— Я слышала, он никого не хочет видеть, и что свирепый баргест нападает на каждого, кто приблизится к нему…
— Ха! — пренебрежительно фыркнула я. — Надо просто проявлять настойчивость. Меня он тоже поначалу не хотел видеть, а потом сдался. Почему ты спрашиваешь о нем? Вы были друзьями?
— И да, и нет, — шепнула Тэрада.
Неприятное чувство кольнуло меня в сердце. Неужели Тэрада — та самая возлюбленная Скендера, которая оставила его, когда Элидир велел ему отправиться в изгнание?
— Ах, это ты была его дамой сердца… — протянула я с кислой гримаской на лице. — Тогда расскажу. Он влачил жалкое существование, когда я его встретила. Худой, оборванный, грязный… Пока я не начала с ним работать, ему было все равно, как он выглядит, чем питается. Все забыли, что он бог, он сам об этом забыл, и, когда с едой было туго, подворовывал у гоблинов, а те потом гоняли его по болотам. Гоблины! Гоняли! Сидхе! Каково, а? Я бы не поверила, скажи мне кто-то о таком!
Тэрада заплакала. Песня забвения сделала ее чувствительней, вернула юность ее душе, вот богиню и потянуло на разговоры о бывшем.
Глядя на то, как вздрагивают плечи Тэрады, я почувствовала удовлетворение. Пла-а-ачет… А ведь это из-за нее он превратился в жалкое, презираемое даже низшими фейри существо и потерял самоуважение. Неблагие хиреют, когда их не боятся, но это не смертельно, а вот предательство убивает. Когда я встретила Скендера, он был мертв.
— Любимых не предают, — сказала я прокурорским, даже инквизиторским тоном. — Раз ты его оставила, значит, и не любила никогда…
— Любила… — возразила Тэрада, глотая слезы. — Но когда открылась его суть, все изменилось. Его глаза… они стали ужасны… его голос изменился… вокруг него всем стало неуютно… он сам мне предложил расстаться… он сам хотел этого!
Я поджала губы. Меня так и подмывало сказать этой богине, что она обыкновенная трусиха, предавшая любимого, что ее любовь и поддержка могли все изменить, но я сдержалась. Как говорят, прежде чем судить другого, нужно надеть его обувь и пройти его путь.
Вздохнув, я спросила:
— Ты все еще боишься его предсказаний, Тэрада?
— Что?
— Ты все еще боишься Скендера?
— Это… сложно… но я жалею, — снова всхлипнула она, — сильно жалею о том, что оставила его тогда!
— Поговори с ним.
Тэрада округлила глаза; крупная слеза покатилась по ее щеке.
— Он живет в доме Ириана, он спокоен сейчас, хорошо выглядит. Пока я в холме, он вынужден меня слушать и держаться, но скоро я покину Файдкамен, и он снова станет тосковать и бродяжничать со своим баргестом. Иди к нему, поговори с ним, но только если больше не боишься его.
— Если я приду, ему станет только хуже… после стольких лет…
— Да, сначала. Но встреча с тобой все кардинально изменит, Тэрада. Вы все слишком долго воображали, что его не существует, что он просто призрак, чей силуэт иногда заметен в темноте. Поэтому и он сам стал считать себя ничем. Но он ожил в последнее время, я его расшевелила, а еще Ириан, Дианн; даже король не побоялся встретиться с ним… Еще немного, и все для Скендера может измениться. Дай ему понять, что он существует в твоих мыслях, твоей памяти… Скажи ему, что твое сердце еще трепещет при мыслях о нем, и не от страха. — Воодушевившись, я предложила: — Я отведу тебя к нему, прямо сейчас. Пойдем?
Тэрада склонила голову… вскочила и убежала из беседки.
Кажется, она все еще боится Скендера…
Я смотрела ей вслед, не понимая, то ли злюсь на нее, то ли жалею. Страдает она! Больно ей! Страшно ей! А Скендеру каково? Он-то песни забвения не слушает и сладкую кровь Эдоны не пьет…
Неожиданная мысль заставила мое сердце забитья быстрее. Песня забвения! Я слышала ее от начала и до конца, и так как у меня идеальная слуховая память, и я владею чарами повеления — то есть магическим голосом, то смогу ее воспроизвести! Не получится — что ж, ладно, но попробовать же можно?
Надеюсь, Скендер не будет против очередного эксперимента…
Глава 27
Я не заметила, как добралась до дома Ириана: мной овладел энтузиазм, скорее хотелось начать эксперимент. Я, конечно, поругала себя за то, что как доверчивая глупышка явилась на «закрытую вечеринку», но слишком сильно себя корить не стала. В конце концов, не приди я на бал, не узнала бы о планах Элидира, не познакомилась бы со спасителем Аранты и, самое главное, не услышала бы песню забвения. Я вышла сухой из воды, расположила к себе Маэнуна и получила информацию — так стоит ли расстраиваться?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Холм, как обычно, сократил для меня расстояние. Я постучала в дверь Ириановского жилища, и сонный Скендер открыл дверь.
— Знаю-знаю, — затараторила я, змейкой проскальзывая мимо него в дом, — мы договорились встретиться только через пять дней, но у меня возникла блестящая идея, и ее воплощение я не собираюсь откладывать!
Глянув на Ириана, лежащего в углу, я повернулась к Скендеру.
Сидхе уставился на меня так, словно я превратилась в гоблина. Конечно, из-за повязки я не могла видеть, куда именно направлен его взгляд, но научилась уже по едва ощутимому холодку понимать, когда он смотрит на меня, в особенности на мое лицо, или в глаза.
На холодное прикосновение его взора мое тело отреагировало мурашками. Я озадаченно приподняла брови, и вспомнила, что одета наряднее обычного. Улыбнувшись, я покружилась перед сидхе, показывая, как красиво переливается ткань, и поблагодарила:
— Спасибо, Скендер! Платье, которое ты для меня выдумал, просто чудо!
— Стой, не шевелись, — вдруг глухо попросил он, и подошел ко мне.
Мои брови снова приподнялись. Сидхе встал передо мной и замер. Долго, очень долго он разглядывал меня, не говоря ни слова… Наконец, тонкие губы дрогнули, и Скендер улыбнулся.
Мне стало жарко, я даже на Ириана оглянулась, чтобы проверить, не очнулся ли наш пламенный бог, не собирается ли нас поджарить. Ириан не проснулся, все так же лежал трупом, но мне по-прежнему было жарко… Я подняла руку и коснулась своей щеки — она была горячая.
— Ты покраснела, — подсказал Скендер.
— Это потому что ты так подозрительно улыбаешься!
Он улыбнулся еще шире, и ответил:
— Ты очень хороша в этом платье. Лучше, чем я представлял.
Я покраснела еще гуще, как девчонка, и сложила руки на груди. Впрочем, руки я сразу же опустила, потому что, сложенные на груди, они привлекали внимание к этой самой груди. Поздно: сидхе уже смотрел в декольте. В его оправдание могу сказать, что любой мужчина бы смотрел.
— Платье — прелесть, — с досадой сказала я. — Только сразу понятно, что его мужчина придумал. Декольте просто срам! Для скромной девушки мог бы придумать что-то более целомудренное.
— Я придумал платье, но только тебе было решать, надевать его или нет. Ты надела его… и ничем вырез не прикрыла… А то, что ты сделала со своим лицом и волосами это тоже магия в своем роде. — Помолчав немного, он сказал просто: — Ты прекрасна, Магари. Если это эксперимент, и ты хочешь проверить мою реакцию, то я повторю: ты прекрасна.
В холмах лгать нельзя, но даже если бы мы были не в холме, я бы все равно поверила Скендеру.
— Спасибо, — промолвила я, чувствуя, как моя душа заполняется солнцем, и как под этим солнцем гниют мерзкие сорняки неуверенности и комплексов, которые донимали меня с юности. Уж сколько я боролась с ними, а все было без толку… но одна фраза Скендера — и их больше нет. Важно даже не то, что он сказал, а то, как сказал: его голос был полон восхищения.
— Это все дворцовые пикси, — объяснила я, польщенная. — Они придумали для меня прическу и лицо накрасили. Когда я увидела в зеркале, что они навертели с волосами, то просто обомлела: мне показалось, с такой башней на голове только на маскарад идти! Они наломали прутиков с деревьев из дворцового сада, уложили прутики на моей голове, волосами обвили, и все это украсили паутиной так, что я показалась себе седой! А что они сотворили с моим лицом? Обсыпали чем-то, накрасили мои губы чем-то пурпурным, и оно не смывается! А глаза? Понятия не имею, что такое блестящее они нанесли мне на веки, но это тоже не смывается!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
