— Непременно... — пообещал господин полицмейстер. — На днях я читал в журнале, что у наших подданных любовь к порядку. Лично я поражаюсь...
— Я пришел за своим сыном... — напомнил Иванов.
— Дадим вам таблетку ISGKT[41]... — предложил доктор Е.Во. совершенно не в такт, — опробована лично...
— Глотайте их сами, — сказал Иванов и обратился к господину полицмейстеру. — Я хочу видеть сына.
— Ну что ж... mon ami, этот вариант тоже учтен, — недовольно пояснил господин Дурново.
— Мы же не враги... — услужливо произнес доктор Е.Во., — мы в курсе...
Казалось, даже в сговоре они смотрели друг на друга свысока: господин Дурново — в открытую, доктор Е.Во. — только когда обращался к Иванову. После каждой фразы начальника у него рефлекторно топорщились прокуренные усы.
— И на том спасибо, — ответил Иванов, — и все-таки...
— В данном случае, — вздохнул господин полицмейстер, — не наличествуют смягчающие обстоятельства...
— Мой сын?.. — удивленно переспросил Иванов.
Почувствовал, как лицо закостенело. Впрочем, чего еще можно было ожидать?
— Ему ничего не поможет, — ответили хором и поспешно. — Вы же понимаете?.. Такие времена...
— Какие? — удивился Иванов.
Хором ответили:
— Суровые...
Задавать провокационные вопросы — признак глупости или игры ума. Хотя последнее вряд ли относилось к доктору Е.Во. Уж слишком он суетился, и все мысли его сводились к одному: "Подсижу и выгоню, в мои-то годы..."
— Я понимаю, что noblesse oblige![42] — перебил Иванов. — Объясните в конце концов!
— В силу предосудительности поступков... — начал доктор Е.Во., — опасности, которую он представляет для общества, и невозможности выпущения под залог, рекомендовано содержание под стражей согласно...
— В чем его обвиняют? — перебил, чтобы не слушать глупых объяснений.
— Хочу заострить ваше внимание, мой друг, — многозначительно вступил господин Дурново, — "под стражей".
Если у человека нет слабостей, их обязательно придумают, напялят, как модную тряпку. Издадут приказы: считать с такого-то числа и такого-то часа невменяемым или полоумным и не плакать, а радоваться. Посадят в клетку, чтобы объявить обезьяной.
— Что это значит?
— Мера до выяснения обстоятельств...
— Каких обстоятельств?
Стул приятно холодил спину. Как они любят тянуть резину. Веревки изящно и безмятежно, как гирлянды, свешивались с потолка.
— ...Э-э-э... — господин полицмейстер сбился и вопросительно взглянул на помощника, — разумеется, я согласен, а впрочем, нет!
— Хранение наркотических веществ, — нашелся доктор Е.Во., — картины... эзотерические речи на бульваре и все такое. — Правильно? — Осклабился, пытливо заглядывая в глаза и обдавая тяжелым запахом больного желудка.
— Стойте, где стоите, — посоветовал Иванов.
— Разве вы э-э-э?.. — спросил господин Дурново.
Пуговицы на глухом кителе поблескивали, как прожекторы.
— Ни сном ни духом, — признался Иванов.
— Так я и знал, — миролюбиво заметил господин полицмейстер, а доктор Е.Во., выдерживая дистанцию, участливо спросил:
— Хотите cакской воды?
Бабочка с занавески перелетела на китель господина полицмейстера и полностью слилась с ним. Может быть, она быласимволом его темной души? Иванов покосился: доктор Е.Во., ничего не замечая, откупоривал бутылку. Господин Дурново сосредоточенно изучал полировку ногтей.
— Что-нибудь нашли? — осведомился Иванов. На мгновение ему стало жутко: бабочка казалась почти живой, и он закрыл глаза.
— Нет, конечно, такие... м-м-м... типы, пардон... слишком хитры. — Господин Дурново нажимал на букву "р".
Оторвался от рук и сдул невидимую пыль с кителя.
— Вот как? — удивился Иванов. — Так в чем же дело?
Вода была теплая и вязкая, как сироп. Подавая, доктор Е.Во. подобострастно улыбнулся. В старости он будет вспоминать: "Вот когда я комиссарил..."
— Намерения! — пояснил господин Дурново. — Идущие вразрез с требованием момента.
— Иными словами?..
— Дас-с-с... — подтвердил доктор Е.Во. — Бунт!
— У нас есть письменное донесение...
Иванов удивленно поднял брови и повернулся в сторону господина Дурново.
— Увы... — философски покачал головой господин Дурново, — увы... в наше время этого вполне достаточно.
— Попросту донос? — уточнил Иванов.
— Повторяю: "письменное донесение". Способ gagner savie[43].
— Покажите, — попросил Иванов.
— Что? — удивленно спросил доктор Е. Во.
— Донос, естественно.
— Зачем?
— Я хочу знать, кто этот подлец.
— Сейчас, только обую носки... — вдруг саркастически заметил доктор Е.Во.
— Хоть скафандр, — заметил Иванов.
— Вот видите... — Доктор Е.Во. развел руками, взывая к сочувствию у начальства.
Господин полицмейстер презрительно надул щеки.
— Я настаиваю! — сказал Иванов.
Господин полицмейстер задумчиво пожевал губами:
— Во-первых, все наши агенты засекречены... во-вторых... не положено, в-третьих... а впрочем... — он сделал неожиданный выпад правой рукой, — вот он перед вами, господин Е.Во... хозяин положения.
— Нет, нет, нет, — снова заартачился доктор Е.Во. — Тайна моего ведомства. Я не могу разглашать. И потом, я при исполнении. За кого вы меня принимаете?
Он действовал по известному принципу: "Каждый контакт оставляет след, и нельзя потерять ни одну из улик".
— Ну вот... — перевел взгляд господин Дурново. — Entre nous, c'est un homme perdu[44].
— Presgue[45], — согласился Иванов. Немногое, что он помнил из своего французского. — Послушайте, — он повернулся, спинка стула врезалась в правую лопатку, — это все ерунда, господин Е.Во., мы же почти приятели. Встречались у господина Ли Цоя...
— Не помню. Я у него не служил... — Доктор Е.Во. напялил маску безразличия.
— Забавно, — сказал Иванов, — я слышал, что господин Ли Цой на волне успеха.
— Откуда вы знаете? — вдруг с подозрением спросил господин Дурново.
— Что знаю?
— Ну что?.. — Господин Дурново привстал.
Бабочка переливалась, как боевая награда. Казалось, она одна была реальна в этой комнате.
— Что "ну, ну"?
— Ну, что он на волне?
— Об этом гудит весь город. Секрет polichinelle[46].
— Помолчите! — выдохнул господин Дурново, падая в кресло и впервые тревожно бросив взгляд на помощника. Складки на шее и подбородке пришли в замешательство. — Вы опасны и очень, мой друг, потенциально... На сей счет у нас есть особые инструкции, да... э-э-э... эти санкюлоты! Так? Мы не можем всем разрешить заниматься политикой. А пропаганда может завести очень далеко, да-с-с... Между нами и конфиденциально, господин газетный магнат сам под неусыпным наблюдением, вот так... Выдумали — третья сила! С некоторых пор он вызывает у нас подозрения, но мы терпим, до поры до времени... Повторяю: "до поры до времени". — Казалось, даже зевнуть ему недостает храбрости. — Вы ночными страхами не страдаете? — неожиданно спросил он.
— Нет...
— Так я и знал, а я... кажется... м-да... впрочем, чем меньше... тем лучше... особенно в наше время. Не находите? Под шапочный разбор только дураки собираются, а я вот рылом не вы... пересидел, служба, она ведь затягивает, вначале курсантом — вроде бы молодость, романтика, а потом... Ну да, конечно, вам не понять: где-то там до капитана каждой звездочке рад, это ведь не шутка — скороспелки-партийцы, народ ушлый, а... я, м-да... старые грехи... — Хотел продолжить, но ему снова стало лень, он прикрыл рот и замолчал, бросив тревожный взгляд на доктора Е.Во.
— Бог с вами, не упрямьтесь, — сказал Иванов, обращаясь к доктору Е.Во.
Доктор Е.Во. выпятил челюсть:
— Великий человек — необычайно точное соотношение между замыслом и осуществлением[47].
— Иными словами?
— Иными словами, я достиг всего, чего хотел, — выпалил доктор Е.Во.
Он явно боялся, что его остановят. Украдкой он бросил взгляд на господина Дурново.
Господин Дурново тактично откашлялся.
— Меня тревожат некие симптомы, — произнес он, заглядывая Иванову в глаза, — мы не можем держать в наших рядах балаболок. Но иногда, в интересах дела... Иногда и вошь пригодится...
Иванов отвернулся. Никелированный пистолет в кармане брюк соблазнял больше всего — как мгновенное решение всех проблем. Господин Дурново призывал его в свои ряды. Зачем? Зачем ему все знать?
— Не все ли равно... — заметил Иванов не столько для господина полицмейстера, сколько для себя.
— Я тоже так когда-то думал... — Господин полицмейстер даже не обиделся. — Впрочем, я с вами солидарен в этом вопросе.
— У вас нездоровое воображение. Надо мыслить реалистично, — уколол их доктор Е.Во. — Я член городского собрания. У меня хорошее чутье. — Ему явно хотелось недвусмысленно угодить начальству. — Никто же не намерен в открытую критиковать власть. Я сразу понял, куда ветер дует.
