красивой позе, подчеркнувшей и стройность обнаженного тела, и выпуклости сильных мышц. Её смуглая кожа в сумерках казалась темной, лишь на бедрах лежал розовый отблеск заката. Между пальцами ровных, как у ребенка, босых ног девушки блестели серебряные колечки. Грива черных волос, живописно спутанная после любви, окутывала её спину и плечи. Большие глаза тревожно расширились в сумраке, придав хмурое, упорное выражение её задумчивому скуластому лицу. Багровый хаос заката зажег в них искры кровавого пламени. На миг Элари стало страшно... и у него сжало сердце от внезапно острого ощущения любви. Чтобы убедиться, что это не сон, он коснулся её ступни... и не смог убрать руку. Подошва Иситталы вздрогнула.
- Не двигайся, - попросил юноша и легко провел кончиками пальцев по всему её телу, - от уха до красиво сложенных босых ног. - Ты красивая. Скажи, что ты думаешь?
- А? - она обернулась к нему, и на миг её лицо стало прелестно-растерянным. - Этот день, этот вечер не повторится. Мне очень хорошо сейчас... я даже чувствую себя виноватой за это, - она слабо улыбнулась. - У тебя такие глаза... о чем ты мечтаешь?
Элари на секунду опустил ресницы.
- Это... сразу не объяснить... мне не хватает слов. Я ещё не знал такого счастья... совсем не потому, что... а потому, что ты рядом... такая, - он легко, едва заметно коснулся её бедра и смутился. - Но... мне вдруг захотелось... увидеть сразу весь огромный мир, совершить что-то... великое... просто летать... но это уже проходит... и я боюсь этого. Я хочу, чтобы мы жили в каком-то ином, чистом мире... теперь я знаю, что он существует... или может существовать... мир, где наша юность, наша любовь будет вечной. И я постараюсь, чтобы всё, что я... сейчас представил, стало реальным. Очень постараюсь... но ещё не сейчас, - он притянул девушку к себе и через миг его улыбавшиеся губы слились с её губами.
- Пора спать, - она нашла в темноте его ладонь и уже не отпускала её.
Укрывшись в комнате, в которой неумолчно журчал живой поток воды, они словно заново узнали друг друга. И потом ледяной ручей охладил их разгоряченные тела.
Глава 8. Конец детства
1.
После их возвращения наступили бурные и пасмурные дни. Несмотря на бушующий ветер, даль была чиста и ясна. Лишь по утрам синяя дымка прилипала к темно-фиолетовым горам, скрывая угрюмую резкость их очертаний. В редкие спокойные вечера изумительные закаты, – сияние алого пламени между гребнем черного хребта и покровом беспросветных туч, – оживляли унылую монотонность хмурых дней и беззвездных ночей.
Иногда случались закаты и более фантастические, – гряды параллельных туч принимали пурпурно-фиолетовый оттенок и алый огонь в просветах между ними к горизонту становился всё более золотым. На его фоне угрюмо чернел гребень хребта, весь в красных отблесках небесного пожарища. На востоке тени принимали цвет густейшего ультрамарина, обрывы и склоны ущелий, – терракоты, а на западе над синими горами сиял меч красной бронзы, нависавший над огненно-светлой полосой зари.
Но, как ни удивителен был мир Лангпари, Элари уже привык к нему, и жизнь покатилась вперед, плавно и незаметно. Он переселился в маленькую комнату на последнем этаже здания в Золотых Садах и в бурные ночи долго лежал без сна, размышляя и прислушиваясь то к поразительной тишине, то к далекому рокоту ветра, который приближался, и, налетая, сотрясал стекла.
У них с Иситталой не было общего жилья и юноша быстро оценил мудрость этого решения: благодаря ему каждая их встреча становилась чудом. К тому же, Иситтала была очень занята. Так как создать современную армию в долине было невозможно, ей пришлось обратиться к аморфной массе любителей древнего военного искусства, – но и превратить их в организованную силу было очень и очень непросто.
Элари старался внести в её дело свой вклад. Теперь он работал в мастерских Золотых Садов, очень похожих на мастерские Шухтунгорта, – всё их оборудование добывалось из одного источника. В них несколько десятков подростков и юношей под руководством Иккина делали оружие, – ножи, мечи, наконечники для стрел. Среди мечтательных и влюбчивых юных файа охотников возиться с металлом было немного и Элари слыл среди лучших работников. С Иккином он быстро подружился и тот вечерами учил его сражаться. Юноша, голый до пояса, азартно размахивал коротким, но увесистым мечом. Поначалу его плечи начинало ломить после нескольких минут упражнений, но постепенно пришла сноровка, и он мог заниматься так часами.
Иситтала учила его рукопашному бою, но здесь дела сперва шли хуже, и не из-за отсутствия у Элари способностей. Почему-то каждый раз их тренировка становилась лишь прелюдией к любви, в какое бы время она ни проводилась. Как ни странно, это устраивало их обоих. Но даже наслаждаясь они учились.
Иситтала объяснила ему устройство их тел и способы извлечения из них наиболее приятных ощущений. Но в конце концов она объяснила ему, как держать свои чувства под контролем и не позволять страсти вести себя. Этому учили всех файа и обычно лишь совершеннолетней молодежи разрешалось заниматься любовью. Она говорила, что иначе файа не стали бы теми, кто они есть.
Постоянно общаясь с ней, юноша ощутил тягу к красоте, в том числе, и к своей собственной. Ему нравилось быть красивым, гибким и неутомимым, и не ради неё, а ради самого себя. По утрам он, просыпаясь, бросался к окну, жадно вбирая туман, запахи лугов и леса, выпрыгивая, нырял в зябкий предрассветный сумрак. Потом босиком, в одних плавках, бегал часами – по просекам, по полям, над каменистым обрывом реки, как антилопа – большую часть времени летел в воздухе, не обращая внимания на холод и сумрак рассвета, перепрыгивал промоины и широкие ямы, упиваясь легкостью своего тела. Красивый, гибкий и неутомимый, он совсем не боялся воды – с дикими воплями бросался в самые быстрины, нырял между коряг, рискуя сломать шею, гонялся за водяными змеями, отважно заплывал в самые страшные воронки. Когда водоворот захватывал его, он набирал в грудь воздух и позволял воде тянуть его в темную ледяную глубь, потом, следуя за течением, выныривал и смеялся над глупой рекой. Холодно? Он крутится, бьет ногами по воде – и кровь ускоряет ток, согревая его. А потом, весь мокрый, он шел
