Когда паром доставил нас к берегу, я почувствовала, что у меня поднимается температура. Паром подошел к старому каменному причалу. Чайки, мирно сидевшие на краю, взмыли в небо. Я увидела белые домики по берегу залива, лодки, качающиеся на волнах, и маяк на небольшом выступе, с краю бухты. Калейдоскоп цветов, калейдоскоп воспоминаний…
Наконец, ступив на каменный причал с раскачивающегося парома, я решаюсь сказать Марку.
— Я беременна.
Он обнимает меня, целует в щеку и шепчет на ухо:
— Tu vois, Энни! Это наш второй шанс!
Волна разбивается о причал, и ветер бросает мне на лицо соленые брызги. И я говорю ему:
— Нет, Марк.
Раз мы вернулись, то все теперь по-другому. Все должно быть по-другому.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Тяжело простить — но еще труднее признать то, что, может, и прощать-то нечего. В любом случае тянуть не стоит.
Моя мать наконец-то рассказала мне всю историю до конца.
Когда мой отец сказал ей: «Это не то, что ты думаешь, Элзи», он не лукавил. Он говорил правду.
Это был деловой обед, объяснил он, который запланировал его начальник, а девушка в кафе была их новым клиентом. Когда его босс не появился, она сама села к нему за столик, сказала, что он ей понравился, и предложила выпить кофе.
— Я не хочу этого слышать! — вскричала моя мать.
— Пожалуйста, Элзи, ты должна мне поверить… обязательно должна…
Он отказал девушке, сказав, что женат и что его жена беременна.
— Я не хочу ничего слышать! Я не хочу слышать твои жалкие оправдания!
Он сказал, что любит свою жену.
— Пожалуйста, просто уходи!
Та девушка пришла на похороны. Когда она попыталась подойти к моей матери, то мама отвернулась от нее.
— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — проговорила она.
Но девушка настойчиво последовала за ней до машины.
— Простите! — прокричала она в окно ее авто. — Он сказал мне, что женат, что вы беременны и что он любит вас. Я просто хотела, чтобы вы знали…
Последнее, что видела мама, прежде чем отправилась домой, — это отпечаток руки на стекле той девушки. У мамы перед глазами была только пелена слез.
* * *
Бабушку я видела в последний раз, когда она сидела за кухонным столом и перебирала фотографии из старого пыльного чемоданчика. Она вытаскивала снимок за снимком и складывала их в отдельные стопки, а потом на обратной стороне надписывала каждый своим красивым старинным почерком, тщательно выводя каждую букву, кто запечатлен на них. Это было за неделю до того, как она умерла. Наверное, она знала.
— Это должно быть у твоей матери. Но она не возьмет их, пока нет. Поэтому я отдаю их тебе, Энни.
— А почему ты просто не оставишь их для нее?
— Она еще не готова. Ты же знаешь, как она относится к фотографиям — ко всей этой сентиментальной ерунде. Мы должны дать ей время.
— А сколько ей нужно времени?
Бабушка внимательно посмотрела на меня. Она услышала горечь в моем голосе.
— Больше, чем есть у меня. В любом случае тебе решать, Энни.
Тогда я задумалась, что это значит.
— Вот фотография твоего дедушки.
В руках бабушка держала снимок. Он был перевернут вверх ногами. На снимке стоял торжественный мужчина с темными волосами, в белой рубашке и галстуке. Я хотела взять снимок. Но бабушка продолжала держать его в руке, задумчиво проводя пальцем по лицу мужчины.
— Бабушка?
— Он пришел ко мне через некоторое время после того, как я оставила его и уехала с ребенком, с Элзи…
Я не знала. Бабушка никогда не доходила до этого момента раньше.
— Он хотел, чтобы ты вернулась?
Она кивнула, устремив взгляд в окно.
— Он пришел просить прощения. «Я так виноват, Нелли, так виноват… Пожалуйста, возвращайся домой!» — Бабушка замолчала, покачав головой, снова переживая эту сцену, слыша эти слова. — И я…
Я увидела боль в ее глазах, такую сильную боль, словно все это было только вчера. Я была поражена. Я всегда считала, что бабушка просто вышла замуж второй раз, а потом третий… и четвертый. Без сомнений и сожалений.
— Так что ты сказала?
Бабушка откинулась на спинку стула.
— Я велела ему уходить.
Я снова посмотрела на нарядного мужчину на фотографии, которого никогда не знала.
— Иди домой, Натан. Ты нам не нужен!
Услышав эту фразу, этот тон, с каким она была произнесена, я почувствовала себя как-то неловко. Посмотрев на бабушку в тот самый миг, я увидела взгляд, увидела лицо — лицо моей матери.
— Тогда он сказал мне… Но я была слишком гордой. Я даже не позволила ему войти.
Да, ошибки быть не может. Я заерзала на стуле.
— Что же он сказал?
Бабушка окинула меня невидящим взглядом и печально улыбнулась. Она все еще держала фото в руках.
— Он сказал самые приятные слова, которые я когда-либо слышала от мужчин… Когда я закрывала дверь… Он протянул руку, чтобы остановить меня. Он придержал дверь и произнес: «Нелли, прости меня. Я не знал, чем владею».
Если бы сейчас тут была моя мать, она бы наверняка сказала: «Мам, ты уже нам это рассказывала». Но тогда она была бы не права. Эта история совсем другая. Она совсем не похожа на ту, которую бабушка рассказала, когда я была еще маленькой и мы за кухонным столом играли с ней в карты. Тогда она сказала мне, что ушла потому, что мой дедушка не знал, чем владеет. Поэтому я всегда думала, что это ее собственные слова, что это сама причина, по которой бабушка оставила его.
Но все оказалось совсем не так. Дело было не только в том, что она не смогла простить. Дедушка сказал, что он виноват и не понимал, чем владеет. Он изменился. Но бабушка просто не стала обращать на это внимания.
И все равно она любила его, больше всех, все эти годы.
Только поднявшись из-за стола, чтобы унести с собой чемоданчик с фотографиями, бабушка тихо-тихо проговорила:
— Поезжай в какое-нибудь хорошее место, Энни. Поезжай с твоей матерью…
Только теперь, по прошествии всех этих лет, я понимаю, что она имела в виду. Бабушка вручила мне снимки и доверила сделать первый шаг навстречу матери. А фотографии, ее прах — только предлоги…
Она хотела, чтобы мы были друзьями. Это — ее последнее желание. И его исполнение в моих руках.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Я положила бумажку с предсказанием в бумажник, за кредитные карточки, так же как и раньше. Как и тогда, я решила сохранить его, как память о дружбе с Бетти.
«Не надо себе вредить, чтобы другому досадить, — говорила я Чарли. — Умей прощать и забывать обиды».
Она была моей лучшей подругой.
