воскресным утром.
«Но, – объяснял он, победно выставляя напоказ маленький ключик, – есть гаражная дверь, которая все еще закрывается на обычный замок, они не позаботились о том, чтобы вложиться в кодовый и на этой двери, и, если он вместо входной двери пойдет в дом этим путем, кодовый замок вдруг – бац! – и превращался из компрометирующей улики в идеальное алиби. Я весь день дома просидел и проработал с питчем, – говорил он с широкой улыбкой и доливал шампанское в мой бокал. – За дверь и носа не казал». Ему нравилась эта часть истории, прикрытие, жизнь тайного агента с закодированными сообщениями и перепиской с липовых аккаунтов с двухфакторной авторизацией, все это стало частью его Большого Приключения, сама я таким не интересовалась – когда Витас не разъезжал на такси, то курил, сидя дома, и, если я говорила, что мне нужно уйти ради выступления на какой-нибудь конференции, он едва отрывал взгляд от видеоигры, с момента его последнего фотопроекта прошло много месяцев.
Как-то утром, это было одно из последних наших свиданий, я как раз готовилась спуститься в одиночку к завтраку – теперь платила я, а гостиничные завтраки просто лучшее, что я знаю, – и подняла с пола свои трусики, что-то зазвенело, и там, сверкая серебром, он и лежал, сначала я подумала, что это монетка, а может, кольцо, иногда его начинала мучить совесть и он снимал обручальное кольцо, но то был ключ, должно быть, выпал у него из кармана штанов. Не тратя время на раздумья, я положила ключ в сумочку, а потом забыла отдать ему, он ни разу не обмолвился, что ключ пропал, может, потому, что кагэбэшная глава к этому моменту закончилась, он больше не уединялся в туалете, чтобы ответить на ее звонки, не выбирал самые укромные столики в ресторане и не садился спиной к залу, точно так же, как покончил с ароматизированными презервативами, смазкой и красными розами, а вместо шампанского стал покупать испанскую «каву» – она же ничем не хуже. Мы начали говорить о квартирке, которую он мог бы снять у одного из приятелей, я поставила под кровать сумку, куда периодически складывала чистую одежду, такую, которая, я знала, ему нравится, вроде как в одно и то же время неброскую и элегантную, которую взяла бы с собой, когда мы будем вместе.
Я сунула ключ в сумку и позабыла о нем. Иногда нащупывала тонкую полоску металла на дне кармашка и вспоминала, какой была жалкой и как все это было ужасно, в такие моменты я готова была выбросить ключ, но останавливала себя и снова его прятала.
Может, потому что это последнее, что у меня осталось.
Может, потому что у меня так чертовски болел зуб.
Не имею ни малейшего понятия о том, где нахожусь, но, если верить навигатору на телефоне, я вообще-то совсем близко, всего в паре километров. От торгового центра идет велодорожка, я отправляюсь по ней, она проходит под виадуком, потом мимо ряда унылых высоток, строительного магазина, пустующей игровой площадки, закрытого «Макдоналдса», я вдруг понимаю, что впервые в жизни вижу закрытый «Макдоналдс». В воздухе словно какое-то жужжание, а может, это только в моей голове, такой глухой, сдавленный, вибрирующий звук, я пытаюсь отыскать тенек, иду сбоку от велодорожки, по шуршащей выжженной траве, несколько подростков проезжают мимо на скейтбордах, их вопли и болтовня ножом режут мне мозги.
Грязная лестница ведет на мост, ноги болят, жара давит на меня, словно чугунная крышка, идти еще очень далеко, на карте расстояние казалось небольшим, но в реальности это множество извилистых дорожек, идущих вдоль и поперек жилого района, – пригороды построены не для пеших прогулок, я спотыкаюсь на лестнице, оказываюсь на коленях и последние ступеньки преодолеваю ползком, отсюда видно автостраду, я встаю и перевожу дыхание.
Все замерло. Море стоящих на месте машин простирается, насколько хватает глаз, все они застыли настолько неподвижно, что поначалу картина ассоциируется у меня не с дорожным движением, а с консервными банками, наваленными рядом с переполненным контейнером для сбора металлолома. Дверцы открыты, люди сидят на обочине или стоят и переговариваются, машут руками или просто ошиваются рядом с машинами, некоторые, похоже, оставили свои тачки и бредут между чужими автомобилями, мужчины с рюкзаками, женщины с детскими колясками, автобус сигналит, пытаясь расчистить место для движения, «Скорая», виляя зигзагами, пробирается по краю дороги, где на гравии и отвратительного вида газоне стоят брошенные автомобили.
Вцепившись в перила на мосту, я обозреваю караван из машин, пытаюсь вникнуть в происходящее. Транспорт движется с севера. Из тех мест, где сейчас пожары. Все эти люди хотят попасть в город. А город опять закрыт.
Нетвердым шагом проделываю я путь над дорогой и спускаюсь по очередной лестнице, пролезаю под перилами, а потом вниз по земляной насыпи, которую заполонили сорняки, дальше перелезаю через еще одно ограждение, и вот я тоже там, среди людей, бреду в противоположном направлении между поблескивающими автомобилями. Дорога идет без подъемов или спусков, она выглядит невероятно широкой, река ровного гладкого асфальта, текущая среди пожелтевших деревьев, безликих зданий магазинов, вымерших бетонных коробок.
Женщина несет на руках вопящего ребенка, следом за ней идет мальчик лет десяти-двенадцати, на ходу играя в игру на телефоне, пожилая пара бредет с тяжелыми пакетами, маленькая девочка плетется за родителями, неся черно-фиолетовую сумку с картинками из «Звездных войн», спереди на ней изображен Дарт Вейдер с лазерным мечом, она спрашивает, ни к кому не обращаясь, сколько еще идти до бабушкиного дома. У некоторых в руках телефоны, они снимают происходящее, продолжая идти, говорят что-то на камеру, описывают то, что видят. В манере некоторых заметна доля торжественности, как если бы они пересекали океан, высаживались на некой планете – гордость первооткрывателей, которые раньше всех попали в место, о существовании которого люди прежде не просто не знали, но и не помышляли.
Я наискосок прохожу к краю дороги, между рядами машин толчея, сотни, тысячи человек движутся в сторону города, всюду, насколько хватает взгляда, я вижу идущих людей, некоторые, судя по виду, находятся в пути несколько часов, а то и дней, воздух колеблется на горизонте, там, где солнце шпарит по крышам машин. Воздух тяжелый от грязи и испарений, у некоторых машин включен двигатель, сквозь мутные стекла я вижу напуганные усталые лица, и над всем этим колышется пыльный зной.
«Как выедешь на трассу, оттуда уже совсем близко, – не раз с гордостью повторял он. – Десять минут, и ты в центре, только не в час пик, конечно». Если
