Егор увлеченно продолжал: «Дело было обычное. Мы, вроде бы, толпились в камере. Но толпиться, значит двигаться, хоть переступать с ноги на ногу. А мы битком были набиты — не потолпишься. Уголовников мало. В основном, интеллигенция. Всё вроде, как обычно. И вдруг, — гудки, гудки, гудки. „Ребята! Кто-то врезал“, — клич, словно объявление открытия митинга. „Да, пусть, хоть все передохнут“, — был равнодушный отклик. „Может случится и Великий здех с последствиями“, — сказал некто более спокойный и умудрённый. У нас-то сидело новое поколение зеков, сбросивших энтузиазм и наивный идиотизм старых большевиков. Постепенно возбуждение нарастало и, наконец, стали барабанить в дверь. Открылась заслонка в дверях, показалась морда вертухая. „Ну! Совсем сдурели?“ Он по-другому сказал, но меня сдерживает Лена от реализма. А мы: „Чего гудят? Кто умер?“ В ответ, вполне, вразумительно: „Заткнись, сволочь! Кто надо, тот и умер“. Радостные, весёлые крики: „Если, кто надо, значит Сам“. И все затихли: если это выйдет из камеры, а это было вполне вероятно, ведь и стукачи тоже сидели, то ни выкрикнувшему, ни всей камере мало не покажется. Но ничего не успели — ведь действительно, умер кто надо. Послабления быстро начались. Меня даже не судили. Через несколько месяцев выпустили. „За отсутствием состава преступления“».
Егор допил бутылку. А Борис с Леной засобирались домой. Но возбуждённые рассказом, они хотели ещё что-нибудь выпить.
«Магазина уже закрыты. Не выпьешь», — сказал ещё мало поживший Борис. Многоопытный Егор лишь усмехнулся: «Сейчас будет». «Откуда?» «Да подойду к ближайшему ресторану. Заплачу лишний рубль швейцару и будет бутылка». Рубль! Трояк стоила бутылка. Ещё не дожили мы до времени, когда водку вдруг стали не покупать, а доставать, и не только за деньги, но ещё и за какие-то талоны. И ещё более не дожили до времени, когда водки будет сколько угодно, но стоить она будет в районе сотни, и в отличие, от сейчас описываемого года, когда на среднюю зарплату или пенсию можно было купить сорок «пузырьков» — условных единиц того времени, можно обрести не более двадцати. Правда, если тогда, в описываемое время, практически ничего больше и не было, а потому совсем не жалко потратиться на всеобщий эквивалент оценки труда и жизни, то сегодня хочется чего зажать и купить, может, закусочку или, скажем, трусы. Рубль — сказал Егор, а малоопытный интеллигент, по нынешней оплате «бюджетник», засомневался: «Откуда эти знания у тебя? Не в тюрьме же от своих интеллектуальных сокамерников». «Во-первых, пьют все, а мои интеллектуальные сокамерники особенно. Во-вторых, Там не одиноки мы были. Там и „социально близкие“, как считала уголовников правящая партия по имени КПГБ. Имён много: реседерепебе, векапебе, чека, огепеу, капеесес, эмгебе и так далее, далее, далее. Несть им числа, имен этому сатанинскому канальству. „Так то в лагерях, а в Москве, в камерах откуда?“» «Ну, ты из какого-то другого мира. Обязательное внедрение блатных. Обязательно перемешать. Одна из форм пыток. Знаешь, однажды на Пасху отворилась дверь и в камеру входит какой-то пахан и шестёрки за ним скарб его тащат. Им можно было. Тоже один из методов указать нам наше место. И скарб их солидней — у наших же и отнимали. Ну, не суть. Входит. Ни на кого не глядит. Упёрся глазом в пол и возвещает: „С праздничком, православные“. Опускается на ближайшие нары, разумеется, не интересуясь, есть ли ложу хозяин. Шестёрки раскладывают вещи. Потом поднял глаза, осмотрелся. Может, понял, что обращение к нам было неточным, во всяком случае, неполным: „И вам, жиды, здравствуйте“. А, а может, заготовка домашняя. Домашняя! Задушевная. От них, чему хочешь, научишься». «А ещё какой мудрости?» «Шарики молотком в крайнюю плоть загоняют, — Лен, пардон, но из песни слова не выкинешь — чтоб женщины больше от них удовольствия получали. Так что евреи, мусульмане могут оставаться на обочине». Егор засмеялся, вспоминая уроки уголовной академии. В то, описываемое время ещё не ходила по рукам «Кама-сутра» и все проблемы секса считались абсолютно нецензурными. Это сейчас вполне респектабельно не то что пошутить, но серьёзно порассуждать в любом светском обществе.
Егор заложил тему, пока лишь только в голову гостей, но они эту проблему, видно, отвергли, когда хозяин отбыл на поиск бутылки. Через двадцать минут оба прибыли — Егор и водка.
А пока, для знакомства, Боря закинул первый пробный шар про книги. Интеллигент хренов. Лена сказала что-то философское насчёт любви к печатному слову. Боря вспомнил книгу, редко кем-либо читанную, «Мендель Маранц»: «Любовь, — как говорил Мендель Маранц — сигара. Чем быстрее горит, тем быстрее сгорает. И мы: чем любовнее пить, тем быстрее завершишь карьеру этой страсти». Боря считал, что Лена тотчас спросит, кто такой Мендель Маранц, но она продолжила: «Жена — она всегда старается, а порой и может погасить любую любовь». «Гм. Первый раз встречаю человека, знакомого с Менделем Маранцем». Лена засмеялась: «В то время как другие дети, наш Моня читал книг».
После этих словесных перекидок, контакт был не только налажен, но и отлажен. Принесенная Егором бутылка, ещё больше помогла и усилила их взаимопроникновение не только на вербальном, так сказать, уровне.
(Вербальный! Такого слова и не было в употреблении в то описываемое время. Ныне всякое слово для придания, якобы интеллектуальности, норовят европеизировать, порой считая, что тем самым демократизируют и жизнь. В те, простые времена, хоть уже и прошла война за приоритет всего русского, когда, как говорили «Россия родина слонов», все ещё не разрушили ни железный занавес, ни Берлинскую стену, что сохраняло тягу к нашим словам, столь рьяно, что, сломав «заборы», очумев, ещё более страстно принялись переиначивать язык. А сейчас можно прочесть на магазине «Хороший шоп» или «Котлета хаус».)
Боря провожал Лену. По дороге они заехали к нему, благо родители были у кого-то на даче. Кофе ещё больше выявило много общих точек и мест их существования. И при этом, как любили ёрничать в их компании, без всяких эротических моментов. Пока.
При следующем свидании Лена сказала, что, к сожалению, она вскоре должна будет уйти, потому что позвонил ей оппонент её диссертации и назначил встречу ей сегодняшний вечер. Борис в ответ: «Что такое телефон? Ливень — он не всегда запланирован, но и может испортить долгожданный пикник».
Да, сейчас-то есть мобильники и можно всюду и всегда достать нужного человека и сообщить, что угодно — опоздать, отменить, сменить время, призвать на помощь при любой неожиданности. «Что такое мобильный телефон? Ливень — он всегда, может, отменить долгожданный пикник». А ведь в то время и обычные телефоны были не у всех. Так сегодня могла бы ответить Лена. Но она лишь улыбнулась, и Борис продолжил игру Менделя Маранца. Хоть и с меньшим блеском: «Нет. Пожалуй, что такое диссертация? Ветер — она всегда может сдуть благие намерения». Лена: «но если вспомнить книгу, то точнее будет, что жена это ливень, портящий пикник». Сдаюсь — ответил Борис, в надежде на следующий вечер, которому пока не предвещало никаких ни гроз, ни ураганов.
И действительно, следующая встреча у него дома прошла, так сказать, при полном душевном и телесном контакте. И никаких отвлечений на цитаты.
На новый год родители Бориса уехали встречать его к кому-то из друзей загород. Боря сидел один, ни с кем не договорившись о праздничном суаре, по-видимому, затаив некую эскападу. Но почему-то не согласовал заранее с возможной партнёршей предполагаемого пикника на дому. Просто, точно не знал планов родителей. Экспромт родителей повлёк за собой и неподготовленность Бориса. «Лена. Как гуляете?» «Сидим с подругой. Ждём гостей». «Ещё только десять. Приехала бы ко мне — я один. Ни кого не жду, кроме следующего года». «Приезжайте к нам». «Давай наоборот. Подруга дождётся гостей сама». «Ничего себе. Несколько экстравагантно». «На экстравагантностях мир движется вперёд. Неожиданности украшают жизнь. Разумеется, если не должен объявится долгожданный принц». «Принца нет». «Ну, так в чём же дело! Вы же не далеко. Проводим старый год, а уж новый встретите у себя. А?»
Лена была уже через полчаса. Зима — никакого ливня, да и пикник в квартире. У Бориса была бутылка коньяка и сырые антрекоты, которые он кинул на сковородку. И ничего более. «Лена с такой предновогодней закуской, уверен, вы ещё не встречались». «Так ведь неожиданности красят жизнь».
Выпили не очень много проводив год, чтоб у Лены осталось место для торжественной встречи его у себя с гостями. Антрекоты удались — решили они, пока не думая о месте у Лены для закуски. Видно место коньяку было важнее.
………………………………
Во всяком случае, в половине двенадцатого она убежала домой. Успеет ли? А, может, вернется?
Нет — в пятнадцать минут нового года она уже поздравляла Борю по телефону и уже была с ним на ты. Вот, что значит правильно проводить прошлое.
