Деревенская дорога влилась в хайвэй 86, шедший вдоль живописной реки Снэйк (змеиной). Я заехал на водопой в парк, посвященный памяти десяти переселенцев, убитых в 1862 году индейцами племени шошоне. Управляющий парком Макс Тевлин решил помочь в преодолении следующего мостика для скота и привез кусок толстой фанеры, которым накрыл мостик. Без таких помощников никогда бы мне не удалось проехать эту страну. Они помогают, потому что это заложено в генах их души. Наверное, эти гены тоже подчиняются законам наследственности, только информация, определяющая будущее нашей души, закручена в спираль, отличную от ДНК.
Наблюдательная площадка около парка была заставлена машинами туристов со всех концов Америки. К телеге подошла женщина средних лет с восторженными глазами и с видеокамерой в руках. Она представилась Еленой Хардинг из Портленда, англичанкой, которая, выйдя замуж за американца, приехала сюда и влюбилась в эту страну навечно. После развода с мужем она не вернулась в Англию, а отправилась путешествовать по США, снимая на видеокамеру наиболее интересные места и людей.
Две недели она сопровождала индейца по имени Сандон. Индеец уже несколько лет путешествует по дорогам США в телеге, которую волокут три ослика. Мне захотелось познакомиться с братом по духу, и Елена пообещала помочь с ним связаться.
Дорога шла вдоль подножия холмов, ныряя вверх-вниз. Вскоре лошадь стала выбиваться из сил – похоже, дня монастырского отдыха ей было недостаточно. На очередной остановке к нам подъехал грузовичок с несколькими пассажирами. Водителем его был Джерри Фостер, управляющий рыборазводной станцией Фолл-Крик. Она находилась в километре от основной дороги, вверх по ручью. Джерри предложил заехать и погостить там столько, сколько мне необходимо для отдыха лошади.
Жил он в передвижном доме вместе с помощником Мэтом Даном. Разводили здесь около двух миллионов сеголеток радужной и золотой форели. Те пять рыбин, пойманные мною в монастырском пруду, были выведены на этой станции. Пруды выкопаны и оборудованы пятнадцать лет назад и уже устарели, требуя четверых человек по уходу. Кроме Джерри и Мэта здесь работали две молодые женщины, мускулам которых могли бы позавидовать Шварценеггер со Сталлоне. Когда я посмотрел, как они огромными сачками вычерпывают рыбу из садков и помещают в цистерну рыбовоза, я пожалел рельефную ущербность моих хилых бицепсов и трицепсов.
Наиболее трудоемкой является очистка садков от водорослей и травы, но уже планировалась постройка железобетонных емкостей, исключавших ручной труд. Смертность молоди удивительно низка и не превышает 2,5 %. Выра щенную рыбу сдают оптовикам по 2 доллара за килограмм, а те продают в розницу уже по 8–10 долларов.
Форелевый комплекс принадлежит гигантской корпорации «Рэйндж Инк», производящей корма для животных и людей. Платят они Джерри всего 25 000 долларов в год, но он не тратится на жилье и может питаться рыбой хоть каждый день. Вдвоем с Мэтом они зачерпнули сачок форели, чтобы зажарить ее на углях, а также накоптить мне в дорогу.
Пока форель готовилась, ребята решили потренироваться в стрельбе по мишеням и достали свой арсенал оружия. Мэт готовился поступать в полицейскую школу и хотел быть в форме, ну а Джерри тренировался к охотничьему сезону. Дичи и зверья здесь было в изобилии: семейство кугуаров жило в скалах за речкой, койоты держались от них подальше, но часто навещали пруды в надежде поживиться рыбой.
Непривычно было стрелять из пистолетов системы «зигзауэр» и «спрингфильд». Я уже стрелял раньше из «смит-энд-вессона», когда золотоискатели в Вайоминге навещали меня на ночевке. Там-то я не подкачал, поскольку они сами изрядно накачались и не могли попасть в цель. Здесь же соперники были трезвыми и обштопали меня, особенно в стрельбе навскидку.
В этот вечер Джерри рассказал печальную историю своей любви, от которой никак не мог отойти. После развода с женой он почти десять лет не мог найти женщину по душе. В конце концов, встретил Кэти, и все пять лет каждый день для обоих был праздником. Год назад у нее обнаружили рак мозга, и сгорела она всего за пять месяцев. Он ее похоронил, но никак не может поверить, что ее уже никогда не будет. Личные вещи ее так и лежат, как были ею оставлены, фотографии Кэти всегда в нагрудном кармане, возле сердца. Вечерами он выходит на берег ручья и садится на скамью, на которой они часто сидели вдвоем. Джерри чувствует, как она тоже приходит, устраивается рядом и утешает его. Вот так прекрасна и страшна любовь. Плохо нам, когда она еще не пришла, а еще хуже, когда ушла.
На следующее утро я нанес визит прежнему хозяину земель, на которых располагались пруды. Он сам когда-то их вырыл, а потом продал теперешним владельцам. Дону Бенсону было за семьдесят, но энергии и молодости ему хватит еще лет на 30–40. Во время Второй мировой войны он служил матросом в Новой Гвинее, а потом на Аляске.
Вернувшись после службы в эти края, он женился и начал фермерствовать со стартовым капиталом всего 500 долларов. Сейчас он владеет 2000 гектаров пашен и пастбищ. О возрасте своем он давно перестал беспокоиться и любит повторять: «Никакой я не старый, просто с каждым годом становлюсь чуточку старше. Ну, а когда перестану стареть, значит, пришла мне крышка!» Оказывается, живы мы только когда стареем.
Дон свозил меня на ферму дочери, которая с детьми и внуками на 4000 гектарах выращивает картофель, сахарную свеклу и зерновые. Поразил меня порядок, в котором содержался машинный двор: комбайны, тракторы, сеялки и другие машины стояли, как колонны танков, готовых идти в атаку.
Уже началась уборка пшеницы, и я попросился в кабину, чтобы ощутить страду и поговорить с комбайнером. С гектара неполивных земель они снимали около двух с половиной тонн зерна, а с поливных – 10–14 тонн. (Я перевожу акры в гектары, а бушели в килограммы. К примеру, акр неполивных земель дает 30 бушелей зерна. Дальше считайте сами.)
Хозяева платят постоянным работникам 8 долларов в час, а сезонники, в основном нелегальные иммигранты из Мексики, зарабатывают в час 5–6 долларов. В маленькой конторке фермы я нашел только трех человек персонала и два компьютера. У нас-то в совхозе человек 20 точно бы набралось. Правда, здесь на государственной службе и в больших компаниях такой же бардак, как и у нас.
Поэт
25 июля
Проводить меня утром приехали Дон Бенсон с внукам и и все рабочие рыборазводной станции. Дон подарил старинный серп, а Джерри банку-копилку, в которой оказалось монет на 50 долларов. Мешок с копченой форелью привязали снаружи, чтобы ветерок обдувал. Опять я покидал друзей, с которыми хотелось бы прожить остаток жизни. Знал я также, что затянувшееся гостеприимство утомительно как для хозяев, так и для гостей.
В поселке Рафт Ривер на заправке столкнулся с русской семьей из Чикаго и счастлив был поделиться с ними копченой рыбой. В благодарность Витя Матвеюк одарил Новым Заветом на русском языке. Не знал он, что в телеге уже накопилось пять Библий и четыре Книги Мормонов.
Дальше на запад начинались бесплодные земли, принадлежавшие государственному Бюро по управлению землями, но сдаваемые в аренду ранчерам. Пять мостов для скота пришлось преодолеть, разрезая и заделывая изгороди из колючей проволоки. Перчатки превратились в лохмотья и пропитались кровью. Проклинал я того американца, который изобрел колючую проволоку.
Следует, правда, упомянуть, что это изобретение вывело США на первое место по производству говядины. Оно облегчило работу скотоводов, но многократно уменьшило количество ковбоев. Ковбоев убили не пистолеты, а колючая проволока. Задумана-то она была первоначально для удержания скота, уже позднее решили людей отгораживать.
Мой редактор, Костя Кузьминский, делая у себя до ма выставку русских художников-нонконформистов в Техасе, задумал ассамбляж «ГУЛАГ» и тщетно пытался выяснить, какие именно американские фирмы в 1930-х годах торговали с Союзом колючей проволокой: у нас-то ведь и проволоки вдоволь наготовить не удосужились. Друзья-техасцы раздобыли ему, правда, справочник «Barbwire» – «Колючая проволока», для коллекционеров, где приводятся все ее виды и вариации. У нас освоили производство лишь трех видов, но зато этой проволокой можно было обернуть земной шар несколько раз. Сейчас в моде у «новых русских» так называемая «спираль Бруно», которой они отгораживают свои замки.
Перед мостиками лежали разложившиеся трупы овец, предназначенные отпугивать животных от прохода через это место. Не доезжая до ирригационного канала, завернул на ферму Чака и Салли Теллериа и попросился к ним на ночевку. Эти потомки португальских иммигрантов владели 140 гектарами пашни и пастбищ. По нынешним временам этого недостаточно для традиционного португальского хозяйствования – разведения овец. Поэтому Чак прекратил это убыточное занятие и устроился работать на электростанцию, а Салли приняли на работу в фирму по торговле недвижимостью. Землю они сдали в аренду соседям, оставив за собой только приусадебный участок.
