— Говорят, с юга надвигается ужасный шторм, — сказал Найджел.
Только по прибытии в Англию они узнали о разрушительном урагане, который обрушился на Галвестон через день после их отбытия — скорость ветра 135 миль в час, город под водой, шесть тысяч погибших.
— Мы убрались как раз вовремя, — сказал Найджел.
— Да, нам ужасно повезло.
— Да, но посмотри на Льюиса — у него развилась неврастения.
— В чем дело, Льюис?
— Начнем с того, что шесть тысяч человек погибли, — сказал Льюис.
— В Индии это происходит постоянно, — ответил Найджел. — Таков мир, в конце концов.
— Да, Льюис, где бы ты ни жил до того, как эта страшная бомба принесла тебя к нам.
В конце концов, Вебб Траверс направился к десятнику выработки «Литл Хеллкайт». Вейкко и его братки-олухи устроили ему вечеринку, и, как всегда, это напомнило ему, что питье всю ночь картофельного спирта — развлечение не для всех. К счастью, еще не было снега, иначе повторилась бы прошлая зима, когда он позволил финнам уговорить его надеть пару лыж и пойти за Контрабандистом в огромное полуразрушенное здание, известное как Большой Слон — он до смерти испугался, как любой человек в здравом уме, и все присутствовавшие с облегчением вздохнули, когда он безопасно упал на снег, не сломав себе ни одну кость и не поскользнувшись.
Казалось, сейчас он мог найти общий язык с кем угодно, кроме двух женщин из его собственной семьи, которые должны были быть для него важнее всех, словно его место сейчас было с парнями, находившимися в бегах, словно шансы снова встретиться были выше здесь, чем в домашнем интерьере. Когда он заглянул в дверь, всё быстро пошло наперекосяк. Лейк ушла и не вернулась. Он подождал сутки, и, наконец, перед третьей сменой, она показалась во тьме с пачкой долларовых купюр.
— Где ты была, мисс? Где ты это взяла?
— В Силвертоне. Поставила на бой.
— Из каких средств?
— Копила деньги — стирала белье.
— И кто там снова дрался?
— Пожарный Джим Флинн.
— И с кем?
— Энди Маллой.
— Оставь это, дитя, послушай, на боях Энди и, тем более, его брата Пэта золотых монет не заработаешь. Его бой с пожарником — самое большое в мире несоответствие, может быть, придумаешь какую-нибудь историю получше?
— Я перепутала, мексиканец Пит Эверетт.
— С кем ты там была?
— Рика Треморн.
— Девочки Флорадоры. Ее родители об этом знают?
Лейк пожала плечами:
— Думай, что хочешь.
Опустила лицо, отвела взгляд, словно в каком-то непередаваемом горе, никак не сочетавшимся с тем безоблачным видом, который привлек его на первых порах.
— Дитя бури, — почти шепот на общем уровне шума.
Отчаянный взгляд на его лицо. Словно она была одержима чем-то, что знала и чего боялась с тех пор, как вещи получили имена.
— Па, что, черт возьми, это значит? — она хотела, чтобы ее голос звучал более уверенно, но сейчас она была напугана, увидев, что он отворачивается от нее к кому-то другому...
— Посмотрим, как долго ты сможешь одна продолжать забастовку. Дитя бури. Ладно. Пусть чертова буря защищает тебя.
О чем он говорил? Он не смог бы объяснить, хотя здесь не было ничего таинственного. Не так давно во время смены в Лидвилле на холодном штормовом, словно зимнем, ветру, с никогда не прекращавшимися молниями... он четко увидел ее юное лицо, то, как неистовый ветер развевает ее почти белые струящиеся волосы, обрамляющие маленькое лицо, словно это тот самый ветер, хотя в маленькой лачуге не было ни малейшего сквозняка. Под черным небом апокалипсиса. Он почувствовал что-то в хребте, словно знак, что его скоро ударит молнией.
Только позднее он понял, что это страх. Страх перед этим привидением женского пола, которое, кажется, еще вчера чумазой замарашкой кривлялось у него на коленях.
— Ты сошел с ума, па?
— Здесь не приют для шлюх.
Во все горло и почти дрожа от удовольствия осознания того, что он не мог ничего сделать для того, чтобы это остановить. В равной мере ему нравилось и обвинять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Приют? Кому когда ты предоставил приют? Ты не можешь дать приют собственной семье, ты не можешь найти приют даже для себя, жалкий сукин сын.
— О! Отлично, вот именно…
— Он занес сжатую в кулак руку.
Мэй как раз собиралась закурить трубку, ей пришлось ее отложить и снова притащить свои старые кости на родео:
— Вебб, пожалуйста, попридержи лошадей, Лейк, объясни всё толком. Разве ты не понимаешь — она не сделала ничего плохого.
— Была в Силвертоне неделю, вернулась с деньгами, которых хватит на год аренды, жена, над чем мне здесь прикажешь посмеяться? Похоже, у нас тут дебютантка Блэр-Стрит.
Он пустился за ней вдогонку, Мэйве пришлось взять совок, и, в конце концов, они по разным причинам наорали на нее, чтобы она убиралась из дома. В этом вопросе она была с ними полностью согласна.
— Я такая плохая, — повторяла про себя она, но не могла в это поверить, пока снова не оказалась в Силвертоне, где плохая девочка смогла обрести себя, словно вернулась домой, к своей настоящей семье. Просто маленькая сетка улиц на зеленой равнине под горными пиками, но для порока это был один из величайших магаполисов на земле Дрожь Иисуса. Шестьдесят или семьдесят салунов и двадцать борделей только на одной Блэр-Стрит. Выпивка-азартные игры-совокупления двадцать четыре часа в сутки. Отмена? Какая отмена? Она курила опиум с китайцем, который приходил стирать белье девочек. Ее использовали иностранцы из далеких заморских краев с опасными вкусами, а также — отечественные американские растлители детей, насильники жен, республиканцы — сложно было сказать, кому — ей или Рике — было более всё равно, с кем подниматься наверх. Они как-то скользили сквозь эти ночи, словно под сверхъестественной защитой. Они научились не встречаться взглядами, потому что тогда они обязательно начинали смеяться, и у некоторых посетителей это вызывало приступ ярости. Иногда они просыпались в маленькой тюрьме и слышали обычные проповеди всегда нахмурившейся жены шерифа. Так продолжалось до тех пор, пока не начинало ощущаться дыхание зимы и перспектива падения снега с крыш не заставляла всех дам на бульварах осуществлять сезонные перестановки.
Однажды Лейк вернулась в лачугу, чтобы забрать некоторые свои вещи. В доме эхо заброшенности. Вебб был на смене, Мэйва ушла по повседневным делам. Все ее братья давно разъехались, больше всего она скучала по Киту — они были самыми младшими, им было присуще некое своенравие, тоска по невообразимой судьбе, или, возможно, всего лишь упрямое нежелание примириться с повседневной жизнью других.
Она представляла, как берет динамитный патрон и поджидает Вебба однажды на дороге. Бросает патрон в него, сама остается невредимой, словно в колыбели — в нише отвесной скалы, а он — крохотный, незащищенный, далеко внизу. Вставляет детонатор, поджигает бикфордов шнур и отправляет динамитный патрон в долгое виражное пике, он оставляет за собой след из искр, падает из зоны солнечного света в зону теней, и старый сукин сын будет стерт в осадок из грязи, камней и пламени, в глубокий раскатистый крик смерти.
Мэйва знала, что она там. Может быть, ее покупные духи, может быть, что-то не на своем месте, может быть, она просто знала. Ей было ясно одно — нужно попытаться спасти хотя бы одного из своих детей.
— Вебб, я взялась за нее. Понадобится больше времени.
— Отпусти ее.
— Как я могу оставить ее там, во всем этом?
— Ей почти двадцать, она уже способна, черт возьми, о себе позаботиться.
— Там война, никто ничего не может сделать — только уйти с дороги.
— Она в тебе не нуждается, Мэй.
— Это в тебе она не нуждается.
Они посмотрели друг на друга, смущенные.
— Конечно, вперед. Это будет целая чертова игра в покер. Я тут присмотрю за хозяйством, не то чтобы я не знал, как это делается. Вы там со шлюхой прекрасно проведете время.
