— И ты не видел девушку, которую я искал все те дни?
— Нет, мой господин.
— Заткнись! — рявкаю так, что Зураб отшатывается на два шага назад, но я тут же настигаю его, вынуждая шакала с глухим звуком врезаться затылком в стену. — Аллах видел, что я давал тебе шанс.
— Я говорю правду!
— Вот сейчас и проверим, — произношу угрожающе и, тяжело дыша, заставляю себя отступить, чтобы не облегчать этому лживому ублюдку судьбу. — Ахмед! Дай ему нож.
Командир поискового отряда, а теперь и единственный человек, кому я еще доверяю в этом дворце, незамедлительно выполняет мой приказ, протягивая ошеломленному Зурабу нож.
— Ты знаешь, что делать.
Зураб судорожно переводит взгляд с острого лезвия на меня и обратно.
— Господин, — хрипит он, — будьте благоразумны…
Я поднимаю руку, обрывая его жалкий лепет:
— Это последний раз, когда я предоставляю тебе возможность сделать это самому.
Зураб нервно облизывает тонкие губы, прежде чем протянуть дрожащую ладонь, в которую Ахмед вкладывает металлическую рукоятку. Вот теперь он действительно напуган.
Еще с минуту визирь смотрит на оружие, зажатое в своей потной ладони, а потом неуверенно прикладывает острый наконечник к мизинцу и вновь замирает, срываясь на частые вздохи. И чем дольше он медлит, тем сильнее крупная дрожь охватывает его конечности.
Не дождавшись от меня никакой реакции, он слегка нажимает на кожу и делает маленький надрез, проглатывая скулеж о пощаде. Его дыхание учащается, становится громким и прерывистым, а по виску скатывается маленькая капля пота. Но он пытается скрыть волнение, порывисто втягивая воздух носом.
Наконец Зураб все-таки делает еще один нажим, однако, не выдержав боли, тут же роняет нож, а вместе с ним и сам со сдавленным воплем падает к моим ногам.
— Пощади, господин! — стонет, не поднимая головы. — Я не желал зла, я хотел помочь… эта рыжая ведьма околдовала ваш разум, она грязная и не достойна вас, пощади…
— Хотите, чтобы я закончил с ним, господин?
Ахмед — редкий тип людей, верный своему хозяину и полностью отдающий себя службе. И он бы с радостью наказал Зураба ради меня. Но этот шакал мой.
— Я сам.
— Хорошо, — Ахмед кивает и отступает к стене, после чего я улавливаю невнятную мольбу Зураба, который едва ли не вылизывает мои ноги.
В этот момент я поворачиваю голову в сторону Джансу.
— Ты уверена? — спрашиваю ее как можно мягче, потому что сейчас она снова выглядит уязвимо. Но все же я должен убедиться, что не ошибся в ней.
Она медленно переводит взгляд на дрожащее тело у моих ног, и я вижу, как ее дыхание сбивается. Но когда Джансу снова смотрит на меня, я замечаю в ее взгляде столько решимости, что мне не требуется ее ответ. Однако она любезно дает мне его.
— Уверена ли я в том, что этот человек пытался продать меня в рабство? — немного язвительно срывается с алых губ. — Или в том, что он практически изнасиловал меня, и сделал бы это, если бы я не раздавила его яйца? — В груди что-то простреливает тупой болью от этих слов. — Или ты думаешь, я забыла лицо того, кто избил меня плетью и выкинул в раскаленные пески? — ее голос взлетает на октаву выше, и она запинается. Но только чтобы вздернуть подбородок и прошипеть со слезами на глазах: — Уверена.
Рабство, изнасилование, боль, смерть. Кусомак…
Сдавливаю переносицу пальцами, пытаясь не обезуметь. Но эмоции оказываются коварней и уже пробираются сквозь многолетние щели прямо в грудную клетку, где начинает все жечь. И это неприятное ощущение слишком быстро распространяется внутри меня, душит, подобно змее, обвившей тело своей жертвы. Ждет, когда я сделаю выдох, чтобы сжать меня сильнее.
— Лживая су… — шипит он, привлекая мое внимание, а потом вскидывает голову в сторону Джансу. — Ты. Хотела. Сбежать. — Зураб приподнимается, направляя на нее палец. — Ты. Умоляла. Дать. Тебе. Возможность… — шепотом, — сбежать. Ты грязная шармута, не достойная быть зде…
Я обрываю жалкий поток слов, схватив Зураба за горло и рывком подняв на ноги, продолжая сжимать ладонь до тех пор, пока его глаза не начинают выкатываться из орбит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Она моя женщина. А ты продал ее, — цежу я сквозь зубы. — Ты продал ее, будто она твоя! Но она моя! — срываюсь на крик и сжимаю его горло еще сильнее, улавливая позади себя, как ахает Джансу. Кажется, она даже зовёт меня, когда его щеки начинают синеть и раздуваться. Но красная пелена ярости слишком глубоко пустила свои корни. — Ты прикоснулся к тому, что принадлежит твоему господину. Ты соврал мне. А когда врешь, паскуда, готовься к тому, что я узнаю об этом и накажу.
— Джа… Джаф-фар, — хрипит он, беспомощно размахивая руками. — Прошу… я… я больше… н-ни-ког…да не прикосну… к ней…
— Не прикоснешься, — мрачно произношу я и позволяю шакалу с раскрасневшимся лицом упасть к моим ногам и зайтись в раздирающем кашле. Выдыхаю и облизываю пересохшие губы, полностью потеряв контроль над собой. — А чтобы у тебя больше не возникало такого желания, я кое-что у тебя заберу.
Подхожу к стене и снимаю с неё саблю, а затем поворачиваюсь и сталкиваюсь с все еще хрипящим лицом Зураба. Как только до него доходит, для чего мне оружие, он тут же начинает трясти головой и пятиться на четвереньках к дверям.
За два шага настигаю Зураба и наступаю ему ногой на спину так, что его лицо вжимается в пол.
— Шакал, ты пожалеешь о каждом прикосновении к моей женщине, — рычу, прежде чем замахнуться саблей, но останавливаюсь, потому что он начинает рычать и размахивать руками. — Ахмед! Живо зафиксируй ему правую руку.
Он незамедлительно выполняет мой приказ, не обращая внимания на слезную мольбу Зураба о пощаде, и я одним точным движением отсекаю ему правую кисть, прежде чем воздух разбивает адский звук боли. К черту.
Тяжело дыша, выпрямляюсь, наблюдая, как прорывается кровь из культи, пока визирь, скрюченный в моих ногах, вопит во всю глотку, но этого недостаточно. Я наклоняюсь и, схватив его за ухо, отрезаю кусок, получая новый залп криков.
— Остановись… Прошу тебя… Хватит! — как сквозь слой ваты, я слышу мольбу Джансу, но полностью игнорирую ее.
— Протри и верни оружие на место, — вручаю Ахмеду окровавленную саблю, после чего сплевываю на ущербно стонущего ублюдка и бросаю рядом с ним кусок его плоти. — Это плата за ложь твоей сестры. — Переворачиваю его ногой и надавливаю на грудь, заставляя корчиться от новой боли в луже крови на полу. — Если еще раз посмотришь на мою жену, я выколю тебе глаза, а если попытаешься навредить ей, я буду каждый раз отрезать от тебя по куску, пока ты не сдохнешь. Я заставлю каждую падаль вспомнить, каким я могу быть.
Напоследок нажимаю еще сильнее и, оттолкнувшись от него, теряю интерес к сопливому куску мяса.
— Выясни, кто из солдат ездил с ним, и публично отсеки головы. Этого, — пинаю по ноге визиря, — к врачу. Слугам скажи, чтобы все здесь прибрали. Меня не будет несколько дней. Наведи здесь порядок, Ахмед. У тебя есть все полномочия.
— Будет сделано, мой господин.
Сглатываю и провожу ладонью по лицу, все еще рвано хватая воздух. Вот же шакал… Трясу головой, уперев руки в бока. Изнасиловать пытался, а рыжая зараза даже и не подумала рассказать, пока не припер ее к стене. Аллах! Эта женщина способна возглавить революцию и перевернуть весь мир вверх дном.
Очередной сдавленный стон вырывает меня из прострации, и, только после того как перевожу дыхание, я нахожу взглядом Джансу.
Кусомак.
Она выглядит так, словно только что я перерезал десяток кошечек и собачек на ее глазах, а не наказал ублюдка, причинившего ей боль. Кажется, еще немного, и она свернется в клубочек и попытается спрятаться от меня. Джансу явно не испытала удовлетворения от происходящего.
Делаю шаг в ее сторону, замечая, как она вздрагивает и стройное тело вытягивается, будто напряженная струна.
— Он заплатил за то, что сделал с тобой.
Пытаюсь успокоить Джансу, но она отрицательно качает головой.
