Я не спала всю ночь и встала в четыре часа утра, чтобы не опоздать на заветное богослужение, начинавшееся в шесть часов. На голову я накинула черную кружевную мантилью, доставшуюся мне от бабушки.
После службы Его святейшество дал нам частную аудиенцию.
— Вы воспеваете любовь и мир, — сказал он мне. — Да благословит вас Господь.
Вечером следующего дня — это было 14 ноября 1983 года — меня пригласили как почетную гостью на фестиваль церковной песни, который состоялся в Ватикане. В присутствии Иоанна Павла II я исполнила песни «Тысяча голубок», «Пресвятая дева морей» и «Ребенок придет.».
Придет ли он? При взгляде на коллекцию игрушек, которые занимают свое место не только в моем музее, но и в моей повседневной жизни, в это можно поверить.
Из своих поездок я обычно привожу различные сувениры, которые пополняют мой музей. А как я провожу время, когда бываю дома? Мне хорошо и уютно в моей «раковине», в моей «скорлупе»; чем реже я выхожу из дома, тем меньше мне хочется выходить, я живу, словно в коконе и превращаюсь в бабочку, только когда пою. Как же я провожу время у себя дома? Хорошенько поработав, играю в игры, требующие терпения. У меня есть наборы крохотных шариков, их можно носить с собой в сумочке, а в самолете доставать, чтобы забыть, где находишься. Люблю я и головоломки, хотя некоторые из них — сущая китайская грамота. А из кубиков я возвожу причудливые сооружения.
С друзьями мы играем в «Scrabble»[42], и я уже набила себе руку, а когда остаюсь одна, то разгадываю кроссворды, они расширяют мой словарный запас.
А еще я играю на скачках, пытаюсь определить, какие три лошади придут первыми. Ставки я поручаю делать Надин. Обожаю выигрывать. Но весь выигрыш передаю в «Подснежник» — приют для детей-инвалидов, его основал Лино Вентура. Он принадлежал к числу моих близких друзей. Сколько раз мы с ним отправлялись на приморский курорт Киберон! Сколько раз вместе посещали детские дома! Я всегда буду помогать по мере своих сил его жене Одетте в ее благородном деле. Своего ребенка у меня нет, но множество других детей нуждаются в моей заботе.
Мои президенты
Когда я уезжала из Нью-Йорка, бережно неся под мышкой длинный пакет, служащий таможни спросил меня:
— Что у вас там такое?
— Осторожно! Не разбейте! Это статуя Свободы!
Эту статуэтку из неглазурованного фарфора — с факелом в руках, «который освещает мир», — мне подарили на память о «празднике века», вручив ее во время обеда в плавучем ресторане, который стоял на якоре перед статуей Свободы; моими соседями по столу были Эстер Уильям и князь Альберт из Монако. Я в целости и сохранности привезла статуэтку домой, и она заняла свое место в моем скромном музее.
Патриотические чувства переполняли мое сердце, когда вместе с Энди Уильямсом я репетировала песню, которую нам предстояло исполнить дуэтом в честь столетия статуи Свободы. В этот день мы оба словно помолодели на 20 лет. Всякий раз, когда я вновь встречаюсь с Энди, то непременно вспоминаю о его предновогодней передаче, в которой я участвовала в декабре 1966 года, когда впервые приехала в Америку (он по-прежнему выступает с этой традиционной программой, которую смотрит вся страна). Итак, 18 июня 1986 года мы вошли в окруженный тенистыми деревьями дом, расположенный в одном из зеленых кварталов Лос-Анджелеса: здесь на втором этаже Энди оборудовал свою рабочую студию.
Дирижер его оркестра вместе с «моим» дирижером Жаном Клодриком тут же принялись за работу. А мы с Энди тем временем напевали — я по-французски, он по-английски — идентичные слова песни:
Америка и Франция ее
Сто лет назад установили…
Словно бы в нашу честь, Энди репетировал с бокалом бургундского вина в руке. Он пел в своей обычной, немного сентиментальной манере, пел своим «теплым» голосом, от которого млели два или три поколения американок. Через два часа наша совместная работа успешно завершилась.
— Все хорошо, Мими… встретимся через две недели!
На следующий день я уезжала в Мексику, где проходило первенство мира по футболу.
А две недели спустя после окончания прямой телевизионной передачи Мигель Алеман, директор основанной им мексиканской телевизионной компании «Телевиза», предоставил в наше распоряжение свой личный реактивный самолет для того, чтобы мы вовремя вернулись в Америку Регулярных авиарейсов в столь поздний час уже не было.
В шесть утра мы прибыли в аэропорт Кеннеди, а затем — в Нью-Йорк, где уже царило необычайное возбуждение: на торжество собрались четыре миллиона человек.
В четыре часа дня мы были уже на месте: об этом позаботились те, кто с истинно американским размахом подготовили торжественное празднество. Я ожидала чего-то грандиозного, но действительность превзошла все, что можно было вообразить…
Мы вышли из машины на набережной. Нас в числе 300 участников празднества, снабженных особыми жетонами, перевезли на остров Губернатора. А всего в музыкальном представлении — огромной панораме, воссоздающей историю иммигрантов, — участвуют 2 000 человек: детей, танцоров и певцов, хористов, костюмеров, гримеров, рабочих сцены. Собрались тут и участники парада. Поначалу мы — Клодрик, Джонни, Матита, четверо друзей, входивших в «свиту мисс Мэтью», ия — немного растерялись. И зря. Всех прибывших на остров ожидали уже автобусы. Водитель одного из микроавтобусов стал поименно выкликать членов моей группы.
Нам пришлось миновать несколько полицейских кордонов, пока мы не добрались до «загона звезд», расположенного вблизи эстрады для выступлений.
У самой воды тянутся ряды нарядных шатров. В них разместились буфеты и стойки с прохладительными напитками (так называемые «Зеленые комнаты»), а также гримерные, парикмахерские и помещения для отдыха. Чуть поодаль стоят фургоны, они служат артистическими уборными для звезд: среди них такие блистательные актеры, как Лиз Тейлор, Фрэнк Синатра, Грегори Пек, Ширли Маклейн, Нил Дайамонд… Представление займет много времени, поэтому в некоторых фургонах расположились по две артистки: я, например, выступаю в начале спектакля, а Дебби Аллен, устроившаяся в одном фургоне со мной, выйдет на сцену гораздо позже, чтобы принять участие в музыкальной панораме. Она — новая негритянская звезда Бродвея и уже завоевала несколько премий, выступая в благотворительных спектаклях. Мы сидим и болтаем, но не в нашем фургоне, а в «Зеленой комнате». Дебби сопровождают несколько членов ее семьи: мама, заменяющая ей костюмершу; сестра, которая ее причесывает (как Матита — меня); брат — постановщик — и кузен, видимо, секретарь.
В «Зеленой комнате» я встретила Лайзу Миннелли, а затем к нам присоединяется Лиз Тейлор, которую я не сразу узнаю. Она снова выглядит двадцатилетней, ее талию можно охватить пальцами рук.
Нам приносят чай, а позднее можно будет выбрать время и для обеда, потому что репетиция продлится всю ночь. На следующий день все повторится снова. Синатра держится на отлете. Ему нужен покой, он лишь недавно вышел из больницы. Состояние его здоровья все еще внушает серьезные опасения.
Он успокаивает друзей, которые осаждают его вопросами:
— Вы же видите, я себя чувствую хорошо! Не торопитесь меня хоронить!
«Верховный жрец» всей церемонии в честь статуи Свободы, которая транслируется на весь мир, — тот самый Дэвид Уолтер, что руководил театрализованными представлениями в дни Олимпийских игр. У него в подчинении 400 человек. Его сразу узнаешь по каскетке игрока в бейсбол и белой бородке. Он привлек к работе Гэри Смита, режиссера всех шоу, в которых участвовал Синатра.
Композиторы у меня были чудесные: Поль Мориа, Мишель Легран, Эннио Морриконе (я часто встречалась с ним в Италии), ФрансисЛей…
11 осветительных мачт расположено вокруг площади, где займут свои места 3 000 привилегированных зрителей: это официальные лица и те, кто пожертвовал 250 000 000 долларов для реставрации «Леди Свободы». Пока что она остается невидимой во мраке ночи. Мы с Энди стоим у подножия трибуны, где будут сидеть президенты Рейган и Миттеран. После репетиции парада морских пехотинцев и торжественного марша республиканской гвардии (французской!) мы оба вступаем на большую лестницу которая ведет на сцену в форме звезды.
— Тут, на рейде, часто дует ветер, — говорит мне Гэри Смит. — Боюсь, что он помешает вам петь.
— О! Знаете, я родилась в краю, где дует мистраль… Так что ветер и я хорошо знакомы друг с другом!
Вспыхивают огни. Гремит музыка. Энди и я шагаем рядом вверх по ступенькам, вступаем на сцену и начинаем петь:
Над статуей у океана
Не властно время.
В этот вечер нашу публику составляют рабочие, техники, таможенники, артисты… Они аплодируют нам. Два статиста усаживаются в кресла, приготовленные на трибуне для президентов. Уподобляясь им, они нажимают две кнопки, и происходит нечто чудесное: темная ночь внезапно освещается — и прямо перед нами на соседнем острове, «ее» острове, возникает статуя Свободы: сначала показывается озаренный красным светом цоколь, затем искрящийся синим пьедестал и, наконец, фигура женщины с факелом — ослепительно белая, сверкающая, призрачная. Это производит такое сильное впечатление, что все присутствующие как один человек встают и кричат «ура».
