишь после его смерти. — Она закатила рукав выше локтя и показала ему длинную полосу сморщившейся кожи.
София увидела, как вдруг потемнели глаза Мори.
— Это ожог!
— Я слишком медленно принесла ему эль. Так он меня наказал.
— И вас некому было защитить?
— Он также обращался и с нашей тетей. Только когда с нами была мать, он сдерживался, потому что отец оставил деньги на наше содержание, и он не хотел лишиться такого дохода. Но когда стало известно, что мои родители погибли… — Она повела плечом, чтобы скрыть боль, которая все еще не утихла. — Его приступы ярости еще больше усилились, когда тетя заболела и умерла. И сестра, защищая меня, принимала все на себя. Она была такой красивой! Анна могла бы стать доброй, любящей женой для любого мужчины, если бы… — София закусила губу, набираясь мужества, чтобы продолжить. — Если бы дядя сам не воспользовался ею.
