— С тебя причитается, — сказал ему дежурный, когда Максим Вавилов расписался в журнале. Телефон у него на столе звонил не переставая, он снял трубку и прижал к пузу. Было слышно, как в пузе у него отдаленно кричат глухим голосом: «Але! Але!.. Милиция?! Але!!»
— За что с меня?..
— В управление, говорят, уходишь!
— Да это когда еще будет!
— Все равно причитается! А уж когда будет, еще раз поставишь!
Потом Максим опять ехал в метро, кутаясь во влажную куртку и пряча в воротнике холодный нос. Народу в этот час было мало, только какие-то припозднившиеся работники да пара гуляк, которые спали, привалившись друг к другу.
Он забрал со стоянки машину, и ее европейский комфорт после метро, трупа и подъезда, в котором они грелись, вдруг показался ему оскорбительным и ненатуральным.
Впрочем, об этом он тоже старался не думать. Зачем?! Все равно изменить ничего нельзя.
По пустой Ленинградке он долетел до поселка за двадцать минут, и горячая ванна и кусок мяса уже были совсем близко, и сознавать это было утешительно. Въехав на территорию поселка, он сбросил скорость и открыл окно.
Дождь шумел в опавших листьях, и шины тихо шуршали по гравию.
У соседей на участке горел веселый желтый свет, лаяла собака и, кажется, музыка играла — наверное, гости приехали по поводу завтрашней субботы!
Вавилов нашарил в «бардачке» пульт от ворот, въехал на участок и возле сторожки посигналил, чтобы Таня с Петром знали, что он дома.
Фонари сияли между мокрыми стволами, и на террасе тоже был свет. Таня всегда его оставляла, чтобы Максиму было не так грустно возвращаться.
А ему и не грустно!.. У него все хорошо!.. Подумаешь!..
Он вылез из машины, постоял, вдыхая запах прелой осени, и побрел к дому.
Конечно, ему хорошо. Жизнь не кончается завтра, у него есть дом, еж, книжка, и выходные впереди. Может, кто-нибудь заглянет, и тогда у него на участке музыка будет играть, и мясо будет жариться, как у соседей! Сплошное веселье!..
Держась за перила, он поднялся на террасу и вдруг остановился. Что-то такое ему почудилось… Что-то странное вдруг померещилось ему…
— Максим, не пугайся, — сказал из темного угла хриплый голос. — Это я.
У него сильно сдавило горло, так сильно, что он сразу не смог ничего сказать.
— Катя Самгина, — счел нужным пояснить голос. — Не узнал?
— Ну почему же, — выговорил он, протолкнув через горло то, что мешало ему говорить. — Узнал.
В темноте скрипнули петли, гамак качнулся, и неясный силуэт приблизился и стал рядом с ним.
Он решил, что не будет на нее смотреть. Вдруг окажется, что это не она?
Он смотрел в сад, и она тоже смотрела в сад, и они долго молчали — Я тебя еле нашла, — сказала она наконец. — Тут осенью все не так, как летом.
— Не так, — согласился он.
— А я знаю только, что по Ленинградке, а больше ничего не знаю! Даже названия поселка!
— А позвонить? Слабо?
Она повернулась и взглянула ему в лицо.
— У меня нет твоего телефона. — Она пожала плечами. — Ты мне не дал. И номера твоей оперативной дежурки я не знаю.
— Какой.., дежурки?
— Ну, в которой ты работаешь!
— А-а.
Они еще помолчали.
— А еж? Жив?
— Жи-ив, — сказал Максим Вавилов. — Здоров и счастлив. Наверное, даже поправился. Как же ты.., приехала?
Она пожала плечами.
— Взяла в Шереметьеве такси. Они там стоят каких-то бешеных денег.
— Должно быть, только ты одна и взяла! Кто же ездит из Шереметьева на такси!
— А как мне было ехать?! — вдруг рассердилась она. — Я даже не знаю, есть здесь электричка или маршрутка! Ленинградку помню, поворот с нее помню, а больше ничего не помню! Да еще стражники не хотели меня пускать, слава богу, Ольга была дома, она позвонила, и меня пропустили!
— Ольга? Какая Ольга?
— Соседка твоя! Жена Олега Комарова, вице-спикера Госдумы!
— Ну да, конечно, — язвительно сказал Максим Вавилов. — Телефон Ольги у тебя есть, а моего, конечно, нету!
Она покачала головой.
— Ты мне не оставил, — повторила она твердо. — Не буду же я сама просить! А когда ты мне не оставил, я решила, что ты больше.., ну, не хочешь меня видеть, и это логично, потому что я просто эпизод бурной столичной жизни сына богатых родителей!
Все это она выпалила в один заход и опять стала смотреть в сад. По саду бродил дождь, шуршал в ветках.
— Ты что? — спросил Максим Вавилов. — Дура, Кать?!
— Мне нужно с тобой поговорить, — так же твердо продолжала она. — Я не навязываюсь, но мне очень нужно, правда.
Тут вдруг он понял, что происходит.
К нему приехала Катя Самгина. Из Питера.
Она взяла в Шереметьеве такси, долго искала поселок, нашла его, а потом звонила соседке, потому что охрана не пускала ее на территорию. Она приехала, и ждала его, Вавилова, на террасе, и наверняка придумывала, что скажет, когда он приедет, и боялась, что он может сегодня вовсе не приехать, и медленно подмерзала, и вспоминала про ежа, и все сочиняла сценарий разговора — она же журналистка!
А теперь она стоит рядом с ним на террасе, и они вместе смотрят в сад.
И еще он вдруг понял, что.., жив.
Жизнь действительно не кончается завтра, потому что сегодня к нему приехала Катя Самгина.
— Ты замерзла?
— Конечно, — просто и грустно сказала она. — И у меня бабушка умерла. Я теперь одна. То есть почти одна.
Он не услышал слова «почти», вернее, услышал, но ему было наплевать на «почти». Кто там у нее? Писатель Галапагосский?! Композитор Керосинов? Танцор Спиноза?! Да наплевать на всех! Сейчас-то она здесь, рядом с ним!
На террасе.
— Бедная моя, — произнесс он и потянул ее за рукав, будто боялся, что она скажет, что ей срочно понадобилось обратно в Питер и она уезжает. — Пошли в тепло.
За рукав он привел ее в дом, мельком удивившись, что она такая красивая, он и забыл про это. На ней были джинсы и свитер с высоким горлом, должно быть, она все стеснялась своего шрама, и ему очень хотелось ее поцеловать, но он не знал, можно ли.
Он вообще больше ничего не знал.
Она скинула ботинки, сунула куда-то куртку и пошла по дому, трогая руками стены и странно улыбаясь, словно здоровалась со старым знакомым.
Он ушел на кухню, но тут же вернулся. Ему было страшно, что она исчезнет, пока он будет возиться с мясом.
— Хочешь, камин затопим?
— Хочу.
— Я сейчас.
Она оглянулась от раздвижных дверей, которые выходили на другую сторону дома.
— Ты камин, а я сделаю ужин. Давай?
Он сосредоточенно кивнул.
Он укладывал в камине дрова и все время прислушивался к звукам, которые раздавались у него за спиной. Вот стукнула крышка. Зазвенел стакан. Вот вода полилась, а вот холодильник закрылся.
Она возится у него на кухне. Она приехала и теперь собирает им ужин.
Он устроил шалашик из щепок, щелкнул зажигалкой, подождал, пока деловитое пламя не взберется наверх сухого поленца, поднялся с корточек и проверил вытяжку.
— Подожди, и нечего холодеть. — Это было сказано сердцу, которое холодело. — Подожди, еще ничего не известно.
— Максим, ты со мной разговариваешь? — издалека спросила Катя.
— Нет.
Она подошла и стала у него за спиной.
— Через пять минут все будет готово, — сказала она. — Разогревается.
Он покивал.
Пламя в камине разгоралось все веселее, и где-то в отдалении по деревянным полам громко протопал еж.
Катя Самгина вдруг сзади обняла Максима, стиснула сильно-сильно и положила голову ему на плечо.
— Я не думала, что это будет так трудно, — выговорила она, и он услышал, что она плачет. — Ужасно трудно!
— Кать, ты что?!
Он перехватил ее руки и сделал попытку повернуться, но она не дала.
— Подожди, не смотри пока на меня, — попросила она жалобно. Он никогда не слышал у нее такого жалобного голоса. — И не обращай внимания, я теперь все время плачу.
— Катя!
— Я не хочу навязываться! Я не могу! Но я должна тебе сказать! Только ты знай, что тебя это ни к чему не обязывает, и вообще, это мое личное дело, и больше ничье! Но ты должен знать… — Тут она запуталась и остановилась, и он все-таки повернулся и взял ее за плечи.
— Не смотри на меня! — сказала она быстро.
Конечно же, он смотрел во все глаза. У нее было бледное лицо с темными кругами под глазами, и глаза зажмурены крепко-крепко.
— У меня будет ребенок, — выпалила она так же быстро. — От тебя. И не говори мне ничего, не смей ничего говорить! Я уже все решила, я сама, сама!..
— Как.., ребенок?!
Должно быть, у него был очень дурацкий вид, и вопрос, разумеется, был дурацким, и она сердито сказала:
— Макс, как у всех бывают дети, так и у меня будет ребенок.
И вытерла слезы о его водолазку. Он зачем-то пощупал то место, о которое она потерлась, — мокро от ее слез.
— Да, но мы.., всего один раз, а с первого раза не бывает, и ты была только что из больницы, и я думал, ничего, обойдется…
