– Здесь сошлось большое войско, и вся наша надежда на помощь всемогущего бога. Против нас собралась банда маркаманнов[310] и жителей Теламёрка, но, по всему видно, они уже убрались отсюда. А теперь скажите, все ли здесь наши люди, или к нам примкнул кто-нибудь из бондов?
Тут ему было сказано, что здесь все свои.
– Тогда, – говорит конунг, – нам необходимо позаботиться о кораблях. Пускай войско разойдется рубить лед перед кораблями.
В этот самый миг к ним подбежал какой-то человек и сказал, что с востока через Лангамоси и Рюгинаберг идет войско и что там жители Скауна и островитяне, а еще жители Фольда и Хэггена. В ответ конунг сказал:
– Тогда мы примем другое решение.
Он был на коне и поскакал туда, где стояло войско горожан, и заговорил так, что его услыхали и те и другие:
– У нас две возможности: либо бежать от бондов, либо принять бой. Не дело просить у бондов пощады. Сдается мне, однако, что они смелее наносят удары в спину, чем в лицо.
Все стали просить, чтобы он решал сам, как и прежде, это, мол, самое лучшее. Тогда он спросил горожан, собираются ли они прислать ему людей на подмогу, или каждая из сторон будет действовать в одиночку, «потому что мы, берестеники, можем сказать вам, как говорится в старой пословице: друзья познаются в беде». Бонды и горожане отвечали, что предоставят конунгу такое войско, какое только смогут.
163. Битва на горе
Сверрир конунг обратился к своему войску и сказал:
– Вот мое решение: не станем дожидаться, пока бонды окружат нас со всех сторон, но двинемся навстречу тому войску, что стоит здесь на Рюгинаберге, а там собрались те, кто пришел с востока, от самого Свинасунда. Поднимемся с севера к Нуннусетру, и тогда никто не пройдет в город, а Паль Ремень с отрядом уппландцев пускай наденут лыжи и поднимутся на гору как раз над ними и разузнают, много ли у них войска.
Они так и сделали и поднялись на гору восточнее того места, где стояли бонды. Снегу выпало много, на лыжах идти было хорошо, а без лыж не пройдешь: чуть сойдешь с дороги и как раз провалишься с головой. Стало светать, а погода стояла ясная. Когда Паль со своими людьми взошел на гору, оказалось, что вся местность сверху донизу, от Гьёлураса до Фрюсьи и Акрсхаги, так далеко, сколько видел глаз, была заполнена людьми. Паль и его люди поспешили назад к конунгу и сказали ему, что делается. Конунг был тогда у Мёртустоккаре. Он остановился и выслушал известие, которое они принесли, а знамя его вместе с передовым отрядом войска двигалось тем временем через долину и наверх в гору. Одни шли в гору по проезжей дороге, а другие карабкались вверх по такому крутому склону, что если одна нога стояла прямо, то другую впору было ставить на колено. Бонды издали боевой клич и ринулись по горе вперед, пустив в ход копья и топоры. Им было с руки метать оружие вниз, себе под ноги, а те из них, кто стоял на западной стороне горы, обстреливали берестеников справа. Дорога была крутая и такая узкая, что на ней помещалось в ряд не больше четырех-пяти человек. Берестеники были сильно изранены, а иные убиты. Им так и не удалось взойти на гору, а когда пал тот, кто нес знамя, берестеникам пришлось выдержать жестокий бой, чтобы вернуть его себе. Тут берестеники поняли, что им не выстоять, и побежали. Передние бросились прямо на тех, кто стоял внизу под горой, а там все войско покатилось друг на дружку. На Рюгинаберге у берестеников пало семнадцать человек. Сверрир конунг подошел туда и сказал:
– Позор всем, кто бежал и лежит здесь вповалку!
Затем конунг сказал:
– А теперь приободритесь-ка, добрые воины, хотя мы и получили изрядную взбучку. Как сказал тюлень, которому прострелили глаз, «на море такое случается часто», бонды одержали над нами верх, и все произошло точь-в-точь, как в том сне, что привиделся мне нынче ночью. А снилось мне, будто бы у меня была книга и вся она состояла из отдельных листов и была такая огромная, что покрывала собой большую часть страны, и из этой книги был похищен один лист – это бонды отняли у меня моих людей. Не стоит страшиться бондов, им придется тем хуже, чем больше их соберется.
Потом конунг заговорил опять и сказал:
– Двинемся вверх по дороге с той стороны, где более пологий подъем, и пройдем восточнее бондов.
Они так и сделали, а когда поднялись на гору, то увидали, что с севера идет войско бондов и что с виду оно – точно лес.
Тогда конунг сказал:
– Ты, Сигурд Лавард, и ты, Хакон, мой сын, оставайтесь здесь на Мёртустоккар со своими отрядами и, подняв знамя, идите на тех, кто находится наверху на горе, чтобы они не напали на нас с тыла. А я поверну на север и пойду против того войска, что двигается оттуда.
После этого конунг со своими людьми повернул на север к мосту через Фрюсью. По другую его сторону стояло войско бондов. Они принялись перестреливаться через реку, но не могли сойтись. Кое-кто был ранен. Потом конунг вышел со своими людьми на лед, так как туда стали подходить жители Вестфольда и Теламёрка, а с ними – раумы.[311] Те, кто прежде стоял у моста, подтянулись к ним, так что там собрались все главные силы бондов, и это войско оказалось таким огромным, что любой, кто не был отчаянным храбрецом счел бы безумием вступать с ним в бой.
Одного человека звали Али. Он был сыном Халльварда и лендрманном Сверрира конунга. Он сказал:
– Не лучше ли нам построиться, государь?
Конунг ответил:
– Не в обычае берестеников строиться во время сражения. Мы бросаемся в бой с шумом и громом, малыми группами, и потому впереди может оказаться любой, кто захочет.[312] Ринемся же на них со всей стремительностью, и я уверен, что бондам не сдержать нашего натиска. А с нами приключилось, как в той поговорке: не упадешь, дороги не найдешь.
Потом он приказал трубить и сказал:
– А теперь вперед, все воины Христа, люди креста и святого Олава конунга,[313] и не держите строя!
Конунг сидел на вороном коне. На нем была отличная броня с крепким панцирем, а поверх нее красная рубаха, широкий стальной шлем, как носят в германских землях, и под ним – ворот брони. Меч он держал на боку, а копье – в руке. Он ехал во главе своего войска, так что конь его встретил грудью щиты бондов. По обе стороны от него, подняв мечи, шли в бой берестеники. Они так яростно нападали на бондов, что те из них, кто был впереди, рады были бы оказаться где-нибудь подальше, будь это в их воле, и никому не хотелось сражаться в этой битве впереди соседа. Бонды так и падали со всех сторон, других обуял ужас, а потом все их войско бросилось бежать в сторону Акрсхаги. Берестеники нещадно обрабатывали им спины и сгоняли их на землю. Там на льду полегло множество бондов.
Жители Тунсберга и все, кто пришел с побережья, зашли во фьорд на кораблях, пристали там у расселины скалы и высадились на берег. У них было огромное и хорошо вооруженное войско, потому что это были горожане из Тунсберга и купцы. Они двинулись вперед по льду, думая, что те, другие, их дожидаются. Но стоило берестеникам увидеть их ряды, как они повернули им навстречу. Тогда конунг сказал:
– Нам предстоит еще одно дело, и оно не заставит себя ждать. Повернем-ка на них и отправим их торговать туда же, куда и прежних.
Потом он велел трубачу трубить во всю мочь. Войско двинулось вперед по льду так стремительно, как будто не знало устали, а тунсбергцы, завидев их, остановились и столпились все в одном месте. Они ожидали, что к ним на помощь придет то войско, которое стояло выше на лугу, но берестеники налетели на них и по своему обыкновению нанесли им такой сокрушительный удар, что тунсбергцы как шли вместе, так и полегли, словно их волной опрокинуло. Те, кто остался жив, бросились бежать, и сопротивление их было недолгим. Берестеники гнали их перед собой по льду и многих убивали, потому что большинство их было обуто в башмаки с шипами, тогда как у отступавших башмаки были с гладкими подошвами, а лед сделался скользким от крови.
