Снова принявшись за изучение чертежа, гхола – каждый в формовочной перчатке – работали с сенсиплазом, быстро возводя весьма точную копию остова Большого Дворца. Они ставили имитации огромных колонн портика, оставляя на потом сооружение многочисленных статуй, лестниц и украшений. Точно воспроизводились орнаменты и подарки доставленные с сотен планет, завоеванных во время джихада Муад'Диба, все это казалось непосильной задачей, но было элементом обучения. Надо дать ученику непосильную задачу и посмотреть, как он будет ее выполнять.
Устав подсматривать, Дункан оторвался от полупрозрачного плаза и вошел в учебную комнату. Дети-гхола заметили его присутствие, но, взглянув на него, быстро вернулись к работе. Однако Пауль Атрейдес подошел к нему.
– Простите, Дункан, но у меня есть вопрос.
– Только один?
– Вы не можете рассказать, как будут восстанавливать нашу память? Какую методику используют для этого в Бене Гессерит и сколько нам будет лет, когда это произойдет? Мне уже восемь лет. Майлсу Тегу было десять, когда пробудили его память.
Дункан насторожился.
– Мы были вынуждены это сделать. Момент был очень напряженный.
Тогда Шиана сделала это сама, использовав модифицированную методику полового импринтинга. Майлс имел тело десятилетнего ребенка, но в его сознании был спрятан старик. Сестры пошли на риск травмы детской психики, потому что нуждались в воинских талантах башара, оказавшись перед необходимостью нанести поражение Досточтимым Матронам. Молодой башар в той ситуации не имел права голоса.
– Но разве сейчас у нас не напряженный момент?
Дункан внимательно смотрел на фасад модели дворца.
– Вам следует лишь знать, что восстановление индивидуальной памяти – процесс очень болезненный и травмирующий. Другого способа мы пока не знаем. Так как у всех вас разные личности, – он окинул взглядом остальных детей, – то пробуждение будет происходить по-разному для каждого из вас. Наилучшая защита от травмы – это как можно лучше знать и понимать, кем вы были, чтобы быть готовыми воспринять свою индивидуальную память, когда она вернется.
Пятилетний Юйэ недовольно пропищал:
– Но я не хочу стать таким, каким я был.
Дункан ощутил тяжесть в груди.
– Ни один из нас не может позволит себе такой роскоши.
Чани, как всегда, держалась поближе к Паулю. Голос у нее был тих, но слова значимы:
– Мы должны будем делать то, чего ожидают от нас сестры?
Дункан пожал плечами и с трудом подавил улыбку:
– Почему бы вам не превзойти эти ожидания?
Все вместе они продолжили возведение стен Большого Дворца.
3
Бесцельное блуждание – вот самая верная метафора всей человеческой истории. Участники великих событий не видят своего места в общей исторической картине. Наша неспособность видеть большие элементы общей картины не опровергает ее существования.
Преподобная Мать Шиана. Запись в бортовом журнале «Итаки»
Шиана снова пребывала среди песков. Босые ноги утопали в мягком зернистом порошке. В знойном душном воздухе висел запах кремния и коричный едкий аромат пряности.
Шиана до сих пор не забыла странное видение из Другой Памяти, когда она говорила с Сайадиной Рамалло, получив от нее загадочное предостережение по поводу гхола. Будьте осторожны с тем у что вы создаете. Шиана отнеслась к предостережению старухи со всей серьезностью; как Преподобная Мать она не могла поступить иначе.
Но проявление осторожности – это отнюдь не полный отказ от действия. Что имела в виду Рамалло? Как ни искала Шиана, как ни рылась в самых сокровенных глубинах Памяти, она так и не смогла снова встретить там древнюю фрименку Сайадину. Шум голосов был слишком громким. Правда, она натолкнулась на еще более древний голос – на голос Серены Батлер. Легендарная предводительница Джихада дала очень мудрый совет…
В огромном, длиной около километра, грузовом отсеке корабля-невидимки Шиана сейчас брела по взрыхленному песку, не заботясь о том, чтобы идти особым, спутанным шагом фрименов Дюны. Пленные черви инстинктивно чувствовали, что она вошла в их отсек, и Шиана всегда могла ощутить их приближение.
Ожидая, когда черви, взрывая песок, приблизятся к ней, Шиана легла. Сейчас на ней не было защитного костюма, как в детстве. Руки и ноги были голыми. Свободными. Она чувствовала, как мелкие песчинки покалывают кожу, смешиваясь с потом. Ощущая вокруг мелкую пыль, Шиана пыталась вообразить, каково быть червем в глубинах пустыни. Вероятно, это сродни ощущению погружения в бездонные глубины горячего моря.
Шиана встала на ноги, когда к ней приблизились три первых червя. Она подняла с песка пустую корзинку для пряности и повернулась лицом к волнообразно извивающимся созданиям. Черви тянули к ней свои круглые головы, в пастях сверкали хрустальные зубы, в глотках виднелись отсветы пламени, бушующего в их внутренних топках.
Черви Арракиса свято соблюдали границы своих территорий и при нарушении границ вели себя очень агрессивно. После того как бог-император «вернулся в песок», каждый из новых червей, его потомков, стал способен к совместным действиям, и черви сотрудничали между собой, если хотели этого.
Шиана гордо вскинула голову и подняла вверх пустую корзину.
– Я пришла собирать пряность, Шайтан.
Много лет назад жрецы Ракиса приходили в ужас, слыша, как Шиана разговаривает с Разделенным Богом.
Шиана бесстрашно прошлась между кольчатых тел, словно это были обычные деревья. Они с червями всегда понимали друг друга. Немногие пассажиры корабля-невидимки отваживались входить в отсек червей после того, как они выросли и стали угрожающе большими. Шиана осталась единственной, кто мог собирать естественную пряность в песке, она добавляла эту пряность к той меланже, которую куда в больших количествах создавали в аксолотлевых чанах корабля-невидимки.
Шиана, ориентируясь по запаху, пошла к тому месту, где можно было с наибольшей вероятностью отыскать коричный цветок. Подобные вещи давным-давно делали все дети их деревни. От продажи нанесенной ветром на дюны меланжи они выручали деньги на покупку инструментов и оснащения. Теперь всей той жизни пришел конец, как и самому Ракису…
В Другой памяти Шианы снова всплыл на поверхность чарующий древний голос Серены Батлер. Шиана говорила с ней вслух.
– Скажи мне одну вещь: как может Серена Батлер быть среди моих предков?
Если ты копнешь глубже, то найдешь меня среди них. Ищи предка за предком, поколение за поколением… Но Шиану было не так-то легко убедить.
– Но единственное дитя Серены Батлер было убито мыслящей машиной. Именно это и привело к Джихаду. У тебя не было других наследников, других потомков. Как же ты можешь находиться в моей Другой Памяти, где я могу тебя найти, как бы глубоко я ни копала?
Она взглянула на странные тела червей, словно где-то на них запечатлелось лицо женщины-мученицы.
Но ведь я же здесь, просто ответила Серена. Древний голос не сказал больше ничего, но Шиана понимала, что лучшего ответа не дождется.
Пройдя мимо ближайшего червя, Шиана провела рукой по шероховатому сегменту. Она чувствовала, что черви мечтают о свободе, они хотят найти открытый простор, где могли бы совершать дальние походы, где могли бы захватывать свои территории и устраивать битвы за них и распространять свое господство.
День за днем Шиана наблюдала их жизнь с галереи. Она видела, как черви кружат по отсеку, определяя его границы, зная, что должны ждать… ждать! Ждатътак же, как футары, меряющие нетерпеливыми шагами свой питомник, как беженки Бене Гессерит, как евреи, как Дункан Айдахо или Майлс Тег и дети-гхола. Все они заперты здесь, у каждого своя одиссея. Но есть же надежное и безопасное место, куда они наконец придут.
Отыскав ржавое пятно на песке, Шиана наклонилась и собрала меланжу в свою герметичную корзину. Эти черви производили мало пряности, но поскольку она была настоящая и свежая, Шиана оставляла большую ее часть для своего собственного потребления. Несмотря на то что полученная в аксолотлевых чанах меланжа была химически идентична природной, Шиане недоставало, помимо всего прочего, непосредственного контакта с червями, хотя, конечно, все это было лишь плодом ее воображения. Пряность есть пряность. Преимущество природной меланжи было действительно плодом ее воображения. Как Серена Батлер? Или Сайадина Рамалло?
Черви отступили и принялись зарываться своими большими телами в песок, а Шиана продолжила сбор пряности.
В медицинском центре – или, лучше сказать, в камере пыток! – раввин стоял на коленях рядом с большим женским телом и, как он часто это делал, горячо молился.
