Падает что-то на пол и в классной комнате. Наверно, книга соскользнула с парты. Часы тикают все медленнее, будто вот-вот совсем остановятся. А когда они бьют одиннадцать, то бой их кажется таким громким, какого ребята никогда раньше не слышали.
– Черт побери! – вскрикивает вдруг Виппер. – Голову даю на отсечение, что этот призрак – наш старый знакомый… Ох ты, жулье проклятое!
С этим восклицанием он, как был, босиком, в одной рубашке, бежит в классную, с шумом отпирает дверь в коридор и с грохотом несется к выходу. Потом во дворе слышатся голоса, кто-то – топ-топ-топ! – пробегает мимо окон спальной, ударяет чем-то тяжелым о стену дома и вопит так, словно его режут.
– Господи Иисусе, – стонет Петерсон, – его там убьют!
Но в этот момент Имелик, ко всеобщему изумлению, громко смеясь, тоже бросается вон из комнаты.
В спальной наступает мертвая тишина. В открытую дверь коридора тянет холодом, сквозняк вот-вот погасит и без того тусклый свет. Стекло на лампе совсем почернело, от густого слоя копоти огонь кажется кроваво-красным. Со двора ничего больше не слыхать; лишь изредка доносятся слабые голоса, но звучат они издалека и никак не могут быть связаны с теми, кто только что пробежал по двору. Минуты тянутся томительно медленно. Как видно, Виппер и Имелик стали жертвами своей безумной отваги.
Но вдруг на крыльце раздаются громкие голоса, хохот и топот шагов по ступенькам. Это, безусловно, кто-то третий – ведь Виппер и Имелик выбежали босиком и их шаги не были бы так слышны. Кто-то в тяжелых сапогах входит в классную комнату, шарит у дверей, словно ища чего-то, потом уходит обратно в коридор, и голоса доносятся теперь уже из чулана. Арно кажется, что он узнает голос Имелика.
– Кто это может быть? – тихо спрашивает один из мальчиков.
Но загадка вскоре раскрывается. Слышно, как запирают двери кладовки и классной комнаты, и на пороге спальни возникают три фигуры – Виппер, Имелик и некто третий, кого вначале никак не узнать: лицо его скрывает жуткая маска.
– Глядите, поймали привидение! – хвастается Имелик и трясет закоченевшими ногами, красными, как клешни у вареного рака.
– Вот оно! – добавляет Виппер и быстро забирается в постель. – Такие они все, призраки эти. Все это – пустая брехня! Не выйди я посмотреть, вы бы потом всю жизнь говорили, что за окном привидение было.
– Тот-тот-тот… – издает странные звуки человек в маске.
– Да ведь это Тоотс, дьявол! – вырывается одновременно у нескольких ребят.
– А вы, дурачье, что думали, – отвечает Тоотс, снимая маску. – Решил я – дай-ка выкину штуку, напугаю ребят, посмотрю, что они будут делать. А Имелик как глянул в окно, так и обмер, глаза выпучил, а потом давай к стенке!
– А чуть ты свое «тот-тот» сделал, я тебя сразу узнал, – говорит Виппер.
– Если бы ты не выскочил и меня не поймал, я бы еще к кистеру под окно пошел и устроил бы ему «тот-тот-тот»! Интересно, что наш Юри-Коротышка подумал бы, – говорит Тоотс, размахивая подвешенным на шнуре красным шаром, величиною со средний кочан капусты.
– Что это у тебя такое? – раздается со всех сторон.
– Земной шар, – коротко и деловито отвечает Тоотс.
– Земной шар? А почему он красный?
– Красный, да… А каким же ему быть? Синей краски под рукой не было.
– Покажи!
– Не могу, он еще совсем сырой. Краска не обсохла. Утром посмотришь.
С этими словами Тоотс взбирается на спинку ближайшей кровати и подвешивает земной шар к балке потолка, чтобы он просох.
– А знаете, ребята, – говорит он, спрыгивая на пол, – знаете, где я только что был? На кладбище!
– На кладбище? Чего ты туда пошел? – спрашивают его.
– Чего пошел… Раз пошел – значит, дело было.
– Врешь!
– Чудак, чего мне врать? С какой стати? Не веришь – не надо. А на кладбище я все-таки был. И видел там кое-что…
– Что ты видел?
– Видел, ну… довольно-таки интересных тварей. Посмотрели бы вы на них – со страху до потолка подпрыгнули бы. А я… я такие слова знаю, что те со мной ничего сделать не могут.
– Не болтай чепуху, Тоотс, – рассерженно перебивает его Виппер, поправляя на себе одеяло.
– Как это чепуху, дурень, раз я собственными глазами видел. Шагах в десяти они от меня были, какая ж тут чепуха?
– Шагах в десяти! Ты от нас тоже в десяти шагах был, так не стал же ты от этого бог весть чем; Тоотсом был – Тоотсом и остался. Пришел бы ты немножко раньше, услышал бы тут, откуда привидения берутся. Все это – пустая брехня.
– А ты, чудак, дай мне сначала рассказать.
– Да катись ты к лешему со своими сказками!
С этими словами Виппер поворачивается на другой бок, и не проходит и нескольких минут, как он уже храпит.
А Тоотс усаживается на свою кровать и, раздеваясь, с увлечением начинает рассказывать о приключениях на кладбище.
– Я знаю такую вещь, – начинает он. – В старых паунвереских церковных книгах записано, что на том самом месте, где теперь часовня, в шведские времена стоял роскошный замок. Хозяина этого замка звали фон Йымм.[12]
– Фон Йымм? Какая смешная фамилия! – изумляются слушатели.
– Не знаю, смешная или не смешная, – отзывается рассказчик, – а только в церковных книгах так записано. Ну, слушайте дальше. У владельца замка фон Йымма была дочь Розалинда.
– Розалинда? Я это имя уже где-то слышал, – вспоминает кто-то из ребят.
– Ты мог слышать, – продолжает Тоотс. – Розалинда же не одна и не две, их много. В старину бывало так, что если рыцарскую дочку звали не Розалиндой, так она и не считалась настоящей рыцарской дочкой. В замках все барышни были Розалинды, и все сплошь красавицы. Слушайте дальше. Розалинда эта тоже была красавица, и был у нее жених.
– А жениха как звали? – спрашивает Имелик.
– Жениха звали… – старается припомнить Тоотс. – Как же его звали…
– Ну, это неважно, – приходит ему на помощь Имелик. – Скажем, жениха звали фон Пымм.[13]
– Нет, нет, погоди, – поправляет Тоотс. – Его звали не фон Пымм, а фон Сокк.[14]
– Ага! Ну ладно, давай дальше!
И Тоотс продолжает рассказывать.
– У жениха этого, у фон Сокка, был заклятый враг, – говорит он, склоняя голову набок. Тыниссон спрашивает, как звали врага, но Тоотс не дает больше себя сбить.
И вот отправляется жених Розалинды на войну. А враг его взял да и послал Розалинде фальшивое письмо, будто жених ее погиб. А жених и не думал погибать, враг просто соврал, чтобы Розалинду себе в жены заполучить. Ну, однажды ночью подходит этот враг к воротам замка и начинает трубить в рог. А привратник ему: «Чего тебе нужно? Чего ты тут ночью околачиваешься?» А враг в ответ: «Я знаменитый рыцарь фон… фон…»
– Фон Вымм,[15] – подсказывает кто-то в углу.
– Ну нет, дурачье, если будете смеяться, я не стану рассказывать, – обижается Тоотс. – Не хотите слушать – не надо. Одно скажу вам, пропустите интереснейшую историю.
– Да кто же смеется, – успокаивает его Имелик. – Продолжай, мы слушаем. Но ты же обещал рассказать, что с тобой на кладбище случилось, а начинаешь про всяких Выммов и Пыммов.
– Выммов и Пыммов… – оправдывается Тоотс. – А как же я тогда объясню, зачем я на кладбище ходил? Я же должен рассказать, как дело было и как это вдруг в стене часовни очутился клад.
– Ах вот оно что, значит, о кладе будет речь! – слышны восклицания со всех сторон. – Говори, говори дальше. Мы не будем тебе больше мешать.
И Тоотс, уступая уговорам товарищей, продолжает:
– Ну так вот, трубит этот враг у ворот. А сторож ему: «Чего ты тут околачиваешься?» Враг в ответ: «Я знаменитый рыцарь… такой-то и такой-то». А сторож опять: «Что же привело вас, ваша рыцарская светлость, в такой поздний ночной час к воротам замка знаменитого рыцаря фон Йымма?» Враг ему: «Не тебе меня расспрашивать, вшивая шкура, ты даже не стоишь того, чтобы я отсек тебе голову, как брюкву, и бросил собакам на съедение. Сейчас же ворота настежь – или я тебе так дам, что от тебя только мокрое место останется!»
Ну, испугался, конечно, сторож, но такой упрямый был мужик – в ответ как заорет: «Не пущу!» Рыцарь обозлился. «Наплевать мне на тебя!» – зарычал он и давай колотить мечом в ворота замка – у привратника аж в ушах загудело. «Впусти меня, не то… пусть явятся сюда пятьсот тысяч дьяволов и сожрут меня, если я не стану тебя до тех пор в смоле кипятить, пока ты не откроешь мне ворота!»
Тут старик затрясся весь от испуга – а что если возьмет, скотина, да укокошит, а у него, у сторожа, ребятишки еще маленькие, им еще в школу ходить, кто же им тогда с собой еду даст… Идет он будить старика Йымма – так, мол, и так, что мне с этим человеком делать, ругается и бушует за воротами, сумасшедший, не поймешь – пьяный он или что с ним такое. Старый Йымм сперва ничего толком понять не может, со сна только «ммых» да «ммых», – а потом приходит в себя да как заорет – прямо эхо по всему замку покатилось: «Не впускать этого дьявола! Это же известный рыцарь-разбойник Сынаялг[16] …»
