Здесь интересно наблюдать, как эти два процесса усвоения и выделения неразрывно связаны друг с другом на каждой стадии, и как в них обоих действует один и тот же активный элемент, но в разных местах и в разной роли. Таким образом:
Рис. 17. Триады пищеварения и устранения
Точно так же и фильтрующий принцип в почках, очищая и делая тоньше проходящую через него кровь, в то же время отделяет и выводит урину. Если кал – это инертный и конечный продукт пищи, то про мочу можно сказать, что она – конечный продукт воды, превосходящий ее плотностью из-за содержания мочевины, фосфата калия и прочих отработанных материй и пигментов. Все это тоже представляет ценность для мира растений.
На следующей стадии тот самый вдыхаемый кислород, который перезаряжает венозную кровь, переводя ее в более высокое состояние, действует также и как механический шок, от которого груз двуокиси углерода сбрасывается в легкие, а оттуда выносится как выдыхаемый воздух. Он отличается от вдыхаемого воздуха утратой большей части своего кислорода и других тонких материй, насыщенностью углеродом и, особенно, парами воды, – то есть всеми теми факторами, которые делают его для человека инертным и бесполезным.
Здесь мы снова подходим к точке, где физиологические объяснения становятся недостаточными. На следующей стадии активная сила яснее всего видится как физические упражнения и тепло, которые, усиливая обмен веществ, стремятся разрушить отработанные материи в клетке и ткани, устраняя их в виде потовых выделений.
А еще дальше, на уровне умственной деятельности, мы находим умственные выделения, представленные «воображением», то есть постоянным выделением лишних образов, побочных продуктов прошлых впечатлений, которые протекают через мозг и вовне бессмысленным и бесконечным потоком. Как человек принимает пищу с перерывами, так же выделяется и кал; но поскольку входящий поток впечатлений непрерывен, то так же непрерывны и эти выбросы воображения. Когда непосредственное воздействие внешнего мира прерывается сном, этот поток становится виден нам как сновидения. Фактически, сны снятся и ночью, и днем, без остановки, что с готовностью подтвердит всякий, кто научился задерживать на несколько минут активный мыслительный процесс мозга.
На самом деле, существует возможность посредством воли и умения овладеть потоком воображения для использования его с определенной целью, так же как водопад можно использовать для вращения турбины. Это другой вопрос, который будет затронут в следующей главе. Он не меняет основной природы потока, похожего на то, как если бы в большой киностудии все ненужные обрезки пленки были склеены друг с другом как попало, и полученная в результате лента постоянно, день и ночь, прокручивалась бы в задней комнате на каком-то забытом проекторе.
Следующая стадия устранения отработанной материи ума – это речь. И в определенном роде разговоров, знакомых каждому, ведущихся без особого смысла, цели или сознания, и следующих так же автоматически за работой мозга, как пот за физическими упражнениями, мы действительно и вполне буквально различаем то «выделение ума», о котором говорили ранние рационалисты.
Какое-то количество речи определенно необходимо для физического здоровья: без выведения побочных продуктов восприятия мысль становится засоренной и застойной, подавляется испарениями фантазий, которые сама и вырабатывает. Однако проблема в том, что очень многие люди устраняют в разговоре не только ненужные для ума материи, но и огромную долю восприятий и мыслей, которые еще не усвоены. Образы, которые могли бы стать пищей для понимания, входят в их глаза и выходят из ртов без какой-либо извлекаемой из них пользы. И в этом случае вульгарное выражение «словесный понос» дает не только колоритное, но вполне точное описание такого рода расстройства.
Поэтому для некоторых типов, в частности, молчаливых и угрюмых, больше разговаривать, вероятно, необходимо, чтобы прочистить и проветрить запорные умы. Тогда как для других, словоохотливых и общительных, умственное здоровье может быть связано больше с молчанием, удерживанием внутри себя впечатлений и мыслей до тех пор, пока они полностью не переварятся и не усвоятся. В обоих случаях можно правильно рассматривать роль речи как выделение.
Выделения внутренних инстинктивных функций, зависящих от симпатической системы, многочисленны и очень тонки. Например, можно, вероятно, отнести к этому разряду слезы физиологического облегчения. Однако на этом уровне «выделения» имеют тенденцию становиться все более утонченными и психологическими, и они на самом деле находят свой «выход» в беспрерывно меняющейся игре выражений человеческого лица, глаз, жестов, поз и изменений голоса. В таких занятиях, как пение или танцы, тоже можно увидеть некий вид намеренного психоэмоционального выделения, всегда сопровождаемого на этом уровне чувством очищения и хорошего самочувствия.
Наконец, в связи с половой и эмоциональной функцией мы вспоминаем не столько о физиологических выделениях, сколько о неуловимой передаче воодушевления, муки или радости и всей игре высшей человеческой выразительности. Было бы заблуждением ассоциировать отработанные продукты этого уровня с осязаемыми веществами, ибо они, очевидно, принимают форму эманаций, слишком утонченных для физического измерения и анализа. Сюда же относятся некоторые виды смеха, представляющие средство отказа от впечатлений, слишком противоречивых или непонятных для воспринимающего. Но в целом мы можем сказать, что то, что «выводится» как «лишнее», то есть то, что выходит в мир, должно быть пропорционально тому, что усвоено. Человек выдает побочные продукты только того, что он переварил, очистил и понял – но это он уже должен делать.
Итак, этот процесс разрушения является вполне естественным и необходимым. Он приводит к успешному устранению инертных и неассимилированных материй и таким образом поддерживает тело в живом и здоровом состоянии. Далее, то, что относится ко всему телу, так же относится и к каждой отдельно взятой функции, от наивысшей до самой низшей. Каждая функция, если она работает в полную силу, должна избавляться от своих отработанных материй, наказание же в случае неделания этого принадлежит такому процессу, как болезнь.
Из этих трех процессов, которые мы изучили довольно подробно, уже ясно, что с каждым из них связаны определенные вещества, для них характерные. Теперь мы найдем этому интересное подтверждение, обратившись к таблице[76], в которой мы расположили определенный набор органических соединений в нисходящих октавах молекулярного веса.
Приняв углерод, азот и кислород – основу всей органической жизни – как первые ноты нашей первой октавы, а как ее завершение – удвоение начального молекулярного веса углерода – 12, мы получаем следующее:
В любой нисходящей октаве, как показано, будут существовать интервалы между до и си, то есть между углеродом и азотом, и между фа и ми, то есть сразу после воды. Позже мы увидим, что эти интервалы имеют совершенно особое значение.
Пока же, если мы продолжим построение дальнейших октав в той же пропорции, то общая схема лучше всего выразится в форме спирали, где можно ясно увидеть, как каждая нота отражается ниже во все более сложных формах материи следующим образом:
Рис. 18. Октавы молекулярных соединений
На самом деле эта идея повторяющихся моделей молекулярной структуры, связанных с особыми характеристиками, была предугадана в 30-х годах XX века в синтетической химии. Она привела к «сшиванию» искусственных молекул для специальных нужд, а самым первым примером, чрезвычайно удачным, оказался нейлон. Позже манипуляцией молекулами для соединения известных свойств были образованы, например, силоксаны, особые лакокрасочные покрытия, в которых свойства стекла и органической смазки объединены простой заменой атомов углерода атомами кремнезема – элемента, который находится точно октавой ниже. Однако несмотря на многие блестящие импровизации, общий принцип молекулярных октав не был, по-видимому, выяснен до конца, и поэтому нам будет полезно разобрать каждую ноту более детально.
Начнем, предположим, с ноты соль, представленной первоначально кислородом, и посмотрим, где находятся ее созвучия. Одной октавой ниже мы находим метиловый спирт, а двумя ниже – азотную кислоту. С четвертой октавы, однако, наш поиск становится все более интересным. Здесь лейцин (130) и лизин (132), две аминокислоты, которые оказываются настолько необходимы для роста, что протеины, которые их не включают (как, например, кукурузная мука), являются недостаточными для кормления детей, а в качестве основного продукта питания приводят к пеллагре и другим болезням отставания физического развития. Молодые животные не вырастают, если их единственный протеин – глиадин хлеба, хотя тот же протеин может поддерживать в полном здравии взрослое животное. Далее, в пятой октаве около ноты соль мы находим мекониевую кислоту (254), которой новорожденные младенцы питаются до молока матери, эстрон – материнский гормон, лактозу самого молока, и знакомый витамин А рыбьего жира, который особенно необходим в детстве и в период беременности. Все эти вещества явно связаны с процессом роста. Переходя к ноте ре, в первых трех октавах мы вновь не находим ничего проясняющего, но в четвертой – поразительную группу, образованную масляной кислотой масла (88), алинином яйца (89) и молочной кислотой молока (90). На следующей октаве мы переходим к аскорбиновой кислоте (176), углеводу и фруктовым и молочным сахарам – фруктозе и галактозе (все 180). Наконец, шестое ре дает солодовый сахар (мальтозу) и рибофлавин или витамин B2 (360), которые обнаруживаются во всей пищеварительной системе и кажутся близко связанными с производством ферментов, деятельность которых состоит в расщеплении пищевых молекул. Жиры, сахара и витамины этой ноты – все, вполне очевидно, относятся к процессу усвоения.
