Она мило улыбнулась, окинула взглядом уходящие вдаль, под косогор, сосновые посадки.
— И это всё вы? Сами?
— Нет, еще тракторист дядя Федя из Дергаусово борозды пахал…
— Надо же… Сроду бы не подумала, что такое возможно. Без спросу столько насадить! И работали бесплатно! Надо же!
Донская что–то записала в блокнот, и мы зашагали обратно. В тот же день на попутной машине она уехала в Тогучин. Вскоре отца вызвали в лесхоз. Ему оплатили по нарядам выполненную в лесу работу на посадках сосны и разрешили привлекать за плату других рабочих на посадку, прополку саженцев и окашивание молодых сосенок.
Рассказ о рождении боровлянского соснового бора я закончу заметкой «Оставил свой след», опубликованной в тогучинской районной газете «Ленинское знамя» 30 июня 1993 года в № 59. В подтверждение привожу её полностью, поскольку вырезку из газеты бережно храню в планшете отца.
«Сложны и интересны судьбы людей. Такая судьба и у Григория Зиновьевича Гусаченко. Ещё издали, направляясь к его дому, где он проживает со своей супругой Фаиной Федоровной, я заметила две фигуры, что–то делающие возле дома. Интуиция мне подсказала, что это и есть тот человек, который мне нужен. Да, это был он со своим сыном. Они ремонтировали водопровод. Нет, сын живёт не с ними, но по первому зову отца немедленно приехал помочь.
Я почему–то думала, что встречу дряхлого старика с костыльком (родился в 1916 году, 31 января), но ошиблась. Передо мной предстал довольно крепкий, с добрыми глазами и приветливым лицом ветеран войны.
Оторвавшись от своих дел, пройдя во двор, мы уселись на скамеечку, и он поведал мне свою житейскую историю.
— Многое из памяти стёрлось, — начал он, — но что помню — расскажу. На фронт меня призвали на второй день войны. Направили в 234‑й полк НКВД. Потом фронт. Ходили мы группами по семь человек за «языком». Это опасная, но очень нужная служба. Приказ был не просто брать «языка», а брать офицера, из которого можно было добыть ценные сведения. Мне довелось сходить только дважды. Первый раз взяли старшего лейтенанта, который дал ценные сведения о предстоящей Курской битве, а во второй не повезло — ранило. Направили в госпиталь в город Усмень. Залечив раны, которые дают знать о себе до сих пор, снова вернулся в 234‑ю часть, откуда я в 1946 году и демобилизовался домой, где меня ждала молодая жена с четырёхлетним сыном (после появились еще четыре дочери). Прожив год в г. Кемерово, где работал заместителем начальника шахты, вернулся в Тогучин. Трудился на элеваторе заведующим, или как сейчас называют — директором, а впоследствии выращивал лес — лесником.
С этой должности Григорий Зиновьевич навсегда в истории города Тогучина оставил свой след. Есть такое село Боровлянка, и есть там сосняк, раскинувшийся на 470 гектарах. Так это его рук дело, а также жены и сына, который хоть и был мал, но помнит, как они втроём сажали саженцы, а потом за ними ухаживали и радовались, как сосенки поднимались все выше и выше, превращаясь в стройные нарядные сосны.
В 1972 году ушел на пенсию. На жизнь не жалуется. Он считает, что она прожита не зря. Есть ещё силы, прекрасные дети, которые получили все высшее образование, любят своих стареньких родителей и помогают им.» (Т. Стенковая).
Скромная, но от души написанная заметка об отце — дорогая для меня реликвия! Безмерно благодарен за неё приятной в общении, способной сотруднице из тогучинской газеты Т. Стенковой! Огромное ей спасибо за то, что по достоинству оценила бескорыстный труд лесника Г. З. Гусаченко.
Спасибо редакции тогучинской районной газеты, поднимающей на своих страницах тему главного предназначения человека — оставлять на земле добрый след! Творческих успехов вам, журналисты города Тогучина! Храни вас Бог!
Так родился боровлянский сосновый бор. Из того ящика рассады, привезённой отцом под полой брезентового плаща.
Закачайся, бор!
Радуйтесь, люди!
Пользуйтесь трудами тех, кого уже нет в живых. Собирайте в бору землянику и маслята, глубже дышите чудным воздухом, напоенным ароматом хвои. А пользуясь бором — берегите его!
Кем быть?
Для жителей Боровлянки 1956‑й — год начала посадки соснового бора. Для населения всей страны — год ХХ партсъезда, пресловутой хрущёвской «оттепели», разрушения сталинских бюстов и «воссоединения» деревни с городом.
В 1956 году я успешно сдал экзамены за семь классов, получил свидетельство об окончании семилетней школы. После её окончания перед родителями встал вопрос, куда меня дальше определить. Кем быть мне?
К отцу из Тогучина часто наведывалось лесхозное начальство. Пили самогон, курили, нагружались салом и мясом из нашего погреба и отправлялись домой с чувством исполненного государственного долга. За обсуждением лесных дел в застольных беседах бывший директор Тогучинского лесхоза и лесного техникума Василий Кот, еле ворочая языком, бормотал:
— Как эт–то к-куда его? Ко мне, в те… В техникум… П-пусть учится… Как эт–то кем быть? Лесничим будет…
От такой жизненной перспективы я энтузиазма не испытывал. Мне тотчас вставали перед глазами пьяные, мятые лесничие, их помощники, объездчики, наезжавшие к нам по лесоустройству, падавшие небритыми мордами в тарелки с холодцом. Нет, в лесной я не хотел. Вот, если бы в мореходку или в речное училище!
Выбирать не приходилось. Усадил меня отец по осени на телегу, повёз в Тогучин, к своей сестре Полине Зиновьевне.
— Жить будешь у тётки Поли, — говорил по дороге отец. — Учись, сынка. Лесничим станешь. Знаешь, как они живут?! Как сыр в масле катаются! Лесом налево, направо заправляют. Блату у них — во! В любой деревне лесничему и стол, и дом!
— У тебя тоже лес, а денег у нас никогда нет… — несмело возразил я из–за спины отца.
— Э-эх, — обиженно протянул он и подстегнул Волгу. — Да разве твой отец взял хоть копейку с людей за лес? Выпить с ними — выпивал, а чтоб деньги взять — не-е! И что, мы плохо живём? Что, у нас хлеба нет, есть нечего? Или раздеты, разуты ходим? Лошадь у нас, хозяйство, огород. А что ещё надо? К тётке Поле не с пустыми руками едем… Вон, сколько везем сала, масла, муки, сметаны.
Лучше бы он ничего не говорил про хозяйство, про огород. Не известная ещё мне философская мудрость, что не хлебом единым жив человек, выражалась внутренним протестом против жизни ради живота. Душа рвалась в неизведанное, на широкий морской простор. Учиться в лесном техникуме ради того, чтобы потом «кататься как сыр в масле»? Но об этом я промолчал. Слабо возразил:
— Я экзамены в техникум не сдам…
— Экзамены?! — удивился отец, — подхлестнув лошадь. — А для чего же тогда Васька Кот столько у меня сала и мяса сожрал, самогонки вылакал не меряно?! Пусть попробует не взять! Если что — жми прямиком к нему, скажи, так, мол, и так. Напомни, что ты сын лесника из Боровлянки. Смотри у меня! — пригрозил отец. Сдал меня сестре со всеми пожитками и уехал.
