ОМ – слово аналогичное. Когда оно произносилось в знак священного утверждения, у всех возникала мысль о ведической Пранаве, но слово ОМ не могло также не вызывать у всех, кто его слышал, мысль о Брахмане в Его тройственном Проявлении и в Его трансцендентном Бытии. Слово akṣaram, означая или «слог», или «нечто неизменное, незыблемое», в сочетании с ОМ также приобретало новую окраску: выражение «слог ОМ» неизбежно обозначало для ведического ума еще и «Брахман, который не подвержен изменению и тлению». То же самое относится к словам udgītha и udgāyati. В классическом санскрите предлоги-приставки глаголов отмерли и носили лишь условное значение или и вовсе не имели никакой силы; udgāyati или pragāyati мало чем отличаются от просто gāyati – все они означают просто «петь» или «воспевать». Но в Ведах предлоги-приставки еще вполне жизнеспособны и могут свободно присоединяться к глаголам или отделяться от них; поэтому они всегда полностью сохраняют свое значение. В Веданте их способность отделяться от глаголов теряется, но они еще сохраняют свою особую силу. Кроме того, корни gī и gā в классическом Санскрите означают «петь», а их значение «идти» передалось родственному им gam; но в ведические времена их употребление в смысле «идти» еще было активным и общепринятым. Они означали также «выражать», «обладать», «держать»; но эти значения, прежде обычные для семьи корней в целом, теперь распределены между отдельными ее членами: gir означает выражение, gṛh – удерживание. Gāthā, gīthā, gāna, gāyati, gātā, gātu означали для ведического ума одновременно и «движение», и «пение», udgītha означало «восхождение, возвышение» и также – «посылание с песнью голоса или души ввысь». Когда ведический песнопевец произносил ud gāyāmi, физически он, вероятно, имел в виду песнь, обращенную ввысь, но у него был и психический образ – образ души, восходящей с песнью к богам и достигающей самоосуществления во встрече с ними, донося до них свое выраженное песнью устремление. Чтобы показать, что эта идея не является современной этимологической фантазией моего производства, достаточно привести свидетельства самой Чхандогья Упанишады из той ее главы, где Бака Далбхья именуется Удгатой Наймишиев, который посредством ведического песнопения доставляет им осуществление их желаний, ebhyaḥ āgāyati kāmān; так, добавляет Упанишада, всякий становится «песнопевцем» желанного и «доставителем» желанного, āgātā kāmānām, кто с этим знанием следует ОМ, Брахману, как Удгитхе.
Таким образом, смысл Упанишады в том, что на слоге ОМ, «технически» называемом Удгитхой, следует медитировать как на символе четырехаспектного Брахмана, имея в виду две цели: «песнопение» во имя осуществления своих желаний и стремлений в пределах тройственного Проявления и духовное восхождение к Самому Брахману, ведущее к открытию и освоению неба за небом и увенчивающееся оберетением Его трансцендентного блаженства. Ибо, гласит она, со слога ОМ начинают песнопение Самаведы – или, в эзотерическом смысле, посредством медитации на ОМ человек осуществляет это восхождение-возвышение души и становится властелином всех ее желаний. Именно с такой позиции и имея в виду такую цель Упанишада рассматривает ОМ. Пояснить природу и деятельность Брахмана, научить правильному поклонению Брахману и медитации на Брахмане, предложить различные средства достижения различных результатов, а также формулы молитвы и медитации – такова ее задача. Всю эту пояснительную работу необходимо проделать опираясь на Веды и ведическое жертвоприношение и ритуал, саму сущность которых составляет ОМ. Поэтому Упанишада, в определенном смысле, является объяснением цели и символики ведического канона и ритуала; она обобщает результаты долгого и напряженного поиска, посредством которого основатели и пионеры Веданты в эпоху, когда скрытый и подлинный смысл Вед был уже в значительной мере поглощен ритуализмом и формализмом конца Двапара-юги, пытались воссоздать свое утраченное наследие – частично за счет обращения к опыту адептов, которые еще обладали древним знанием, частично – на основе традиций великих искателей прошлой юги: Джанаки, Яджнявалкьи, Кришны и других, частично – при помощи собственных прозрений и духовного опыта. Чхандогья Упанишада, таким образом, подытоживает историю одной из величайших и наиболее интересных эпох человеческой мысли.
Сатьякама Джабала
I
История Сатьякамы Джабалы занимает пять разделов – с третьего по восьмой[93] – четвертой главы Чхандогья Упанишады. Чхандогья, по-видимому, является наиболее древней из дошедших до нас Упанишад. Она повествует о Кришне, сыне Деваки, и Дхритараштре Вайчитравирье в такой манере, которая служит подтверждением наших предположений о том, что для создателей Упанишады это были не древние легендарные имена, но реальные живые люди, которые еще недавно ходили по земле.
Ход философской мысли, донесенной до нас Упанишадами, демонстрирует попытку перехода от прежней ритуалистической кармамарги (karmamārga) к свободе джнянамарги (jñānamārga). Согласно сказанному в Гите, то было не новое устремление, но возврат к былой утраченной дисциплине; ибо Шри Кришна говорит Арджуне об истинной или саджняна кармамарге (sajñāna karmamārga), которую он раскрывает перед ним: «Сие есть нетленная Йога, которую я возгласил Вивасвану, Вивасван раскрыл ее Ману, а Ману – поведал Икшваку. Так была она известна царственным мудрецам, передаваемая по цепи преемственности, пока по прошествии длительного времени Йога эта не была утрачена, о гроза своих недругов. Эту-то древнюю Йогу я и поведал тебе сегодня, поскольку ты возлюбил меня и ты друг мне, – ибо это величайшая из всех сокровенных истин».
Двапара-юга была эпохой господства Куру: Куру были великим родом римского типа, родом практицистов, воинов, знатоков ритуала и юриспруденции, которым был несвойственен созерцательный характер или этическая устремленность восточных родов Кошалов, Видехов, Кашьев, Чедьев. Запад Индии всегда отличался практическим, воинским и коммерческим складом ума по сравнению с умозрительным и идеалистическим Востоком и схоластическим, логическим и метафизическим Югом. Согласно индуистской теории эпох-юг, Двапара – это время, когда все классифицировано, ритуализовано, формализовано. В эпоху Сатья Вишну нисходит и пребывает среди людей как Яджня. Яджня это дух преклонения и жертвенности, и в эпоху Сатья Яджня владеет людскими сердцами, а потому нет необходимости во внешнем ритуале, внешних жертвоприношениях, сложной системе законов, правительстве, кастовом делении, классах и догматах. Люди соблюдают закон просто в силу чистоты своей природы и полноты своего знания. Царство Божие и Веда, Знание, пребывают в сердцах Его народа. В период Трета прежний совершенный порядок начинает нарушаться, и Вишну нисходит как cakravartī rājā, воин и правитель, Картавирья, Парашурама, Рама: отныне людьми правят меч, закон и предписания Веды. Но все еще сохраняются значительная гибкость и свобода, и люди, хоть и в определенных пределах, могут жить в соответствии со здравым побуждением собственной природы, пока лишь едва омраченной первым отступлением от изначальной чистоты. И уже в период Двапара на смену идее и духу в качестве истинных регулирующих средств религии, этики и общественной жизни должны прийти форма и закон. На этот раз Вишну нисходит как Вьяса, великий классификатор и систематизатор знания.
В конце эпохи Двапара, когда пришел Шри Кришна, эта тенденция достигла своего предельного развития, и форма стала подменять идею, а закон – подменять дух не только во внешнем поведении, но и в сердцах людей. Тем не менее, уже начала проявляться и противоположная тенденция. Сам Дхритараштра был искренним искателем сокровенного смысла вещей. Были и живые учителя, великие ведантисты, такие как риши Гхора, к которому сам Шри Кришна пришел, чтобы услышать просветляющее слово. Шри Кришна явил собой интеллектуальную силу, которая собрала воедино все эти разрозненные тенденции и, разрушив косный формализм периода Двапара, позволила выполнить задачу эпохи Кали. В Гите он порицает тех, кто не выходит за пределы четырех углов Веды, и дает философское обоснование системе жертвоприношения; он с презрением отвергает подчиненность установленным этическим стандартам и утверждает вместо этого внутренний и духовный закон поведения. Многим своим современникам он, должно быть, казался вестником гибели и разрушения; подобно всем великим новаторам-революционерам, он был осужден Бхуришравасом как известный отступник и растлитель нравов, сбивающий людей с пути истинного. Но такова задача Кали-юги: разрушить все, усомнившись во всем, с тем чтобы в результате борьбы между силами чистоты и нечистоты установить новую гармонию жизни и знания в новой Сатья-юге.
