организации постепенно начинают терять свою роль «вершителей судеб». Это и понятно –
стабилизация государства, восстановление нарушенного равновесия между властью и обществом означали неминуемое снижение веса гражданских институтов, которые теперь должны были возвращать государству потерянные ими в условиях распада и хаоса властные прерогативы.
Однако и после победы большевиков рабочие организации продолжали влиять на ситуацию в стране, на выбор путей её развития. Это проявилось, в частности, в периоды первого и второго кризисов Советского правительства. Первых кризис был связан с требованием рабочих организаций сформировать единое социалистическое правительство. Основным проводником этого требования становится руководящий орган профсоюза железнодорожников – Викжель, но его позиция в целом находила поддержку даже тех рабочих организаций, которые шли за большевиками и полностью стояли на позициях Советской власти[418]. И хотя правые социалисты, в конце концов, не пожелали войти в правительство, большинство портфелей в котором принадлежало бы сторонникам Ленина, рабочие своим упорством и чёткой политической линией содействовали формированию единой правительственной коалиции социалистов. Союзниками большевиков в ней становятся левые эсеры. Второй кризис Советского правительства был связан с той борьбой, которая развернулась в российском обществе вокруг Учредительного собрания. Многие рабочие организации готовы были оказать ему поддержку лишь при том условии, что оно не станет противопоставлять себя Советской власти и поддержит все решения, которые принимались на Втором Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов[419]. Можно утверждать, что подобная позиция большинства рабочих, а также слабая популярность в их рядах правосоциалистических партий[420] стали решающим фактором победы «второй социалистической революции», как иногда называли разгон большевиками и левыми эсерами Учредительного собрания современники.
* * *
Подводя итоги сказанному, выношу на суд коллег следующую трактовку демократического потенциала Великой русской революции. Демократизм революции видится мне вовсе не в провозглашении многочисленных «политических свобод», часто сомнительных, подсмотренных лидерами Февраля в конституциях стран Западной Европы и Северной Америки. А в том, что в конце концов помогло излечить тот всеобщий хаос, каковым в действительности обернулась та «политическая свобода», о которой так много писали участники антицаристского фронта в дни переворота, и продолжают писать сегодня либеральные авторы. В условиях разрухи, удручающей анархии сам народ, иными словами, непосредственно демократический элемент взял на себя решение задач по восстановлению полностью разрушенной российской государственности. И подобное течение событий не было случайностью, а предопределялось глубинными закономерностями отечественного исторического развития, которые в другой, более спокойной обстановке бывают оттеснены на второй план и мало заметны неискушённому наблюдателю. Демократический потенциал русской революции 1917 года проявился в том, что в условиях всеобщего кризиса начали срабатывать защитные механизмы, национальные традиции трудовой демократии и самоорганизации, позволившие обществу сохранить себя и возродить свою мощь на новых идеологических и организационных основах.
Примечания
1
Материал подготовлен на основе публикации в «Литературной России» (См.: Литературная Россия. 2017. 18 янв.)
2
См. об этом подробнее напр.: Бордюгов Г. А., Козлов В. А. История и конъюнктура. М., 1992; Булдаков В. П. XX век российской истории и посткоммунистическая советология // Российская империя, СССР, Российская Федерация: история одной страны? М., 1993; Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1996.
3
В этой связи интересно привести мнение венгерского историка Т. Крауса. Он пишет об устойчивой историографической традиции однофакторного объяснения истории «сверху». Последними представителями прежней тоталитаристской школы в СССР он называет академика И. И. Минца, в США – Р. Пайпса. При всём различии между советскими и советологическими историческими концепциями, общим между ними было изображение истории России XX в. как результат, условно говоря, целенаправленной деятельности большевиков. См.: Краус Т. Историография революции и новейший историографический переворот в России // Альтернативы. 1997. № 2. С. 51.
4
Холмс Л. Социальная история России: 1917–1941. Ростов н/Д, 1994. С. 22
5
Цакунов С. В. В лабиринтах доктрины. М., 1994. С. 3–23.
6
См.: Власть и общественные организации в России в первой трети XX столетия. М., 1993; Власть и общественные организации России в первой трети XX столетия. М., 1994; Власть и общество в России в первой трети XX в. М., 1994.
7
См. напр.: Реформы в России. М., 1993; Судьбы реформ и реформаторов в России. М., 1995; Государственное управление и самоуправление в России. Очерки истории. М., 1995; и др.
8
См. Революция и человек. М., 1996; Революция и человек. М., 1997.
9
См. напр.: Авинов Н. Местное самоуправление. М., 1913; Безобразов В. П. Государство и общество. Управление, самоуправление и судебная власть. СПб., 1882; Васильников А. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений. Т. 1–3. СПб., 1869–1871; Градовский А. Д. История местного самоуправления в России. СПБ., 1899; Чичерин Б. Н. О народном представительстве. М., 1899; и др.
10
См. напр.: Белоконский И. Земское движение. СПб., 1914; Веселовский Б. Б. История земства за 40 лет. Т. 1–4. СПб., 1909–1911; Маслов С. Земство и его экономическая деятельность за 50 лет существования, 1864–1914. М., 1914; и др.
11
См. напр.: Велихов Л. А. Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства. М – Л., 1928; Туган-Барановский М. И. Социальные основы кооперации. М., 1989; Балабанов М. История рабочей кооперации в России. М., 1925; Хейсин М. Л. Исторический очерк кооперации в России. Пг., 1919; Меркулов А. В. Исторический очерк потребительской кооперации. М., 1917; Калачёв Н. В. Артель в древней и нынешней России. СПб., 1864; Сборник материалов, касающихся артели в России. СПб., 1873–1875; Розенберг В. Из истории русской печати. Организация общественного мнения в России и независимая беспартийная газета «Русские ведомости» (1963–1918). Прага, 1924; и др.
12
Традиция видеть в общине основу русской самобытности восходит ещё, как известно, к философским и социологическим работам А. С. Хомякова и других славянофилов, а также А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского. После них проблематика, связанная с общиной, становится традиционной для народничества и некоторых других традиционалистских направлений мысли. См., напр.: Воронцов В. П. Крестьянская община. М., 1897; Каблуков Н. А. Об условиях развития крестьянского
