В ней тогда словно что-то выгорело. Жизнь остановилась. Хотелось только одного – отомстить за его смерть. Она пошла в ФСБ. Сначала ее и слушать не стали, потом предложили пройти собеседование… Через два года она стала профессиональным разведчиком. А вскоре ее с подходящей легендой командировали в Лондон, где она поступила на должность горничной в недавно приобретенный особняк Льва Осиповича Бирчина. В Москву от агента по прозвищу Сверчок стала поступать бесценная информация о деятельности опального олигарха…
Лиза открыла дверь и вошла в комнату. Действовала она предельно хладнокровно. Сначала осмотрела мониторы. Так, садовник возится у кустов, второй охранник курит возле ворот – отлучаться от них он не имеет права, – повар возится на кухне, Стивена не видать.
Она нашла магнитофоны, на которые записывались разговоры в доме. Магнитофонов было три, на каждом – педантичная надпись. Этот – для гостиной, этот – для винного погреба, этот – для атриума.
Ей нужна была последняя, сегодняшняя запись из атриума. Москва требовала информации. Самой последней и самой точной. У Лизы не оставалось выбора, и она отдалась этому рыжему болвану, который обслюнявил ей все ноги… Словно в грязи измазал. Но эта грязь к ней не приставала. Она просто не воспринимала подобную связь. Если бы она хоть на минуту задумалась о ней, она бы сошла с ума от одного только прикосновения Магомеда – потенциального убийцы Игоря. Но думать об этом воспрещалось. Прежде всего – работа. Она сама согласилась на все условия и теперь не должна была относиться к себе как к обычной женщине, могущей чувствовать и страдать. Она – инструмент для достижения цели, для выуживания информации. И все. Остальное принадлежало Игорю, и только ему, – и давно умерло вместе с ним.
Поглядывая на часы и на экраны мониторов, она отмотала запись назад примерно на сорок минут разговора. На большее времени у нее не было. Она не могла рисковать, переписывая запись. Магнитофоны могли иметь блокираторы несанкционированной перезаписи. Поэтому требовалось все запомнить. Но сегодняшний разговор в атриуме был недолог. Галаев торопился и вообще был хмур и молчалив, не лез со своими обычными сальными шуточками. Так что сорока минут должно хватить.
Лиза включила воспроизведение и затаила дыхание после первых же услышанных слов. Не зря Москва была так настойчива…
Джон проснулся оттого, что кто-то тихонько щекотал ему ухо. Он открыл глаза и увидел смеющееся лицо Лизы, склоненное над ним.
– Просыпайся, – сказала она, поглаживая его по веснушчатой руке.
– Я что, уснул? – игриво спросил он, прижимая ее к себе.
Мгновенно усыпленный специальным составом, он даже не понял, что проспал целый час. Ему казалось, что он на секунду смежил веки.
– Наверное, ты устал… – улыбнулась Лиза. – Я тебе не мешала. Но потом решила, что тебе все же надо возвращаться. Мало ли что…
– Так я правда спал? – не поверил Джон. Он глянул на часы, охнул и вскочил с кушетки. – Я же спал целый час! Я вылечу с работы…
– Не волнуйся, Джонни, – успокоила его Лиза. – Никто ведь не знает, что ты немного вздремнул. В доме было тихо, так что повода для волнений нет. Возвращайся на место и ни о чем не думай. Все о’кей…
16 июля 2003 г., Верхнеозерск
– Вот и область пожаловала, – сказал Борисов, глянув в окно.
Гришин подошел к окну. На площадке внутреннего двора УВД остановилась черная служебная «Волга», рядом – микроавтобус без окон с мощной антенной на крыше. В нем находилось оборудование для спутникового слежения. Из «Волги» вышли три человека и быстро двинулись к зданию. Чуть впереди шел широкоплечий худощавый человек с черными волосами и худым остроскулым лицом. Гришин сразу узнал его, несмотря на минувшие годы. Это был полковник Варов собственной персоной, начальник областного отделения ФСБ.
Протягивая руку, Варов глянул на Гришина внимательнее.
– Леша, никак ты? – Его лицо дрогнуло радостной улыбкой.
– Так точно, Петр Сергеевич, я, собственной персоной…
– А я думаю, фамилия знакомая… Сказали, майор Гришин из Главного управления. Я как-то не сообразил… Тогда-то ты курсантом был… Ну, молодец, хорошо выглядишь. Возмужал. Знакомьтесь, ребята, это мой старый друг, когда-то у меня практику проходил… Наш человек…
Гришин обменялся рукопожатиями со спутниками Варова. Он тоже был рад своему первому учителю в практической разведдеятельности. Всегда приятно видеть лицо, с которым связаны добрые воспоминания. А кроме того, им сейчас предстояло провести важнейшую операцию по задержанию террористов, и полное взаимопонимание здесь было просто необходимо. А в том, что оно будет, теперь Гришин не сомневался.
– Здравствуйте, Василий Михайлович, – поздоровался Варов с Афанасьевым. – Ну, что у вас тут случилось? Конец света?
– И не говорите, Петр Сергеевич, – вздохнул Афанасьев.
– Ну что, товарищ майор, знакомь с оперативной обстановкой, – сказал Варов Гришину, когда все расселись и приготовились слушать.
– Хорошо, – кивнул Гришин. – Оперативная обстановка проста. Где-то в пределах Верхнеозерска находится группа диверсантов. Состоит, скорее всего, из трех человек, но это исполнители. В городе у них есть связник. Предположительная цель диверсии – плотина водохранилища. Там уже выставлена усиленная охрана, но диверсанты могут выбрать в качестве цели любой другой объект, естественно, наиболее уязвимый. Вот этот человек, – Гришин указал на сидевшего в углу Седого, который в своем живописном клошарном одеянии привлекал недоумевающие взоры приехавших, – Александр Петрович, может выйти на связь с террористами, не вызывая их подозрения. Наша задача: установить местонахождение группы, блокировать и захватить ее. Петр Сергеевич, ваши люди смогут отследить сигнал мобильного телефона?
– Могут-то они могут, – сказал Варов, – но смотря какие будут условия переговоров. Ежели, скажем, террористы сидят на базе, то бишь на одном месте, то это одно. Тогда установить их местонахождение не составит большого труда, особенно если разговор будет достаточно продолжительным. Ежели они находятся в движении, то бишь едут в машине и на ходу разговаривают, то это другое. Тут засечь их будет нелегко. Все дело в том, сколько продлится разговор. Ежели держать их на связи полчаса, так и в машине можно определить, где они едут. А ежели пару слов скажут – и привет, тогда, конечно, трудно сказать. Тут уж как мои ребята сработают и их аппаратура. Как повезет…
Гришин едва сдержал улыбку. Неторопливую манеру рассуждения Варова он помнил хорошо. Порывистый в действии, он был тугодумом, когда дело касалось разработки плана. И Гришина настойчиво этому учил: думай как можно тщательнее, учитывай все варианты, не спеши. Спешка хороша при ловле блох, а в нашем деле от нее только вред…
– Александр Петрович, вы сможете затянуть разговор с ними хотя бы на минуту? – спросил Гришин Седого, и все затихли, глядя на хмурое, значительное лицо человека, от которого зависел успех операции.
Понимая, что он сейчас тут самая важная персона, важнее всех этих больших и малых начальников, Седой значительно помолчал, нисколько не тяготясь своим внешним видом и двусмысленным положением. Он будто давал понять, что даже в ранге арестованного он стоит на одной ступени со всеми присутствующими, а может быть, и выше многих.
– Сначала дайте слово, что мне не дадут срок, – вдруг заявил Седой, с мгновенной усмешкой глянув на Гришина.
Гришин обомлел. Вот те на! Думал, что они обо всем договорились, а тут Седой вдруг огорошил таким заявлением. Хорош же он сейчас в глазах Варова и его спутников. Они полагали, что тут полная ясность, приехали делать свою работу, а оказывается, надо не террористов ловить, а упрашивать всем миром бандита… Молодец, Седой, выставил его полным дураком, отомстил за арест сполна. Понял ведь, что Варов был когда-то его начальником, ну и показал, каков ученичок на самом деле. Ловок, бес, ох ловок, все рассчитал правильно. На допросе о том, чтобы уйти от наказания, и заикаться не стал, Гришин наобещал бы ему с глазу на глаз все, что угодно, зная, что потом легко от своих слов может откреститься. А тут не увильнешь. Седой обращался непосредственно к подполковнику Афанасьеву, и теперь странным образом именно от него, милицейского начальника города, стала зависеть судьба операции.
Гришин незаметно кусал губы, посматривая то на Варова, то на бедного Афанасьева, который просто-таки онемел от неожиданности. Варов едва заметно хмурился, но выдержки ему было не занимать. Хуже всех себя чувствовал Афанасьев. Что делать? Пообещать свободу преступнику, который убил – или приказал убить – его племянника? Это немыслимо. Но и отказать Седому он не мог. Тот был человек твердый. Его на испуг не возьмешь, Афанасьев это понял еще в лесу, в том жутком логове. Если не захочет звонить – его ничем не заставишь, хоть к стенке ставь. И провести его не удастся. Он сразу поймет обман. Все должно быть решено немедленно и прочно, при многочисленных свидетелях.
