— Слово «Краден» означает «избиение датчан», — сказал Грэм. — Рядом с полем битвы протекает река Краден Уотер.
Я проследила за его взглядом и увидела маленькую речку, даже скорее ручей, спокойно несший свои воды под мостом, у которого мы оставили машину. Этот небольшой непритязательный мост в форме арки затронул какие-то струнки в моей памяти, когда я увидела его с этой стороны.
Заинтересовавшись, я спросила:
— Это старый мост?
— Да. Это мост Епископа. Он стоял здесь еще в те времена, когда происходило действие в твоей книге. Хочешь посмотреть поближе?
Я хотела, поэтому мы оставили тихий церковный двор и прошли по извилистой дороге, которая делала S-образный изгиб у моста. Сам мост был не более десяти футов в ширину, с расходящимися от древности стенками, доходившими Грэму до плеча. Грязные бурые воды Краден Уотер, завиваясь в маленькие ленивые водовороты, мирно текли вдоль заросших тростником берегов под нависающими голыми ветками деревьев.
Грэм остановился посередине и перегнулся через край, как школьник, чтобы посмотреть, как вода скользит в тени моста.
— Мостом Епископа его назвали в честь епископа Драммонда, который его построил, хотя строительство закончилось в 1697 году, через два года после его смерти. В старости он отошел от дел и жил в Слэйнсе.
Но это было до интересовавшего меня времени. Епископ Драммонд умер за десять лет до приезда Софии. К тому же его имя мне совершенно ни о чем не говорило. Зато в памяти всплыло другое имя, а вместе с ним и образ мужчины с добрым лицом и усталыми глазами.
Я спросила:
— А не было ли здесь епископа Данбара? — Произнеся это имя, я каким-то образом поняла, что не ошиблась. Я знала это еще до того, как Грэм ответил:
— Да, Уильям Данбар. Он был священником в Крадене где-то около 1708 года. — Взгляд, который он бросил на меня, как будто говорил о том, что он впечатлен глубиной моих исследований. — По отзывам, его здесь любили. Когда церковь заставила его покинуть приход, даже начались волнения.
— Почему они это сделали?
— Он был приверженцем епископальной церкви, как и Драммонд до него, как и твои Эрроллы из Слэйнса. Если ты наклонишься и посмотришь сюда, ты увидишь то, что осталось от герба графа Эрролла. Он был вырезан с краю моста. Видишь прямоугольник?
Я вытянула шею, насколько могла далеко, пока Грэм придерживал меня за плечи, и действительно увидела прямоугольник, о котором он говорил, хотя резьба оказалась настолько стертой, что различить детали было невозможно. Я как раз собиралась сказать об этом, когда движение реки внизу вдруг пробудило воспоминания о другой реке, о другом мосту, о том, что произошло на нем…
«К дьяволу епископа», — спокойно произнес голос Мори, и я попыталась уловить продолжение, но тут Грэм вытащил меня обратно. Когда я снова встала ровно, он спросил:
— Ты что, об этом в своей книге пишешь? О религиозной раздробленности?
Пару секунд я собиралась с мыслями, но, когда ответила, мой голос прозвучал спокойно:
— Да, там есть об этом. Без этого не обойтись.
— Большинство студентов, когда впервые приходят на мои лекции, не понимают, какое огромное значение для жизни это имело тогда, — сказал Грэм. — Сколько было войн из-за того, что кто-то читал не те молитвенники! Если бы мы с тобой жили в то время и ты была бы пресвитерианкой, а я ходил в епископальную церковь, мы бы не стояли рядом на этом мосту.
Но я так не думала. Несмотря на страх перед адским огнем и вечными муками, я бы не поручилась, что мое сердце образца восемнадцатого века устояло бы перед серыми глазами Грэма.
Твердый камень моста передал холод моим пальцам, и я прижала руки к груди.
— Вообще-то я…
— Что?
— Пресвитерианка.
Он улыбнулся.
— Здесь это называется «Церковь Шотландии». Я тоже пресвитерианин.
— Значит, это ничего, что мы стоим рядом на одном мосту?
— Да. — Глаза его вдруг словно потемнели. — Наверное, ничего. — Он окинул меня взглядом. — Замерзла?
— Нет, только руки.
— Нужно было сказать. Вот, держи. — Он снял перчатки и протянул мне.
Я посмотрела на них, вспоминая, как Мори в моей книге сделал такой же жест, когда они с Софией в первый раз катались на лошадях. А натянув перчатки, я почувствовала так же, как почувствовала София, что они теплые, слишком большие и грубые для моих пальцев. И еще я ощутила порочное удовольствие, как будто руки Грэма сомкнулись на моих.
— Ну что, лучше? — спросил он.
Я безмолвно кивнула, снова пораженная необъяснимыми совпадениями между созданным мною миром и действительно существующим.
Он сказал:
— Ты совсем замерзла. Хочешь кофе?
Мои мысли все еще крутились вокруг Софии, Мори и той минуты, когда он пригласил ее покататься верхом и она поняла, что стоит на перепутье и что ее ответ решит, к чему она придет. Столо мне просто ответить «да», и мы нашли бы место, где могли бы остановиться и выпить по чашечке кофе по дороге обратно в Краден Бэй. Но, как и София, я решила, что настала пора выбрать еще нехоженую дорогу.
Поэтому ответила:
— У меня дома есть кофе. Могу угостить.
Грэм какое-то время смотрел на меня, потом сказал:
— Хорошо.
Он оторвался от стенки моста, протянул мне руку и улыбнулся, когда я взяла ее. И мы оставили мост и церквушку, некогда бывшую серым Ардендрафтским камнем, стоявшим над продуваемым ветрами берегом, в тени которого другие любовники, весьма похожие на нас, шли в ногу три столетия назад.
IX
Он ждал ее на берегу.
Мори растянулся в полный рост на песке, скрестив ноги и заложив руки за голову, и она, спустившись с поросшей травой дюны, едва не споткнулась о него.
— Боже! — воскликнула она, рассмеялась и поддалась, когда он потянул ее к себе и уложил рядом на песок.
Расслабленным голосом он сказал:
— Ты опоздала.
— Графиня хотела узнать, что я думаю об одном трактате об унии, который она только что дочитала.
Губы Мори искривились.
— Ее светлость — изумительная женщина.
София согласилась. Никогда прежде она не встречала женщины умнее, проницательнее и бесстрашнее, чем графиня Эрролл.
— Мне не нравится, что я ее обманываю.
Он, не поднимаясь, повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
— У нас нет выбора.
— Знаю. — София посмотрела вниз и пропустила через пальцы теплый песок.
— Для нее самое важное — твое счастье и благополучие, — заметил он. — И в ее глазах объявленный вне закона солдат, который должен вскоре вернуться во Францию на поле боя, совсем не такая выгодная партия, как… скажем так, командующий нашим шотландским флотом.