Экипаж вывернул с аллеи и направился к дому. Рейчел улыбнулась.
— Прекрасно сделано, сэр. Я чуть не совершила огромную ошибку, выразив миссис Мейтленд сочувствие по поводу неприятного характера её старшей дочери. Она всецело винит себя, но зря. Я совершенно уверена, что она понятия не имела, кто прибыл в её дом.
— Да, она не знала, — подтвердил виконт. — И была так же ошеломлена, как и я, когда вы покинули зал под руку с сэром Генри. Не успел я подойти к девицам Мейтленд, чтобы выяснить, находится ли жена баронета под той же самой крышей, как подошла миссис Мейтленд и задала тот же вопрос. Может, миссис Мейтленд властная и прямолинейная особа, но с головой у неё всё в порядке. Она сделала правильно.
Виконт блаженно улыбнулся.
— Никогда не забуду заключительную часть обличительной речи, которую она обрушила на старшую дочь: «Арабелла, в твоём характере есть сторона, которая безмерно огорчает меня. По причинам, известным только тебе самой, ты оскорбила гостя в моём доме, что простить будет нелегко. Не в пример тебе леди Линфорд была лишена многих привилегий, дарованных благородным дамам, и всё же я ни разу не видела, чтобы она вела себя с меньшим достоинством, чем положено. Ты поступила бы очень разумно, если бы отбросила воображаемые обиды и последовала примеру своей сестры, взяв за образец виконтессу Линфорд».
Рейчел чувствовала, что не заслуживает такой похвалы, но тем не менее, была приятно польщена. Однако тут же спохватилась.
— Доминик, почему вы не сказали мне, что моя мать жива? — спросила она, не сумев сдержать упрёка в голосе.
— Сначала я думал, что вы знаете, а когда понял, что вас дезинформировали, ждал подходящего случая.
Понимающая улыбка промелькнула у неё на губах. Да, он с ужасом думал о необходимости лишить её иллюзий. И, кроме того, вряд ли она ему тогда поверила бы.
В самом раннем возрасте она создала мифическое существо, наградив его именем «мама» и всеми возможными добродетелями. В её фантазиях, отец всегда выступал негодяем, мать — святой героиней, единственным прегрешением которой была любовь к другому мужчине.
Какой же идиоткой, она была все эти годы! Но сегодня её глаза открылись. Её мать, легкомысленное, эгоистичное существо, вряд ли можно оправдать. Видимо, у отца были причины так вести себя, и когда-нибудь Рейчел сможет простить его.
Она тихо вздохнула.
— Я знаю, что должна бы радоваться встрече с матерью, Доминик, но не испытываю никакой радости. Я чувствую лишь стыд. Вот уж наградил меня Господь родителями!
— Но вы-то совсем не такая, Рейчел, — возразил он. — Вы не похожи ни на кого из них. И не будьте слишком строги к своей матери. Она совершила серьёзную ошибку, выйдя замуж за вашего отца. Вода и масло не смешиваются. Вы же не хотели бы, чтобы она расплачивалась за ту ошибку до конца своих дней?
Рейчел не ответила, не смогла ответить. Её раздирали противоречивые чувства, мысли бешено кружились. Она упорно смотрела в темноту за окном и до самого дома не произнесла больше ни слова. У подножия лестницы она пожелала мужу спокойной ночи и медленно поднялась в свою комнату.
Аккуратно повесив в гардероб новое платье, и надев ночную сорочку, она села за туалетный столик и стала вынимать из волос шпильки, затем взяла серебряную щётку и провела ею по огненным кудрям, блестевшим в свете свечей не менее ярко, чем весёлое пламя в очаге.
Она смотрела в зеркало, но не своё отражение видела в нём, а лицо увядшей красавицы, чьи зелёные глаза светились эгоистичным безразличием — холодные, бездушные глаза.
Рейчел крепко сжала веки, и видение исчезло, но правду стереть было не так легко. Леди Эмили Фотерингейл — её мать. Но неужели она искренне верит, что может появиться после более чем восемнадцатилетнего отсутствия и завоевать любовь дочери? Ироническая улыбка появилась на губах Рейчел. Вряд ли эту даму вообще волнует, любит её дочь или нет.
Странно: осознав это, Рейчел почувствовала укол боли, но отказалась предаваться унынию и жалеть себя. Ей посчастливилось встретить в жизни чудесных людей, любящих и искренне заботившихся о ней. Разве можно было найти лучшую приёмную мать, чем леди Анна Нортон! А друзья, истинные и верные: милая леди Барнсдейл, маленькая Люси… и Доминик.
Рейчел посмотрела на закрытую дверь, соединявшую роскошные супружеские спальни. Чуть раньше она почти неосознанно отметила, что он вошёл в свою комнату. Теперь она ясно слышала его передвижения.
Как приятно, как спокойно сознавать, что он там, всего в нескольких ярдах от неё: всегда на страже, всегда готов войти, если она позовёт, если будет нуждаться в нём. И он действительно необходим ей, она не раз обращалась к нему за утешением и поддержкой, словно это самая естественная вещь!
Да… вот она, простая правда, поняла она вдруг с пугающей ясностью: она действительно обращается к нему в трудных случаях, доверяет ему, нуждается в нём. Невозможно и дальше игнорировать сладостно-горький приговор сердца. Потихоньку, почти незаметно она безумно влюбилась в человека, которого раньше порочила.
Если бы эта мысль не была столь болезненной, она бы рассмеялась над иронией судьбы. Ещё ребёнком она любила его. Но любовь, которую она испытывала теперь, не шла ни в какое сравнение с тем идолопоклонническим чувством. О, теперь она не слепа, она прекрасно видит его изъяны. Виконт Линфорд — не рыцарь в сверкающих доспехах. Он просто мужчина, со всеми мужскими достоинствами и недостатками. Но все равно самый благородный человек.
А такой человек пожелал бы, чтобы она осталась в Линфорд-холле? Ответ пришёл немедленно. Конечно, да! И совершенно ясно теперь, что это его истинный мотив, именно поэтому он привёз её в Гэмпшир. Вероятно, из-за слишком строгого представления о рыцарском благородстве — ведь только благодаря её деньгам он смог сохранить дом своих предков — он предлагает ей возможность остаться его женой.
Какой же идиоткой, надо быть, чтобы не понять это давным-давно! Все эти месяцы виконт был сама доброта и предупредительность, и она уверена, что его нежность искренна. Но нежность и долг — жалкие заменители того, чего она страстно жаждет: его любви.
Нет, на таких условиях она не может остаться. Её губы чуть скривились в иронической усмешке. Как он совершенно верно заметил, она не похожа на свою мать, она никогда не станет строить своё счастье за счёт чужого несчастья. Да и вряд ли много счастья, напомнила она себе, в браке, где любит лишь один.
Почувствовав вдруг безмерную усталость, она наклонилась, чтобы задуть свечи, и что-то блеснувшее в их свете привлекло её внимание. Подняв руку, она почти благоговейно коснулась драгоценных сверкающих камней, обвивавших её шею. И этот его добрый жест она истолковала неверно… Не прощальный дар, а действительно знак искреннего уважения. Но не знак любви…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
