Бррр!
Вадим Токмаков провел рукой по короткому ежику волос, взбодренных перед вылетом из Питера «французской» стрижкой. Ладонь ощутила легкое покалывание. В страшные, героические, лязгающие гусеницами и затворами времена так поголовно стригли зэков. Учитывая недружелюбное отношение капитана Токмакова к товарищам Марксу и Ленину, и ему могли сделать бесплатную прическу: лет на двадцать.
Щедрой рукой сеятеля лагеря ГУЛАГа были рассыпаны по огромной, во всю стену, карте Советского Союза, перед которой Вадим сейчас стоял. Слева, из простенка, на него дружелюбно уставилось остренькое рыльце пулемета «максим», состоявшего на вооружении с русско-японской войны 1905 года вплоть до поражения Советской армии в холодной войне 1945–1991 годов.
Оттуда же, слева, пулеметной скороговоркой частил бодрый старикан, подтверждая, что есть еще порох в пороховницах:
– Лес рубят – щепки летят! Да, случались, конечно, судебные ошибки, и один-два товарища, которые ни сном ни духом, могли, это самое, попасть, ну, туда. Но в основном, да, в местах трудового перевоспитания находились троцкисты, зиновьевцы, вредители и прочие жидомасоны, которые потом и сделали эту перестройку по указке из центра мирового сионистского заговора!
Ветерана сочувственно слушали музейные смотрительницы и несколько бедно одетых подростков, которых тот и привел в бункер Сталина для идейно-просветительной работы.
Музейный сквознячок, любовно овевавший пулемет «максим», доносил слева опрятный запах веретенного масла, свидетельствуя, что матчасть находится в боеготовном состоянии, и если что – еще сможет послужить…
С другой же стороны Вадима Токмакова окутывали нежнейшие парфюмерные ароматы французского происхождения. Там, справа, находилась весьма бестолковый экскурсовод по бункеру Сталина, призер конкурса «Мисс бюст» Людмила Стерлигова. Это она привнесла под толстые своды бункера, способные выдержать прямое попадание 250-килограммового фугаса, легкомысленные запахи цветущего луга.
К сожалению, в единоличном наслаждении этим лужком со всеми его ароматами Вадиму Токмакову было отказано: на встречу Людмила пришла с маленьким, тощим белобрысым созданием, неохотно отзывавшимся на имя Кирилл.
– Хотела подбросить его маме, – с извиняющимися нотками в голосе объяснила Стерлигова, – а та вдруг… ну, приболела.
– Бывает, – вздохнул Вадим и нагло соврал: – Так нам будет даже веселее.
Это было опрометчивое заявление. Характером ребенок пошел не в маму. Никакой открытости и душевной теплоты. Шестнадцать кило – на большее он вряд ли тянул – подозрительности, мрачного недоверия, неуемной тяги подслушивать чужие разговоры и куда не нужно совать свой курносый веснушчатый нос.
Вадим подумал, что в отчете по командировке обязательно укажет координаты паренька, по всем личностным характеристикам подходящего для работы в структурах «гестапо», иначе говоря, службы собственной безопасности. Там нужны такие мальчишечки – продолжатели дела Павлика Морозова, «вломившего» родного папашу.
Ну а между тем мальчишечка, не ведавший о благих намерениях Токмакова, пакостил ему в меру сил и возможностей. Главным оружием шестилетнего Кирилла были плаксивые завывания, обрывавшие разговор взрослых на самом интересном месте. Однако Вадим сильно подозревал, что по дороге к бункеру Сталина шарик мороженого неслучайно запятнал его (Токмакова, а не Сталина) новую дубленку, напоминая расплывшееся пятно крови. Точно так и пустое ведро уборщицы, подвернувшееся Токмакову под ноги в гардеробе, отнюдь не по собственной инициативе подкралось к нему с тыла.
Во время осмотра экспозиции, представлявшей стандартный набор мебели, образцов оружия и снаряжения Рабоче-Крестьянской Красной армии начального периода войны, Кирилл перетрогал руками все витрины, забирался с ногами в кожаные кресла, превратившись в объект особого внимания музейных смотрительниц.
Значительная доза их упреков и педагогических откровений доставалась Вадиму, ошибочно принимаемому за отца:
– Небось у вас в доме он с грязными ногами по мебели не ходит.
Вадим не мог оспаривать это утверждение без того, чтобы не погрешить против истины. У него дома – в Петербурге – «ногами по мебели» ходил изредка другой ужасный ребенок по имени Маша Груздева. Однако при каждом выпаде в адрес Кирилла все чаще вспоминал Токмаков себя – в его возрасте. Действительно, нигде нет житья от этих взрослых. Везде достают и воспитывают, воспитывают!
Одно было плохо: Вадим не представлял, как обращаться к этому пацану. Кирилл – звучало чересчур официально. Кирюха – с некоим алкоголическим оттенком.
Он все еще решал для себя данный непростой вопрос, когда Людмила охрипшим от бесплодных замечаний голосом рявкнула:
– Все, зайка, ты меня достал! Ты ведешь себя как форменный маленький негодяй. Сейчас же отвожу тебя к бабушке, а мы с дядей Вадиком…
В глазах форменного негодяя блеснули слезы:
– Мама, мамочка, ты же обещала мне еще в парк!
– Парк для тех, кто умеет себя вести. И, пожалуйста, не ной. Ты же знаешь, что мое слово твердое.
Из бункера вышли под яркое солнце. Картинно падали снежинки. На тротуаре за идущими оставались цепочки следов. Мальчик семенил между взрослыми, как конвоируемый преступник. Не хватало только браслетов.
– Как же вы закинете его к бабушке, когда та болеет? – после паузы спросил Вадим. – Заразит пацана – хлопот больше.
– Не заразит. Ты тоже так болеешь, если переберешь накануне, – неожиданно переходя на «ты» сквозь зубы ответила Стерлигова.
– А где он, этот парк, куда ты собиралась повести ребенка? – спросил Вадим.
– В Грушинке, – машинально ответила Людмила. – Там чешские аттракционы с августа поставили. Тир, замок Дракулы и… Постой, что ты надумал?
– Давно я, понимаешь, не стрелял в тире, все как-то больше по живым мишеням. А теперь хочу немного оттянуться, – объяснил Токмаков поднимая руку, чтобы остановить машину.
– Стрелять так стрелять, – неожиданно и по-детски беззаботно улыбнулась Людмила. – Я тоже люблю это дело!
По свежевыпавшему снегу протянулись три цепочки следов: большие, средние и между ними маленькие. Оборвались у края тротуара.
3. Канал съема информации
…Людмила Стерлигова жила недалеко от речного порта. Район был престижный и дом новый, точечный, но в остальном – суровый социалистический реализм. Лампочки в подъезде и на этажах не горели, видимо, где-то что-то закоротило. По этой же причине не работал лифт и Токмакову пришлось тащить уставшего Кирилла на загривке.
За день тот неплохо освоил это посадочное место, забыв плаксивые интонации, и теперь оглашал подъезд песенкой, которой сдуру научил его Токмаков:
– Нинка, как картинка, с фраером плывет,
Дай мне, Керя, финку, я пойду вперед!
Без гундосых интонаций голос мальца стал пронзительным, как визг циркулярной пилы. На мгновенье перестав вопить песню, он уточнил:
– Дядя Вадик, а Керя – это я?
– Конечно, – Вадим легко ввел малолетнего в заблуждение. Вот с его мамочкой все будет несколько сложнее.
В крови играли азарт и адреналин, но не могли заглушить легкого беспокойства. Почему-то Вадиму казалось, будто сейчас, после целого дня в обществе мамы и сына Стерлиговых, он дальше от поставленной цели, чем был безумной ночью пятницы – ночью конкурса «Мисс бюст». В чем же он допустил ошибку, действуя точно по инструкции незабвенного Лелика из «Бриллиантовой руки»: «дитям – мороженое, бабе – цветы»?
«Баба» легко поднималась впереди, «дитё» сидело на загривке, – так в чем же промах? Цветов, правда, не было, командировочные не позволяли. Отсутствие цветов восполняла душевная теплота. К сожалению, она не могла заменить командировочные.
Вошедший в роль наездника Керя вновь завел боевую песнь, чтобы соседи по лестничной площадке не скучали:
– Поинтересуюсь, что это за кент?
Ветер в дуле свищет,
Нинка, – это мент!
«В данном случае разведчик на чужой территории», – мысленно уточнил Вадим Токмаков, поднимаясь вслед за женщиной на площадку седьмого этажа. С такой маленькой коррекцией «старая песня о главном» обрела современное звучание.
Каким будет продолжение, а главное – финальный куплет? В первоисточнике менту, получившему в лице Нинки-картинки добровольную помощницу в преступной среде, отчетливо светила финка.
– Вот мы и пришли, – сказала Людмила Стерлигова, открывая дверь замысловатым ключом.
Помня о Кере на плечах, Токмаков переступил порог, присев на полусогнутых.
Да тот и не позволил бы о себе забыть! Едва переведя дух, сразу подтащил к креслу у телевизора, где расположился Вадим, ящик с игрушками. Мальчик выкладывал на ковер свои сокровища: модельки автомобилей и роботов-трансформеров, груду пистолетов. Все игрушки были дорогими. Оловянных солдатиков в ящике не оказалось. Только пластмассовые индейцы ненатурального цвета, будто опоенные денатуратом, придающим коже синюшный оттенок. Но за неимением гербовой пишут на простой…
