Пули со звоном отскакивали от металлической обшивки бомбы. Мордехай побежал. Ящеры тут же принялись стрелять в него. Он упал и покатился по земле, делая вид, что его подстрелили, чтобы убедить ящера перенести обстрел в другое место. Дождавшись этого, он вскочил на ноги и вновь побежал.
– Хитрый ублюдок! – крикнул кто-то по-немецки у него за спиной.
Он оглянулся. Как и следовало ожидать, Фридрих воспользовался представившимся шансом. Люди впереди рассыпались веером, одни устремились к кустарнику, до которого оставалось несколько сотен метров, другие ринулись по дороге, ведущей в Пётркув, третьи бежали на запад или восток через поля к фермам, где рассчитывали укрыться.
Фридрих мчался рядом с Анелевичем.
– Проклятье, кажется, нам это сойдет с рук! – прокричал он.
– Kayn aynhoreh! – воскликнул Мордехай.
– Ну, и что ты сказал? – спросил немец.
– Нечто вроде «не гневи судьбу». – Фридрих крякнул в знак согласия.
Пули теперь до них не долетали. Ящеры не стали преследовать пленников, которые сбежали первыми, сосредоточившись на том, чтобы удержать в лагере остальных.
Фридрих свернул в сторону, чтобы между ним и лагерем оказался кустарник, и, тяжело дыша, перешел на быстрый шаг. Анелевич последовал его примеру.
– Ну, Шмуэль, проклятый еврей, теперь мы остались вдвоем.
– Так и есть, вонючий нацист, – ответил Мордехай.
Они криво улыбнулись друг другу. Каждый из них вроде как пошутил, но Анелевич имел в виду именно то, что сказал, и у него было ощущение, что Фридрих относится к евреям ничуть не лучше, чем сам он к нацистам.
– Что будем делать? – спросил Фридрих. – Если не считать того, что пойдем дальше.
– Прежде всего нужно уйти подальше от лагеря, чтобы пас не выследили собаками или каким-нибудь другим способом. А потом… Может быть, удастся примкнуть к местным партизанам и попытаться немного испортить жизнь ящерам. А может быть, и нет В этой части Польши практически не осталось евреев – благодаря вам, нацистским ублюдкам.
Теперь Анелевич говорил совершенно серьезно.
– Ну, я и сам мог бы тебе кое-что рассказать, – ответил Фридрих.
– Не сомневаюсь, – проворчал Мордехай. – Оставь при себе, иначе мы вцепимся друг другу в глотки – вот ящеры повеселятся! Кроме того, местные поляки не любят евреев.
– Да уж, – с угрюмой уверенностью согласился Фридрих, и Анелевич понял, что ему совсем не хочется знать подробности.
– Но и немцев они тоже не любят, – закончил свою мысль Мордехай. Фридрих нахмурился, но спорить не стал. – Лучше всего отправиться в Лодзь. Это крупный город, чужаки там не так заметны, как в Пётркуве. И там осталось немало евреев.
– Давно мечтал о встрече с ними, – фыркнул Фридрих, но тут же заговорил серьезно. – Впрочем, вы, еврейские ублюдки, знаете про подполье больше других, не так ли?
– А вы, нацистские ублюдки, вынудили нас уйти в подполье, не так ли? – спросил Анелевич. – Значит, в Лодзь?
– В Лодзь, – согласился Фридрих.
* * *
Капуста, черный хлеб, картофель. Для разнообразия турнепс и свекла. Генрих Ягер жалел, что он далеко от линии фронта – там хотя бы давали мясные консервы и масло. Конечно, питаясь капустой, черным хлебом и картофелем, с голоду не умрешь, но через некоторое время начинаешь понимать, что тебе хочется чего-нибудь другого. И хотя работа, в которой он принимал участие, имела огромное значение, жизнь в Германии стала холодной, серой и скучной.
Он проткнул вилкой последний кусок картошки, подобрал последний кусочек квашеной капусты на тарелке, подобрал хлебом остатки соуса – нельзя не признать, что качество хлеба сейчас выше, чем в 1917 году. Однако хорошим его все равно не назовешь.
Ягер встал, отнес тарелку и столовое серебро к столику для грязной посуды, за что получил благодарность судомойки, и вышел из столовой. Открыв дверь, он столкнулся с высоким человеком в черной униформе СС, обильно украшенной серебром.
Полковник СС заключил Генриха в свои могучие объятья.
– Ягер, проклятый сукин сын, как поживаешь? – пророкотал он.
Несколько физиков, которые обедали вместе с Ягером, удивленно и даже испуганно смотрели на невероятное явление, посетившее их спокойный уголок.
Жизнь осталась холодной и серой, но она перестала быть скучной.
– Привет, Скорцени, – ответил Ягер. – А как ты? – Рядом со штандартенфюрером Отто Скорцени жизнь могла внезапно оборваться, но она никогда, никогда не бывала скучной.
Длинный шрам на левой щеке эсэсовца превратил его улыбку в жуткую гримасу.
– В лучшем виде.
– У тебя по-другому не бывает, – ухмыльнулся Ягер.
Скорцени рассмеялся, словно Ягер сказал нечто остроумное, хотя в его словах не было ничего, кроме правды.
– Тут есть место, где мы могли бы спокойно поговорить? – спросил эсэсовец.
– Ты понятия не имеешь о том, что значит говорить спокойно, – сказал Ягер, и Скорцени вновь рассмеялся. – Пойдем, я отведу тебя в свою комнату.
– Мне не обойтись без хлебных крошек, если я не хочу здесь заблудиться, – ворчал Скорцени, когда Ягер вел его через средневековый лабиринт замка Гогентюбинген.
Оказавшись в комнате Ягера, он плюхнулся в кресло, в которое сам Генрих садился с большой осторожностью.
– Ладно, какой способ самоубийства ты хочешь предложить мне на этот раз? – спросил Ягер.
– Можешь не сомневаться, у меня уйма новых идей, – заверил его эсэсовец.
– И почему меня это не удивляет?
– Потому что ты не дурак, – ответил Скорцени. – Поверь мне, за последние годы я сталкивался с огромным количеством самых разнообразных дураков. Некоторые из них носят военную форму и воображают, будто они солдаты. Но только не ты – тут я должен отдать тебе должное.
– Большое спасибо, – проворчал Ягер.
Относительно самого Скорцени он до сих пор не пришел к окончательному выводу: можно ли назвать Отто дураком в военной форме? Он безумно рисковал, но почти всегда выходил сухим из воды. В чем тут причина – удача или ловкость? Полоса удач Скорцени тянулась так долго, что Ягер относился к нему с уважением.
– Каким образом ты намерен накрутить ящерам их обрубленные хвосты?
– Только не хвосты – я намерен зайти с другой стороны. – Скорцени ухмыльнулся. Возможно, он считал, что его улыбка обезоруживает собеседника. Однако шрам превращал ее в устрашающую гримасу. – Ты слышал, что англичане начали использовать иприт против ящеров?
– Да, слышал.
В животе у Ягера все сжалось. В Первую мировую он долгие часы провел в душном противогазе. И еще он помнил своих товарищей, которые не успели вовремя их надеть. Ягер поморщился.
– Не могу их винить, но это отвратительное оружие. Интересно, с какой целью они приготовили газ? Неужели собирались использовать его против нас, если бы мы перебрались через Ла-Манш?
– Наверное. – Скорцени небрежно махнул рукой. Его не интересовали причины; что и как – вот главное. – И не возмущайся так. Если бы англичане использовали газ против нас, то мы бы им быстро показали, что иприт – еще далеко не самое страшное. У нас есть кое-что получше – после Первой мировой мы не сидели сложа руки.
– Не сомневаюсь.
Скорцени говорил очень уверенно. Интересно, откуда его сведения, и как проверяли действие новых газов – и на ком? Задавать такие вопросы слишком опасно. Ягер считал, что гораздо опаснее их не задавать, но с ним соглашались лишь немногие офицеры.
– Мы не использовали газ против ящеров, – продолжал Скорцени, – по той же причине, по которой не атаковали с его помощью англичан: мы боялись получить ответ. И хотя наш газ лучше, с ипритом связываться не хочется.
– Тут ты совершенно прав, – искренне согласился Ягер.
– Но когда ящеры высадились на их остров, англичане предприняли решительные действия. – Скорцени ухмыльнулся. – Как гласит старая пословица? «Ничто так не концентрирует внимание, как известие о том, что завтра тебя повесят». Что-то в этом роде. Должно быть, англичане решили, что они проигрывают, и пришли к выводу, что не стоит оставлять пули в стволе. И знаешь, что я тебе скажу, Ягер? Складывается впечатление, что ящеры не пользовались отравляющими газами в своих войнах, поскольку у них не оказалось подходящей защиты.
– Значит, англичанам удалось найти их ахиллесову пяту? – И он вдруг представил себе, что люди нашли способ вышвырнуть ящеров с Земли, хотя не имел представления, сколько потребуется газа и сколько людей уцелеет после его применения.
– Ну, во всяком случае слабое место, – сказал Скорцени. – Но ящеры не глупее русских. Сделай что-нибудь против них, и они попытаются придумать, как тебя остановить. У них мало своих масок – может быть, даже совсем нет, тут мы не знаем наверняка, – однако им удалось захватить английские образцы, к тому же на них работают коллаборационисты. На юге Франции есть завод, где они пытаются начать производство противогазов, которые будут надеваться на рыла ящеров.
