Конунг скакал за ними по пятам и не покладая рук награждал ударом копья всякого, с кем вступал в схватку, берестеники же, если было нужно, довершали дело. Там полегло немало добрых купцов: Свейн Свейтарскит, Сигурд Каменщик и многие другие. Тунсбергцы бежали к своим кораблям, а некоторые из них вскарабкались вверх на пастбище навстречу бондам из Вестфольда и примкнули к ним.
Рассказывают, что, когда конунг велел пересчитать свое войско, у него вышло около двадцати пяти сотен человек, а когда они встретились с этим скопищем бондов, стало казаться, что это войско их – всего-навсего небольшая горстка людей и что бондов там будет двадцать человек на одного. Конунг же потому не захотел строить свое войско, что он подумал, как бы бонды не окружили его, и оттого во время погони оба войска рассыпались, и это пошло на пользу и тем и другим. Тогда во многих местах происходили большие сражения, так что об этом можно было бы рассказать немало историй, но нельзя записать все в одну книгу. И потому здесь говорится больше всего про те события, во время которых двигалось вперед конунгово знамя и в которых участвовал он сам.
164. О конунговом сыне и бондах
Теперь нужно рассказать о Сигурде Лаварде и Хаконе, сыне конунга, а также о тех бондах, что стояли на Рюгинаберге. Они увидали, как Сверрир конунг преследует по льду войско бондов, и решили, что те, возможно, нуждаются в их поддержке. Тогда они стали побуждать друг друга к бою, а затем двинулись всем войском вниз с горы. Когда Сигурд Лавард и его товарищи увидели это, они поскакали им навстречу. Их разделяла небольшая долина, они сошлись в ней, и разгорелась жестокая битва. У берестеников было четыре сотни человек, а у бондов – почти двадцать сотен. Бонды напали на них всею силой. Берестеники не устояли и бежали вниз на дорогу. Сигурд Лавард пустился в город и влетел на коне прямо в церковь Халльварда, и с ним много народу, а Хакон и Свиной Пэтр с небольшой частью войска обошли верхом Нуннусетр и спустились на лед навстречу конунгу. Бондам недостало прыти их преследовать, они все же захотели воспользоваться своей победой и двинулись строем вниз в город. Однако не встретив там никакого сопротивления, они рассеялись по всему городу к разбрелись по кабакам, где они собирались пьянствовать весь вечер. Потом они сошлись к тому месту, где стояли вытащенные на берег корабли Сверрира конунга. Одни хотели поджечь их, но другие говорили, что не дело губить конунгово добро. После этого они порешили пойти всем войском наверх к Нуннусетру и там построиться.
Не успел Сверрир конунг расстаться с тунсбергцами, как увидел ряды бондов. Тогда он снова обратился к своим людям и просил их не падать духом, «потому что все равно узнается, – сказал он, – кто храбрее».
– Сдается мне, – сказал конунг, – что эти бонды, с которыми мы уже бились сегодня утром, опять ищут встречи с нами. Раз так, нам представляется удобный случай припомнить им гибель наших товарищей. Теперь мы, по крайней мере, стоим с ними на одной высоте.
Потом конунг пошел на них с тем войском, какое у него было, и завязалась жестокая битва. Бонды сопротивлялись, как могли, но дело кончилось тем, что им пришлось отступить, и они бежали к северу от города, на Валаберг. Хакон Конунгов Сын гнался за ними по пятам и многих убил, однако стоило бондам убедиться в том, что основные силы конунга их не преследуют, как они опять пошли в наступление, и наверху у Валаберг разгорелся жестокий бой. Сверрир конунг повернул на юг и направился через переулок у Черных Лавок прямо к церкви Халльварда. Тут Сигурд Лавард выскочил из церкви. Конунг сказал ему:
– Ну что ж, ты верен себе. Нечего надеяться, что ты будешь берестеникам добрым хёвдингом, и правильно говорится:
Духом ты не похож на предков,Тех, что вели за собой войско.[314]
И еще он сказал:
– Не похожи вы на старых берестеников, на тех, кто вместе со мною сражался за эту страну против Магнуса конунга. Им все казалось, что от меня мало проку в тех битвах, в которых они бились, и одни называли меня чересчур осторожным, а другие – трусом. Недаром, однако же, говорится:
В старости воин не станет храбрым,Раз был сызмала трус.[315]
А теперь, когда бы мы ни бились, я иду первым, а те, кто сражаются бок о бок со мною, слывут храбрецами, и я это одобряю и благодарен всем, кто так поступает. Но у вас-то не много общего с теми, кто одержал сегодня победу, когда за вами гнались по пятам. Бегите теперь за этими бондами и отплатите им ударом в тыл, да покажите себя храбрыми воинами и прогоните их прочь.
После этого конунг повернулся и выехал с церковного двора, а многие из его людей приложились к церкви. Тогда конунг сказал:
– Что-то нынче берестеники стали куда набожнее, чем прежде. Похоже, вы готовы облизывать каждую церковь у вас на пути, а ведь обычно вы не слишком обращаете внимание на церкви.
Потом конунг поехал по улицам, и за ним следовало большое войско. По дороге они выловили множество бондов. Потом они поглядели на север, на Валаберг, и увидали, что оружие там так и мелькает в воздухе. Тогда конунг пошел навстречу бондам. Бонды повернули щиты в их сторону, но некоторые побросали их, решив искать спасения в быстроте своих ног, и бросились бежать что есть духу, одни по дороге, а остальные – кто куда, так что многие из них скрылись. В тот день не раз случалось так, что стоило бондам пуститься наутек, как им удавалось уйти, и оттого большинство простолюдинов спаслось, но все же и убитых там было великое множество, и никто не знал, сколько точно, потому что немало трупов обнаружили только весной.
165. Победа Сверрира конунга над бондами
Сверрир конунг велел трубить сбор всему войску наверху на Мёртустоккар, а когда пришел туда, сказал:
– Садитесь теперь и отдыхайте, а слуги пускай отправляются вниз в город и принесут нам еды и питья.
Так и сделали. Многие перевязали там свои раны и расположились отдыхать надолго. Дело было на исходе дня. Тут они увидали, что наверху на Акрсхаги собралось большое войско и туда со всех сторон стекается народ. Это было то самое войско бондов, с которым они уже имели в тот день дело. Бонды построились на восточной стороне Акрсхаги у самого льда и стали держать совет. Некоторые говорили, что пора поворачивать домой, но самые неугомонные говорили так:
– У нас не такие уж большие потери, так что мы и сейчас в состоянии сражаться не хуже, чем прежде. Берестеники же потеряли убитыми множество народу, а теперь, должно быть, измотаны, и у них много раненых. С теми, кто пал, сражаться уже не придется, но как могло случиться, что никто не попытался убить конунга, когда он так и шел к нам в руки? Видит бог, подвернись он нам еще раз, ему не уйти живым, другого такого случая у нас уже не будет. А если мы теперь на том и расстанемся и разойдемся по домам, отдавшись во власть берестеников, то нам уже никогда не вздохнуть свободно. Так что будем стоять твердо, как бы берестеники на нас ни нападали, и пускай всякий защищается сам, а не бежит от других.
После этого они поднялись и построили свое войско наилучшим образом, и назначили, кому прикрывать, а кому рубить, и решили, что теперь им нечего страшиться берестеников. Берестеники увидали, что бонды готовятся к сражению. Тогда конунг встал и сказал:
– Эти бонды во всем оправдывают поговорку: «Не скоро угомонится тот, у кого на уме недоброе». Сдается мне, что они опять готовятся вступить с нами в бой, однако нас им не одолеть. Пойдем, как и прежде, к ним навстречу и зададим им такую взбучку, чтобы они в другой раз предпочли сидеть по домам, чем иметь дело с берестениками. Сразимся же так, будто вовсе не знаем усталости!
