— Вебб.
— Езжай, не мешкая.
— Это будет всего лишь...
— Когда решишь вернуться, не шли мне телеграммы, я буду здесь неподалеку, просто сделай мне сюрприз. Или, скорее, не делай.
Где-то вдали ставили штампы. Вереница ишаков кричала на склоне холма. Национальная Гвардия над перевалом стреляла из пушки, чтобы сдерживать граждан. Вебб стоял посреди лачуги, его лицо было словно каменным, солнечные блики касались его ног, такой спокойный.
— Такой спокойный, — вспоминала потом Мэйва, — это был совсем не он, на самом деле это было что-то, во что он превратился, и в дальнейшем он не был ничем другим, я должна была знать об этом тогда, о, дочка, я должна была...
— Ты ничего не могла сделать, — Лейк сжала ее плечо. — -Это было уже не за горами.
— Нет. Ты, я и он — мы могли собраться вместе, Лейк, переехать в город, куда-то, куда эти люди не ходят, в место, о котором они даже не знают, спустились бы с этих проклятых Богом гор, нашли бы клочок земли...
— И он все равно нашел бы способ все угробить, — лицо Лейк было одутловатым, словно она только что очнулась ото сна, о котором никому не может рассказать, старше, чем мать привыкла ее видеть. Более пустое.
— Я знаю, ты говорила, что не скучаешь о нем. Но да поможет тебе Бог. Как ты можешь оставаться вот так? Непрощенная и все вот это?
— Мы никогда не были так уж важны для него, мама. У него был его чертов всемогущий Профсоюз — вот что он любил. Если он любил хоть что-то.
Если это была любовь, она была не очень-то взаимной. У Вебба больше не было маски почтенного отца семейства для прикрытия, поэтому он обратился за помощью в Ячейку 63, которая, встревожившись из-за неистовства его стремления, решила, что он должен держаться на расстоянии от Профсоюза, и предложила ему на некоторое время перевестись в Анкомпагре на шахту Торпедо. Здесь он встретил Дойса Киндреда, который в некоторой спешке покинул Гранд-Джанкшн и нанялся в Торпедо, словно работа за деньги под землей могла спрятать его от недавно проявившегося интереса властей к его персоне.
Дойс был одним из этих Хлипких Юношей, которые намного больше боялись судьбы, очевидно ожидавшей заморышей в этой стране, чем физического перенапряжения, которое могло им помочь закалиться и этой судьбы избежать. Хоть он и получил самообразование в сфере Нагрузки, он всё еще был поглощен старой обидой, что делало неизбежным позднейшее переизлучение, на другой физической частоте — флуоресценцию мстительности. Обычно он думал об этом как о необходимости преодоления любого препятствия независимо от его масштаба — от распиливания доски до работы в забое.
— Скорее бы поработать на глубине, — бормотал Дойс.
— Здесь нет контрактной системы, — сказал Вебб, который оказался поблизости, работая с домкратом. — Бастовать бесполезно, некоторые погибают за это.
— Ничего личного. Кажется, работа так или иначе закончена.
Их разговор прервало появление загробной фигуры в трехдолларовой пиджачной паре. Дойс бросил горящий взгляд на Вебба.
— Что это? — спросил Вебб.
— Я не знаю. Смотрит на меня странно, и все говорят, что с ним нужно быть настороже.
— С ним? Это Эйвери.
— Говорят, шпион компании.
— Здесь это — синоним Инспектора. Не волнуйся слишком сильно — парни нервничают, им скоро спускаться в шахту... Но ты всё это знаешь, ты ведь говорил, что работал в Бьютте?..............
— Не я.
Недоверчивый взгляд:
— Зачем ты это сказал?
— О, знаешь, ты — новичок здесь, бывают разные истории, — чтобы успокоить мальчика, Вебб положил руку на его плечо, и не почувствовал или предпочел не заметить дрожь Дойса. Тем или иным способом разогнав всю свою семью, Вебб присоединился к компании тех, кто утратил рассудительность и попал под действие чар Дойса Киндреда, к их последующему великому сожалению.
Спустя несколько ночей он наткнулся на юного Киндреда в «Бобровом салуне», тот играл в покер с занимавшими весь стол откровенно беспринципными джентльменами. Вебб подождал, когда юноша сделает паузу, и сделал несколько кратких замечаний:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как идут дела сегодня?
— Ровно.
— Ночь только началась. Не хочу, чтобы ты стал рыбой на этом столе.
— Я и не стану. Рыбой станет вон тот человечек в очках.
— Полковник? Господи, сынок, он приехал сюда в отпуск из Денвера, потому что там ему больше не разрешают играть.
— Что-то не заметил возле него горы долларов.
— Он их себе набурит «кротовьи норы». Следи за его сигарой, сейчас он выпустит большое облако дыма, и — вон, видишь это?
— Ха, вот так штука.
— Твои деньги, конечно.
— Спасибо, мистер Траверс.
— Можно просто Вебб.
— Вы делали это когда-нибудь раньше, мистер Киндред?
— Если вы имеете в виду, что нужно попытаться убедить их солидаризоваться с позицией клиента...
— Скажите это один раз, когда они захотят выйти на новый уровень.
— Это они сказали?
— Они сказали: представим, что это — животное, кусается или лягается всю дорогу, твои действия?
— Я передам это живое существо кому-то, кому всё равно, и уеду.
— Здесь все видят разницу, — сказал представитель компании, тихо, но с каким-то раздражением.
— Вы... не собираетесь сказать мне вслух, чего вы хотите?
— Может быть, нам интересно, сколько вы способны понять сами, мистер Киндред.
— Конечно, это называется «инициатива». Тогда этот случай должен предусматривать Плату за Инициативу.
— Да? Поездка в пригород....?
Оказалось, Дойс знал больше, чем от него ожидал репортер, о том, что готова позволить компания:
— Конечно, если у вас нет распорядителя кредитов, мы можем вас познакомить с одним, бросайте эту привычку ездить на границу Техаса, стоимость билета в Монтроз плюс мои проценты, или еще немного больше, выгоним его из штата и вы никогда его больше не увидите. Сэкономьте немного денег, потом еще могут возникнуть неприятности...
— Должен отдать вам должное — никаких неприятностей нет.
Дойс мог это оценить:
— Я вас слушаю.
— Нервы и инициатива, мистер Киндред, это разные вещи.
Они договорились о сумме.
Правая рука Дойса Слоут Фресно был почти в два раза его больше и считал, что это Дойс — его правая рука. Это был не первый раз, когда они пригодились Ассоциации собственников шахт. Охрана шахт, нечто такое. У них была репутация стойких людей, которые не разговаривают с теми, кого не знают. В салунных потасовках они дрались спина к спине, каждый думал, что защищает другого, из-за чего против них выступить было намного сложнее.
Они впервые встретились в Крипл-Крик во время предыдущих волнений, в 1895 году или около того. Слоут как раз начал карьеру разыскиваемого и явно чрезмерно практиковал то, что тогда называлось «кражей мусора» — записывался в Армию, получал премию, дезертировал, появлялся на другом посту, записывался, получал премию, дезертировал, и всё это — на оккупированном Западе, который тогда был для военных таким же источником беспокойства, как сам Джеронимо, чье неприглядное обличье прикрепляли кнопками во всех салонах от форта Блисс до Кер-д'Алена. Забастовка в Криппл могла показаться Слоуту безрассудным шансом вернуться в лоно закона и порядка. Это, должно быть, сработало, потому что с тех пор его с Дойсом считали достаточно надежными для постоянной работы, иногда им даже оплачивали проезд на поезде в ближайшие окрестности, кишевшие еще не разбитыми головами анархистов.
— Держись от меня на расстоянии, старина, смотри в оба, что там сзади, если они меня схватят, что тогда будет с тобой? — эти замечания Дойс научился игнорировать, хотя иногда — с трудом. С конкретной привязкой к Веббу Траверсу:
— Займись стариками, оставь молодое мясо Большому С, он его разделает без суеты, прежде чем ты глазом успеешь моргнуть.
Хотя Слоут, честно говоря, был склонен к патетичной настороженности, которая росла в нем, пока он наносил вред (не обязательно боль, черт, любой обычный день — это боль, не так ли), а Дойс, со своей стороны, находил развлечение, а со временем — и смысл в сфере психологического превосходства, он славился тем, что мог испугать целый отряд, не вынимая руки из карманов...Некоторые называли это гипнозом, но что бы это ни было, по словам очевидцев, пока вы не увидите эти змеиные глаза, так ярко сияющие в тени полей его шляпы, уставившиеся на вас, вы еще не встречали действительно заядлого головореза.
