Его друг Мацца Маренго по своему обыкновению промолчал.
Своей молчаливостью он в бытность судьей, главой кассационного суда, приводил в растерянность и даже смятение адвокатов, делопроизводителей, подсудимых, свидетелей, потерпевших и швейцаров. Но все-таки он уже два года как на пенсии и мог бы помочь простому смертному, подумал Арлорио, глядя на орлиный профиль друга. Впрочем, трудно требовать от старого человека, чтобы он вдруг изменился. Он увернулся от красного мячика, который кинул в него какой-то мальчишка, и снова приступил к осаде:
— В известной мере я свой долг выполнил. Я долго уговаривал сестер Пьовано пойти в полицию и заявить, что в тот день Гарроне был у них в гостях. Я предупредил их, что все действия жертвы до момента преступления крайне важны для «непрямого расследования», как его определяет Оттоленги. Даже дал им понять, что молчание может быть, в конце концов, истолковано как пособничество преступнику…
Тут в Мацца Маренго угодила пластиковая стрела, и он остановился. Сделал вид, будто прицеливается, словно из ружья, своей тростью красного дерева в стайку сорванцов, которые сбегали по откосу, поросшему чахлой травой, к реке. Его светло-серые глаза, неотрывно глядевшие на «воинственных индейцев», мигнули, но он так и не произнес ни звука.
— Сколько я ни бился, — продолжал свой рассказ Арлорио, когда смолкли вопли мальчишек, — убедить их не удалось. Ты сам знаешь, как упрямы Пьовано, особенно наша дорогая Клотильда. Они утверждают, что факт визита не имеет никакого значения, а вот неприятностей потом не оберешься. К тому же они боятся газет, публичного скандала и еще бог весть чего… Я согласен, дело это тонкое. Ну а для графинь Пьовано быть вовлеченными в темную историю, в то время когда аристократия и так повсеместно подвергается гнусному поношению, не слишком приятно.
Дикий глухой рев, донесшийся из зоологического сада, отозвался эхом в обмелевшей реке и заглушил голос адвоката.
Несколько ребятишек кидали рыб ушастым тюленям. Маренго снова остановился, и адвокат с надеждой повернулся к старому другу. Быть может, тот решился наконец дать ему совет. Но Мацца Маренго, похоже, заинтересовал рыбак, который пытался забросить удочку с необычайно длинной леской туда, где среди камней и отбросов уцелело еще немного чистой воды. Однако, когда рыбак подсек леску, ни рыбы, ни наживки на ней не было.
Мацца Маренго положил трость на плечо и молча двинулся дальше. Адвокат Арлорио вздохнул, но решил не сдаваться.
— Тут не только дело принципа. Выяснилась одна подробность, которая может оказаться очень важной для следствия… — Он сделал паузу, словно приготовился диктовать машинистке. — Прощаясь с Гарроне, графиня Клотильда, в моем, учти, присутствии, предложила ему пригласительный билет на выставку цветов в Королевском саду, куда и сестры Пьовано намеревались в тот вечер пойти. Вежливо ее поблагодарив, Гарроне отказался. И под каким предлогом!… Вот буквально его слова: «Цветов? Спасибо, но сегодня вечером я займусь камнями».
Мацца Маренго поднял глаза и принялся разглядывать огромную магнолию, которая свешивалась через ограду и словно рвалась всеми своими лепестками к воде.
— Что скрывалось за этой странной фразой? — спросил самого себя Арлорио, желая своей тирадой нарушить мрачное молчание друга. — На какие камни он намекал? На драгоценные? Такое предположение кажется мне наиболее логичным. В любом случае лишь следственные органы могут определить важность этого свидетельства. Итак, проблема проста — могу ли я, хочу ли и должен ли, несмотря на старинную дружбу с графинями Пьовано, во имя общественного блага…
Сухопарый, высокий Мацца Маренго схватил палку обеими руками и весь напрягся, словно игрок в гольф перед ударом. Голубой почти круглый камешек после сильного броска взмыл дугой в воздух, пролетел через откос и упал в реку.
После чего судья Мацца Маренго изрек свой приговор:
— Иди и сообщи.
5
После десятиминутного разговора с синьорой Табуссо, сидевшей по другую сторону его письменного стола, Сантамария понял, что она из тех прямолинейных женщин, которые «внушают к себе уважение». И дело здесь не в мощных размерах, громком голосе, красноречивых жестах, хотя они, конечно, тоже играют определенную роль. Поражало другое: у этой женщины была удивительная способность создавать впечатление, будто она сидит здесь уже целый час. Между тем она вовсе не производила впечатления человека назойливого, вечного жалобщика.
Дождавшись его прихода, синьора Табуссо представилась как приятельница Анны Карлы и без лишних слов сразу же перешла к сути дела. У нее был дар, присущий некоторым актрисам и певицам, с виду невзрачным и безликим, мгновенно завладевать вниманием публики. Сантамария понял, почему Дозио отзывалась о ней как о женщине, несмотря ни на что, симпатичной… Впрочем, разве сама синьора Дозио не обладала тем же редким даром? В чем все-таки секрет женского обаяния, если отвлечься от внешности и возраста? — подумал Сантамария.
Он встал, сам устыдившись своего сравнительного анализа.
— Вы не могли бы минутку подождать?
Синьора Табуссо в ответ молча кивнула и вытащила из сумочки пачку контрабандных сигарет.
Сантамария вышел и направился в кабинет Де Пальмы. Увидев, что дверь открыта, он, не постучавшись, сунул в нее голову.
— А-а, ты уже вернулся?
Де Пальма сидел за столом без пиджака и закуривал сигарету той же марки, что и синьора Табуссо, тоже контрабандную.
— Там у меня сидит одна, которая видела твою блондинку, — сказал Сантамария.
Де Пальма закурил и отогнал облачко дыма.
— Я уже допросил шесть свидетелей и свидетельниц, которые ее видели. Одна из них уверена, что это любовница ее мужа. Другой утверждает, что описание в газетах полностью совпадает с хозяйкой его дома…
Сантамария пожал плечами.
— Я не могу поручиться за достоверность показаний этой синьоры. К тому же видела блондинку не она сама, а ее сестра. Кроме того, она пришла еще и по поводу луга на холме, который облюбовали проститутки, а мы не можем с ними справиться.
— Значит, блондинку ее сестра видела на лугу?
— Так она утверждает. Но сам понимаешь, может, это просто предлог, чтобы мы приехали и положили конец произволу проституток, незаконно забравшихся во владение сестер.
— Почему они не обнесут луг оградой?
— Откуда мне знать? Но в показаниях этих женщин есть одна мелкая, однако любопытная подробность, которая расходится с описанием Баукьеро, опубликованным в газетах. Меня эта подробность заинтересовала.
— Хорошо, иду, — сказал Де Пальма. — Пиджак надеть?
— Да, лучше надень.
Синьора Табуссо безмятежно курила сигарету.
— Это синьор Де Пальма, который ведет расследование, — представил его Сантамария.
— Очень приятно, — холодно ответила синьора Табуссо.
— Не будете ли вы столь любезны повторить ему все, что рассказали мне?
Синьора Табуссо окинула обоих быстрым взглядом.
— Неплохое начало, — констатировала она. И сухо улыбнулась. — А может, это способ проверки, не запутаюсь ли я?
Сантамария притворился, будто не заметил злобного взгляда Де Пальмы, и спокойно уселся за письменный стол.
— Нет-нет, синьора, — заверил ее Де Пальма, примостившись на стуле. — Просто нам…
— Все ясно. Но мне хотелось бы прежде выяснить, что мы с сестрой получим взамен? Я готова рассказывать эту историю тридцать раз подряд самому Папе, если вы попросите. Но потом вы должны выполнить свой долг, а не отделываться пустыми отговорками.
— Не волнуйтесь, синьора, — сказал Де Пальма таким тоном, от которого мурашки поползли бы по спине даже у чикагского гангстера.
— Вам легко говорить! — воскликнула синьора Табуссо, ничуть не смутившись. — Но если вы не поторопитесь, то очень скоро найдете меня, сестру и Пальмиру убитыми в наших постелях, как это бывает в голливудских фильмах. Тогда уж нам и вправду нечего будет волноваться!
Де Пальма, поняв, с кем он имеет дело, миролюбиво улыбнулся.
— Я всегда говорила, что луг станет причиной моей смерти, — объявила синьора Табуссо, воздев глаза к потолку. — Раньше все было по-иному: у нас были батраки и мы в детстве играли там летом. Потом мой бедный папочка умер, я осталась вдовой, моя сестра, к счастью для нее, так и не вышла замуж, и что же нам оставалось?… Мы поселились в небольшом домике вместе со служанкой Пальмирой, которая тоже овдовела, и зажили скромной деревенской жизнью… — От поэтического описания юных лет — девочка с косичками играет на лугу — синьора Табуссо перешла к горькой реальности сегодняшних дней. — Кто бы мог подумать, чем все это кончится? — грозно спросила она у Де Пальмы. — Что мы увидим убийц в собственном доме!
