января – Новый год [Декреты 1968: 190]. 2 января 1919 года постановлением Пленарного заседания Совета Профессиональных Союзов были объявлены нерабочими (но не праздничными) и дни пяти наиболее почитаемых праздников православной церкви: 6 января (все даты даются по старому стилю –
А. Ф.) – Крещение, 25 марта – Благовещение, 15 августа – Успение, 25 и 26 декабря – Рождество, а также пятница и суббота Страстной, понедельник и вторник Пасхальной недель [
Полищук 1987: 7].
К середине 1920-х годов было декретировано 9 революционных праздников и особых дней отдыха: 1 января – Новый год, 21 января – день траура (смерти В.И. Ленина), 22 января – день памяти революции 9 января 1905 года, 12 марта – день низвержения самодержавия, 18 марта – день Парижской коммуны, 1 мая – день Интернационала, 7 ноября – день пролетарской революции, 6 июля – день Конституции СССР, 8 марта – Международный день работниц. Количество революционных праздников постепенно увеличивалось и к десятой годовщине Октября их число достигло 13. Среди них было три международных и четыре советских [Полищук 1997: 586]. Иногда их празднование совмещали. Так, 5 июля 1925 г. происходило празднование Международного дня кооперации и 3-й годовщины Конституции СССР [Известия 1925].
Смысл праздников «красного» календаря определил сам В. И. Ленин. Он видел в создаваемой социалистической революцией праздничной культуре эффективнейшее средство этой же революции [Мазаев 1978: 229]. В. И. Ленина интересовали, прежде всего, массовые революционные праздники, предпосылкой и основанием для которых стала маевка – дореволюционный пролетарский праздник. «Митингование, это и есть настоящий демократизм трудящихся, их пробуждение к новой жизни» [Ленин 1958: 201–202], – считал вождь. В раннем советском массовом празднике центральное место, помимо митинга, занимало шествие, демонстрация, движущаяся под маршевую музыку духовых оркестров. В столицах и губернских городах в создании и оформлении подобных праздников участвовали в основном профессиональные художники, а затем и театральные деятели, их творческими мастерскими становились целые города. В целом же это было искусственное детище интеллектуалов, принявших революцию.
По мнению современников, отношение народа (в первую очередь крестьян) к первым революционным праздникам было неоднозначным, поскольку идеи, в них заложенные, и оформление их было модернистским, непонятным. Площади и улицы городов, по которым шествовали демонстранты, декорировали красными, черными и зелеными парусами, оранжевыми кубами, фантастическими искаженными фигурами с молотами и винтовками, расписывались стены домов, заборы [Коротаев 1998]. В Архангельске «все здания, в которых помещаются государственные учреждения и хозорганы, кооперативные клубы, витрины кооперативных магазинов празднично убраны зеленью, красной материей и флагами. Особенно выделяется витрина Церабкоопского магазина № 18. Женщина-крестьянка в русском сарафане и мужчина-рабочий пожимают друг другу руку, между ними портрет Владимира Ильича на красном фоне» [Волна 1924: 2].
В начале 1920-х годов основное место в оформлении празднеств занимали театральные представления карнавального характера: сатирически-гротесковые инсценировки, скетчи, декламации, цирковые номера. К этому же времени относится и всплеск деятельности кружков художественной самодеятельности. В Архангельске уже существовали самодеятельные кружки народного театра на лесопильнях Маймаксы (рабочий лесопильный поселок в пригороде – А. Ф.). Выступления рассказчиков и куплетистов из заводских рабочих проходили в городских садах и скверах [АГВ 47: 7].
В истории зарождения советской праздничной культуры отправным событием можно считать 1 мая 1918 года, когда впервые после победы Октябрьской Революции в ряде городов – Москве, Петрограде, Киеве, Саратове, Архангельске, Воронеже и других – были проведены праздничные церемонии. Об этом событии в Архангельске вспоминал Иван Боговой: «1 мая 1918 – настоящий рабочий праздник» [Боговой 1924: 55]. В разные годы Первомай в Архангельске, как и других крупных городах России, отмечался по-разному, в зависимости от политической обстановки в стране и накопленного рабочими арсенала форм политической борьбы [Полищук 1997: 580].
Первое празднование Первомая в Архангельске, организованное политссыльными рабочими и уже существовавшим рабочим марксистским кружком, состоялось в 1899 году. «В этот год Маевку праздновали на большом карбасе, прячась в бесконечных извивах Северной Двины, напеваем “Смело, товарищи, в ногу“. Марсельеза не клеится, не умеем, лишь подтягиваем в припеве» [Боговой 1924: 12]. В 1905 году митинг проходил вместе с гулянием в Маймаксе и на «Быку» (набережная Северной Двины) [Боговой 1924: 19–20], следующие годы отмечались забастовками, митингами, демонстрациями.
С 1920-го года 1 Мая часто соединяли с субботником. На первый всероссийский субботник-маевку, состоявшийся в этом году, в Архангельске, по словам современника, «все трудовое население вышло как на работу. На площади возле Летнего театра организовали чай и раздачу белого хлеба. Большая партия – 12 тысяч человек работала на прорытии канала. Работа закончилась в конце 2-го часа, участвующим роздали продовольственный паек. Вечером, после субботника – на заводах шли митинги, спектакли, концерты, представления под открытым небом» [Боговой 1924: 70–73].
В годы нэпа праздничная церемония в городе обогатилась массовыми уличными развлечениями, концертами, спортивными выступлениями, демонстрацией производственных достижений, возникновением «политкарнавала». Со второй половины 1920-х годов праздники делились на 2 части: на демонстрацию, которой предшествовал военный парад, и вечернее народное гулянье в день демонстрации или на следующий день [Волна 1924: 3–4].
В конце 1920-х годов на смену «политкарнавалу» пришло «индустриальное зрелище» (отчеты заводов о пятилетках), включавшее коллективное хоровое пение, игры, танцы, спортивные соревнования, многотысячное принятие присяги, отдачу рапортов. В дальнейшем эти мероприятия стали проходить на городских стадионах.
В городах Архангельского Севера стремительный приход новой власти был подготовлен длительной деятельностью большевиков, в сельской местности всё происходило иначе. Во время первой мировой войны нарушились её традиционные связи с городом, в период гражданской войны и послевоенной разрухи положение крестьян стало просто катастрофическим, что заставило их вернуться к наиболее надежной форме хозяйства – натуральной, и, как следствие этого, произошло возрождение традиционной народной культуры – материальной и духовной.
В связи с реанимацией традиционных форм хозяйственной жизни возросла и роль большой неразделенной крестьянской семьи – отсюда строительство в Архангельском крае в 1920-е годы больших двухэтажных домов для таких семей [Трошина 2000: 112]. Вслед за изменением «базиса» изменилась и «надстройка»: в это же время в деревне наблюдалось возрождение многих форм традиционной праздничной культуры, исследователи отмечали ренессанс православных крестьянских праздников на Русском Севере [Колпакова 1975; Крестьянское искусство. Т.2. 1928], что шло вразрез с проводимой в стране политикой в области праздничной культуры.
Идеологи и практики Главполитпросвета (ГПП) в сотрудничестве с Агитпропом ЦК РКП-ВКП(б) и ЦК РЛКСМ-ВЛКСМ предпринимали попытки использовать православные праздники в своих интересах. Сценарии «старых» праздников изучали, переделывали, подгоняя под революционные, и затем старались распространять в крестьянской среде. С этой целью было создано несколько новых журналов, среди которых наиболее рьяно антирелигиозной пропагандой занимались «Красный Ворон» и «Антирелигиозник». Традиционные праздники и обряды пытались
