В архиве Гончаровых нам удалось найти три документа, неопровержимо устанавливающих дату бракосочетания Ивана Гончарова. Это, во-первых, письмо самого Ивана Николаевича из Яропольца от 26 февраля 1838 года, в котором он сообщает Дмитрию Николаевичу, Наталье Николаевне и Александре Николаевне, жившим тогда в Полотняном Заводе, о своей помолвке с княжной Марией Мещерской. Приведем начало этого письма:
«Ярополец 26 февраля 1838 г.
Дорогие друзья брат и сестры!
Пишу вам всем вместе, так как я буду говорить только об одном предмете… Извещаю вас о моей женитьбе на княжне Марии Мещерской. Я не хочу распространяться об этом при помощи избитых фраз или изысканных выражений, которые многие употребляют извещая о подобном событии, скажу только, что вот уже три дня, как будущее мое решено».
Гончаров Иван Николаевич (1810-1881) – брат Натальи Николаевны Пушкиной, юнкер лейб-гвардейского Уланского полка, поручик лейб-гвардейского Гусарского полка, впоследствии генерал-майор, сослуживец М. Ю. Лермонтова
Нами найдено также письмо Натальи Ивановны тоже из Яропольца от 28 февраля того же года, в котором она сообщает о женитьбе сына. Несомненно, Иван Николаевич приехал в Ярополец просить у матери благословения на брак, и оба письма были отправлены оттуда одновременно. И наконец, третьим документом является запись в бухгалтерской книге расходов семьи Гончаровых за 1838 год, где значится, что 11 апреля этого года И. Н. Гончарову было выдано на свадьбу 3000 рублей ассигнациями.
Свадьба состоялась 27 апреля 1838 года в Яропольце, о чем свидетельствуют письма Н. И. и И. Н. Гончаровых.
Таким образом, в свете этих новых материалов можно считать доказанным, что письмо Н. И. Гончаровой к дочери было написано 15 мая 1838 года. Что касается неправильной датировки его 1837 годом, то можно предположить, что или Наталья Ивановна ошиблась, или цифра «восемь» написана неясно, а надо сказать, что почерк у нее очень неразборчивый и иногда с трудом поддается расшифровке. Следовательно, версия о том, что Е. Н. Гончарова была беременна да брака, отпадает.
Письмо Екатерины Николаевны от 9 ноября – несомненно, реакция на вызов Пушкиным Дантеса на дуэль и последовавшие за этим события. Независимо от исхода дуэли она считает, что ее брак с Дантесом невозможен: «мое счастье уже безвозвратно утеряно»[112]. Чем можно объяснить ее отчаяние? Как бы оно ни было глубоко в тот момент, все же она могла предполагать, что когда-нибудь впоследствии встретит другого человека, с которым сможет связать свою судьбу. Однако, очевидно, это было невозможно. Невольно напрашивается мысль: если Екатерина Гончарова и не была беременна до брака с Дантесом, все же она была в связи с ним? Не в этом ли состояла тайна, разглашения которой так боялись и Жуковский, и Загряжская, и Геккерны?
Приведем несколько выдержек из конспективных заметок Жуковского о предполагаемой дуэли Пушкина.
«7 ноября. Я поутру у Загряжской. От нее к Геккерну… Открытия Геккерна… О любви сына к Катерине… О предполагаемой свадьбе… Мысль все остановить – возвращение к Пушкину. Les revelations[113]. Его бешенство…»
Если предположить, что Геккерн «открыл» Жуковскому тайну связи Дантеса с Екатериной, а Жуковский сообщил об этом ничего не подозревавшему Пушкину, то становится понятной его реакция на это «откровение»: его бешенство.
Можно себе представить чувства поэта: он понимал, какой резонанс в обществе получила бы эта связь его свояченицы, – это бросило бы тень на его дом.
В недавно опубликованном письме графини С. А. Бобринской, подруги императрицы Александры Федоровны, занимавшей видное положение в придворных кругах, мы находим очень прозрачные намеки на обстоятельства, предшествовавшие свадьбе. Приведем некоторые выдержки из этого ее письма, адресованного мужу.
«…Никогда еще с тех пор, как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустую молву… Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной[114] и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы жены Пушкина… ничем другим я вот уже целую неделю не занимаюсь, и, чем больше мне рассказывают об этой непостижимой истории, тем меньше я что-либо в ней понимаю…Под сенью мансарды Зимнего дворца тетушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно одно лишь белое платье, и это непорочное одеянье невесты кажется обманом! Во всяком случае ее вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами разыгрывается драма, и это так грустно, что заставляет умолкнуть сплетни».
И наконец, в письме А. Н. Карамзина к брату от 13 (25) марта 1837 года есть одна знаменательная фраза, относящаяся к Екатерине Геккерн: «…та, которая так долго играла роль сводни, стала в свою очередь любовницей, а затем и супругой».
Таким образом, в настоящее время имеется несколько документов, подтверждающих правомерность этого предположения.
Не подлежит сомнению, что письмо Екатерины Гончаровой отражает и тяжелую, напряженную обстановку в доме Пушкина в эти дни. О пасквиле и о предполагаемой дуэли узнали и Наталья Николаевна, и Екатерина, и Александра, а также и Иван Николаевич Гончаров. Последний был немедленно послан сестрами в Царское Село за Жуковским. Семья волновалась.
В письме Екатерина Николаевна спрашивает брата: «Думаешь ли ты приехать и когда?»
По-видимому, после 4 ноября Дмитрию Николаевичу было послано кем-либо из Гончаровых сообщение о событиях с просьбой приехать, а письмо Екатерины побудило его экстренно выехать в Петербург.
В архиве Гончаровых нами обнаружены документы, датирующие этот отъезд. В послужном Списке Д. Н. Гончарова имеется запись о том, что ему был предоставлен отпуск: «…1836 г. с 14 ноября на 8 дней; в архив явился 27 ноября».
Надо полагать, Дмитрий Николаевич получил письмо сестры 12—13-го числа и в тот же день подал прошение об отпуске. Очевидно, он выехал 13 ноября и 17-го уже был в Петербурге.
Срочный выезд главы семьи Гончаровых в Петербург свидетельствует о том, насколько его взволновало письмо Екатерины Николаевны, дата же отъезда из Москвы, а следовательно, и прибытия в столицу косвенно позволяет датировать письмо Е. И. Загряжской, приводимое ниже.
Общеизвестно, какие усилия прилагали Жуковский, Загряжская, секунданты к тому, чтобы предотвратить дуэль. Тем более можно легко себе представить те бурные переживания, которые волновали всех в доме Пушкина. Несомненно, и Наталья Николаевна, и все Гончаровы старались повлиять на Пушкина. Не умоляла ли его и Екатерина Николаевна отказаться от дуэли?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
