Прощальные слова и полные тоски взгляды… Неделю назад они стояли насмерть единой стеной, закрывая собой проход через ущелье, теперь они станут врагами. Они прощаются насовсем, и не дайте боги им встретиться еще раз! Потому что произойти это может теперь лишь на войне. По разные стороны команды «в атаку!»… Изуродованное лицо Альярге – не безобразной раной, полученной ею, а страшной, немыслимой потерей, – принцесса Эльверго все понимает и молчит, ей нечего сказать. В потухших карих глазах – сочувствие.
Орим подается вперед, и стена лопается, острые осколки впиваются в душу, режут по живому. И такая надежда дрожит в его голосе…
– Идем с нами! Ирган отнял все, Эрид, что вообще у нас осталось кроме нашей дружбы?! Пожалуйста, идем со мной! – никогда этот замкнутый человек не говорил с такой горячностью. И никогда не был так откровенен. Даже с Эридом.
Пзардеец молчит, подступивший к горлу ком не дает говорить. Но этого и не нужно, Орим и так понимает. Он всегда понимает без слов… Он встает и уходит. И что-то очень важное уходит вместе с ним.
А спустя два года после Тавы это все-таки случилось. Рыжая Тиол смеялась в лицо, переплетая дороги… Стычка двух отрядов произошла на берегу Рионы, чуть восточнее границы с Дионом. Небольшая, людей с обеих сторон – меньше сотни. Проклятье, проклятье, проклятье!.. Какой был шанс, что они оба окажутся там?!
Их разделяли несколько десятков агмов и незримая стена, которая за это время стала незыблемой. Долгий взгляд, невысказанные слова… Замешательство стоило Ориму жизни. Эрид успел увидеть, как арбалетный болт, выпущенный кем-то из эверранцев, торчит у него из груди – напротив сердца. Орим обрушивается вниз, под копыта степных коней.
До конца жизни Эрид из Эверры будет благодарен одному из «лошадников» – высокому мужчине со спокойным, неподвижным лицом и риодским диском на груди – за меткий выстрел, благодаря которому стражнику не пришлось увидеть последнюю агонию самого близкого ему человека. Сокрушительный удар, длинное древко, оперенное соколиным пером…
И сколько б ему ни осталось теперь, Эрид никогда не простит проклятую ведьму Анатэ, которой неизвестно в который раз зачем-то понадобилось вытащить его с того света. А то сидели б сейчас с Оримом – хоть в пекле, хоть в Небесных горах, разливали бы на двоих… Вино, нектар, кипящий свинец – кому какое дело?.. И не было бы сегодняшней ночи, не было бы насмешливого лица Эйверика Аритена, который не стоил всего этого! Он ничего не стоил.
Эрид споткнулся, налетев на какую-то корягу, огляделся. Над лесом пожаром занимался восход. Нужно было вернуться в трактир, написать обо всем хранителю, а дальше… Что делать дальше, стражник не знал.
Ренен, младший командир восьмого отряда столичной стражи. Эверран, окрестности Орта
А бесы б драли регента с его указами! Усиление патрулей, увеличение зоны патрулирования… Ну кому это надо-то – таскаться восьмые сутки по этим канавам?! Что они тут найдут, если ни один уважающий себя преступник сюда просто не сунется? Перекрыть дороги – и дело с концом! Но нет ведь… И почему вообще столичная стража должна патрулировать местность в шести десятках аттов от столицы?
Ренен с досадой пнул сухой корень, о который едва не споткнулся, и пошел к костру, где сидел порядком замученный жизнью часовой.
– Рен?
Нет, мать вашу, мифические наемные убийцы, которых вся стража высматривает вот уже месяц кряду!..
– Можешь идти, я сменю.
Даже в темноте было видно, как засияла его физиономия. С тех пор, как отряд Тавена разделился и они лазили по округе всемером, ребята здорово недосыпали. Вообще, младший командир Ренен имел в подчинении десяток, по старой памяти часто именуемый «крылом», но двое его парней остались в столице: один ранен, второй умудрился где-то подцепить лихорадку – а еще одного Тавен временно перебросил к Лансу, у того вообще пятерых не хватало. Нет, в общем, правильно, что разделились: толку-то таскаться всей оравой?.. Жаль только, что Карра, единственная в отряде женщина, осталась с командиром… Она одна тут пристойно готовила, а теперь приходилось давиться бес знает чем.
– Фляжку-то оставь! – окликнул Рен наладившегося уйти часового. Поймал на лету и приложился к горлышку. А славное винцо, надо признать!
Он поскреб неприятно саднящий порез на подбородке: умудрился вчера обзавестись им, когда брился. Да, Ренен делал это, даже если уходил в патруль: ненавидел обрастать. И не потому, что оно ему так уж не шло или мешало… У многих, кого знал стражник, борода росла или клочками, или слишком высоко, а у Рена с этим все было в порядке. Да и смотрелось бы с ней куда солиднее, а то он и на свои двадцать выглядит разве что с большой натяжкой! Но смотреть в зеркало и видеть там копию господина Орила? Увольте! Между тем, чтобы выглядеть мальчишкой, и тем, чтобы еще больше напоминать себе виконта, Рен, не задумываясь, выбирал первое. Хотя сходство и без того невероятное. Радует, что ограничивается оно одной лишь внешностью.
Он привычно одернул себя и постарался запихнуть поглубже совершенно бестолковую, детскую обиду. На что ему жаловаться, все получилось куда лучше, чем могло бы! Не будь Ренен бастардом, жизнь его сложилась бы совсем иначе. Служил бы сейчас в столичной гвардии, лизал бы сапоги этому уроду, Эльвинару. Туда ведь только дворян берут со времен переворота… Уж лучше таскаться по колено в грязи в компании несусветного сброда, именуемого столичной стражей! Честное слово, эти куда больше похожи на нормальных людей и куда меньше – на отца и его окружение.
Рену вспомнилось лицо виконта, когда он узнал, что тот поступает на службу к господину Арвину – командиру эверрских стражников, и на губах против воли нарисовалась шальная улыбка. Хоть господин Орил и не признал сына, секрета из их родства он не делал. А положа руку на сердце, и не смог бы, потому как, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, выглядят они почти одинаково. Ну разве что в угольно-черных волосах отца уже запуталось несколько серебристых прядей да обозначились жесткие морщины у рта. Так что не скроешь!.. О, каким позором для него было то, что Ренен оказался в этой «шайке отребья»! Виконт презирал стражников скопом, без разбору. А уж господина Арвина и вовсе – люто ненавидел. Когда Рен еще мальчишкой осмелился спросить о причинах, господин виконт с час плевался ядом, описывая многочисленные пороки главы столичной стражи, но по существу так ничего и не сказал. Однако были у
