холодильник.
Когда я проснулась, в квартире было тихо. Я выглянула из спальни и увидела, что Тэ сидит один за кухонным столом, печатая что-то в ноутбуке.
– Над чем работаешь?
– Составляю план уроков на неделю. – Он сделал глоток кофе. Часы на плите показывали, что сейчас полдень. – Ты долго спала.
– Я думала, ты меня разбудишь, – сказала я, усаживаясь в кресло напротив него. – Судя по звукам, твоя мама намеревалась задержаться.
– О, она все еще здесь, – мягко сказал он, и я вскочила со стула так, будто меня что-то укусило. – Просто побежала к машине за чем-то. Я сказал ей, что ты у меня в гостях. Она хочет встретиться с тобой и пригласить нас обоих на обед.
– Нет, ты не мог так поступить. О, боже мой.
На тот момент мы были вместе почти два года, но я не горела желанием знакомиться с родителями Тэ. Он намекал, но я всегда обходила этот вопрос стороной, меняя тему. Дело было не в том, что я не хотела встречаться с людьми, которые были важны для Тэ; я просто беспокоилась, что произойдет, когда его мать, с которой он был весьма близок, решит, что я недостаточно хороша для ее сына.
– Не беспокойся об этом. Ты ей понравишься. – Он поцеловал меня в щеку. – Хотя, возможно, перед встречей ты захочешь причесаться и умыться, – добавил он, прежде чем вернуться к своему компьютеру.
Я побежала в ванную и привела себя в порядок в рекордно короткие сроки, не прекращая ругаться: ополоснула лицо холодной водой и постаралась стереть черную подводку, которая собралась в уголках моих глаз. Накануне вечером мы решили где-нибудь поужинать, и я выпила большую часть бутылки вина, которую мы заказали. В голове у меня стучало. Я едва успела придать волосам на голове пристойную форму, смочив их водой и быстро пробежавшись по ним пальцами (Тэ, при всей своей привередливости, был таким же, как большинство парней – в шкафчике в ванной у него не было ничего, кроме тонкой пластиковой расчески), когда вернулась мать Тэ.
– Пошевеливайтесь, детки! – закричала она, врываясь в квартиру.
Обед в лапшичной недалеко от квартиры Тэ получился неловким, но не ужасным. Мать Тэ оказалась гораздо милее, чем я думала, у нее была химическая завивка, которую, похоже, в какой-то момент делают почти все корейские женщины старше определенного возраста. У нее оказались почти идеальные брови, что заставило меня задуматься, не перманентный ли это макияж, как у Уммы. Она смеялась над всем, что говорил Тэ, и задавала мне добрые, осторожные вопросы, бросая на меня обеспокоенные взгляды, когда думала, что Тэ не смотрит.
– О, океанариум! – воскликнула она, когда я рассказала ей о своей работе на неровном корейском. – Как интересно.
Я забыла, как по-корейски называется океанариум, и мне пришлось описать его как «зоопарк для рыб». К моему удивлению, она, казалось, почувствовала облегчение от знакомства со мной, и я задалась вопросом, не вынудила ли ее череда белых девушек Тэ так радоваться тому, что он наконец-то встречается с кореянкой. Я спросила его об этом позже, когда мы вернулись домой, и он рассмеялся.
– На самом деле для меня не имеет значения, по душе ли моим родителям те, с кем я встречаюсь. Я просто хотел, чтобы она познакомилась с тобой.
– Как думаешь, я ей понравилась?
– Не знаю, – ответил он, и я оценила его честность, хоть это и задело меня. – Иногда с ней трудно что-то сказать наверняка. Но она знает, как много ты значишь для меня. Я все время рассказываю о тебе.
Для меня это было жутко непривычно. Мы с Уммой в основном придерживались политики «не спрашивай, не рассказывай». После исчезновения Апы все, чего она требовала от меня – чтобы я не бросала школу, не беременела, не загремела в тюрьму и не делала ничего, что могло бы поставить ее в неловкое положение или, по ее словам, привести к «напрасной трате моей жизни». Мне никогда не приходило в голову посвящать ее в подробности своей жизни, особенно после того, как я рассказала ей о приеме на работу в океанариум, и она целую неделю не разговаривала со мной.
Примерно через полтора года она познакомилась с Тэ: он настоял на этом, сказав, что хочет встретиться с ней, и вопреки своим принципам, я уступила. Мы поужинали у Уммы, и она одобрила то, как он соблюдал этикет за столом, как вежливо себя вел, насколько его корейский был лучше моего. Ему даже удалось рассмешить ее.
– Тебе следовало найти кого-то вроде него много лет назад, – сказала мне потом Умма, и под скрытой критикой, которой она пыталась меня уколоть, я почувствовала искреннюю радость матери за дочь.
Тэ в обязательном порядке звонил своей матери каждую неделю, его холодильник и шкафы всегда были переполнены продуктами и посудой, которые она приносила. Он мало рассказывал мне о своем отце, и я никогда с ним не встречалась. Судя по фотографиям, он мало чем отличался от любого другого корейского отца семейства средних лет – в очках, немного лысеющий, с круглым лицом. Я так поняла, что они с Тэ часто конфликтовали, когда тот был моложе. «Сейчас ему лучше, но раньше он много пил», – вот и все, что Тэ говорил об отношениях с ним. Из-за этого Тэ выпивал максимум несколько кружек пива за вечер, даже когда мы были где-нибудь с друзьями или на одном из концертов его группы; из-за этого он замолкал всякий раз, когда я выпивала, по его мнению, слишком много. Он никогда не делал мне замечаний, просто внимательно наблюдал, не улыбался моим шуткам и напоминал мне выпить воды перед сном.
Апе бы понравился Тэ. Они одинаково стремились получать удовольствие от жизни и были наделены жизнерадостной стойкостью, мужской уверенностью в том, что они справятся с чем угодно. Я часто говорила Тэ, что это очень не по-корейски – быть настолько оптимистичным. Именно поэтому он стал таким хорошим учителем, несмотря на то что преподавал в средней школе – даже я знала, что с детьми этого возраста работать труднее всего.
– Дети могут буянить, но все они здесь, потому что хотят учиться, а еще для того, чтобы их выслушали, – отзывался Тэ о своих подопечных.
Он преподавал всего несколько лет, но уже успел обзавестись огромным количеством поклонников среди своих учеников. Даже те из них, кто повзрослел и перешел в старшую школу, часто приходили к нему в класс, называли его «мистер П» и толкались, добиваясь его внимания.
– Давай представим, что я твоя ученица, – иногда предлагала я, когда он переживал из-за какой-то проблемы на работе или со своими друзьями, пытаясь донести до меня всю важность ситуации.
Он
