идет правильно, согласно законам природы.
Прошло не так много времени со дня похорон, но Арчер оставался в доме, чтобы поддержать друзей. Он уговаривал родителей вернуться в Дубай. Даниэль был за – он хотел быстрее вернуться к преподаванию, возможно, даже в небо, которого сейчас ему очень не хватало. Мэту повезло больше – он уже ушел в рейс.
Вирджиния выдохнула и закрыла глаза. Мэт уехал и стерся из ее памяти, хотя пять лет вместе – это большой срок. Он почти член семьи, и родители его очень любят. Но что-то изменилось в ней самой по отношению к нему. Она превратилась в пустой сосуд, в куклу, набитую ватой: эмоции и чувства пропали. И сейчас, здесь, сидя на деревянной скамейке, она ощущала лишь застывшие в глазах слезы от осознания того, что она никогда не говорила Мэту, что любит его. Тысячи раз повторяя «я тоже», она заставляла себя верить, что чувства взаимны. Ей казалось, что она любит. Но слова любви так и не сорвались с ее губ. Впервые, когда он признался ей в любви – это было в Ливерпуле, – она обняла его со словами: «Я тоже». Но «тоже» – это не любовь. Это ширма, скрывающая истинные чувства, возможно дружбу, симпатию. Мэт нравился ей с самого начала, но только сейчас она с уверенностью могла сказать, что это не любовь. Любовь – это когда одного взгляда хватает, чтобы затаить дыхание. Любовь – это нежное прикосновение к коже, вызывающее дрожь. Любовь – это улыбка в ожидании ответной улыбки. Любовь – это когда один поцелуй как тысячи разноцветных звезд. Любовь – это когда голос по-арабски произносит «хайяти» и хочется слушать его бесконечно. Вот она – любовь! Яркая, восторженная, ради которой хочется жить и идти наперекор всем запретам и правилам.
Вирджиния улыбнулась и посмотрела на небо: бабушка говорила, что надо слушать сердце. И как же прекрасно слушать его!
Придя домой, она бросила сумку на полу в прихожей и, пройдя мимо ошарашенной матери, молча поднялась к себе. Оливия проводила ее взглядом и перевела его на сумку… Бросила в прихожей! Когда-то она так же кидала чемодан после рейса. Подруга, с которой они делили квартиру, ругалась, но Оливии было все равно. Все мысли были только о капитане ее экипажа.
Даниэль уже звонил Мухаммеду и договорился о продлении рабочего контракта. Возможно, поднимется в небо, где приведет свои мысли в порядок, немного отвлечется… Но он не мог оставить Оливию одну на земле.
– Я побуду с мамой, – развеял его сомнения Крис. – Не хочется сейчас возвращаться в Аликанте, бередить раны. Пусть они зарастут. Я полечу с вами в Дубай.
Голос жены отвлек Даниэля от разговора с сыном, он вышел в прихожую:
– Ливи, что случилось?
Она указала на брошенную на полу сумку:
– Что это?
Он пожал плечами, не понимая, но потом испуганно посмотрел в ее небесно-голубые глаза: она сошла с ума?
– Сумка.
– Я вижу. Почему наша дочь стала разбрасывать свои вещи?
– Наверное, устала. А может быть, сумка очень тяжелая.
Оливия удивленно подняла брови:
– Нет, причина другая. Уж я-то знаю, разбрасывание вещей в прихожей – это признак витания в облаках…
– Она пережила похороны, Ливи, какие облака? Через несколько месяцев свадьба, и они с Мэтом сами решили не переносить ее из-за траура. Возможно, Джини волнуется. Черт, это всего лишь сумка.
Действительно, сколько чести этой сумке! Сколько разговоров о ней. Но дело не в сумке.
– Ты не заметил, что они с Саидом как-то очень сблизились?
– Ливи, ты что! – нахмурился Даниэль и тут же улыбнулся. – Вирджиния выходит замуж за Мэта, Саид женится на Дамире, дочери президента Катарских авиалиний. Возможно, они просто подружились, но наша дочь не сумасшедшая.
Оливия пожала плечами, уже не зная, что и думать. Она надеялась, что у Вирджинии достаточно здравого смысла, чтобы не связываться с арабом.
– Просто за пять лет, что Джини встречалась с Мэтом, она впервые бросила сумку на пол и прошла мимо меня молча…
– Тяжелый жизненный период.
– Вот это меня и настораживает!
– Значит, поговори с ней. Если хочешь, это могу сделать я. Но что я скажу? Посоветовать ей не бросать сумку на пол, потому что тебя это настораживает?
Мужчины… Они не умеют связывать одно с другим. Они судят по фактам: бросила сумку – значит, устала!
Женщины… из-за одной брошенной сумки напридумывают целый сериал и не будут спать ночами.
– Я сама поговорю с ней, но это надо сделать как-то хитро.
Даниэль кивнул. Хитрость – это метод Оливии Паркер, в ее характере. Его это даже позабавило и обрадовало: жена отвлеклась и оживилась.
* * *
Вечером они всей семьей ужинали в большой комнате. Первый ужин без слез, без подавленных взглядов, не в тишине, а за разговорами. Бурно обсуждали отъезд в Дубай. Смена обстановки нужна была всем.
– Скоро будет праздник в авиакомпании, – подмигнул Арчер Кристиану. – Жаль, что ты не имеешь к ней никакого отношения.
– В честь чего? – насторожилась Вирджиния.
Никто не заметил взгляда Оливии, брошенного на дочь. Она старалась не показывать своего внимания, наблюдала за Джини исподтишка. До этого момента не было в разговоре ничего, что так бы оживило Джини. Хвала Арчеру, он всегда говорит в нужный момент.
– Помолвки Саида и сотрудничества с Катаром. Но на празднике не будет женщин.
Вирджиния опустила вилку на тарелку, есть резко перехотелось. А чего она хотела? Оттого что она в своей голове разложила все по полочкам, ничего не изменится. Роль Саида в авиакомпании слишком велика, чтобы он изменил решение. Это горе – любить его.
– Джини – пилот, – произнес Даниэль. – Ее не пустят?
– Она женщина, получается, что нет, – пожал плечами Джек, – а с другой стороны, кто заметит?
Ее заметит человек, который поцеловал ее на Бали. Он не просто так сделал это. Хотя дядя Джек много раз предупреждал ее. Что там Арчер говорил? Саид не ровня ей? Что попользуется ею и бросит? Но это невозможно, не хотелось в это верить…
– Джини, почему ты не ешь?
Голос матери вывел ее из раздумий, она
