Единственный напряженный момент возник, когда мы начали спорить, кто будет платить. Я настаивала на том, чтобы оплатить счет, а Дженсен, раскрасневшись от досады, объяснял, что мог бы при желании скупить весь бар, и глупо с моей стороны тратить свои первые, с трудом заработанные деньги, в то время как ему бы доставило удовольствие потратить свои. Я напомнила, что это нужно для сохранения моей гордости, и он неохотно уступил, несколько раз повторив, что настоящий джентльмен не может позволить леди платить. Вероятно, по той же причине он заказал самое дешевое блюдо в меню. Поев, мы отправились танцевать, затем играли в бильярд; за этот вечер мы насмеялись так, как никогда в жизни не доводилось смеяться, и, наконец, рука об руку пошли домой, оставив внедорожник Дженсена у бара.
— Посидим немного? — предложила я, направляясь к старым расшатанным качелям на крыльце отеля.
— А они выдержат нас? — неуверенно спросил Дженсен.
— Обещать этого не могу, — с улыбкой ответила я. Он решил испытать судьбу и с осторожностью сел.
— Омелы больше нет, — заметила я, глядя на то место, где она висела.
— Не переживай об этом, — сказал он, пряча улыбку. — Нам она больше не нужна. Мы придвинулись друг к другу, и под покрывалом из звезд, с легким покалыванием мороза в воздухе, мы поцеловались, и я отдала Дженсену Колдуэллу еще одну крошечную частичку своего сердца.
Глава 14
Дженсен
Я проснулся с улыбкой и долго не открывал глаза. После удивительного свидания следующие полчаса мы целовались, сидя на качелях на крыльце, потом пожелали друг другу спокойной ночи. С того дня я приезжал за Лорен каждый вечер после окончания ее смены и подвозил домой. Расставаться каждый раз было невыносимо, но момент, когда девушка расцветала в улыбке, видя меня, ждущего в машине, был бесценен. Каждый вечер мы устраивали посиделки на крыльце, и не имело значения, насколько мы устали за день, и какой морозной оказывалась погода. Небывалое умиротворение охватывало нас, обнявшихся и покачивающихся на этих ветхих, рассыпающихся от старости качелях.
То, что я чувствовал к Лорен, намного больше, чем простое влечение. Я не мог понять, в какой момент она начала становиться моим лучшим другом. Первым человеком, с которым я хотел всем делиться. К кому хотелось возвращаться домой каждый вечер. Я витал в облаках, растворившись в счастье, пока вдруг не осознал, что сегодня день похорон Ронни. Я вспомнил причину, по которой приехал сюда, и эйфория улетучилась. Встреть меня Лорен несколько месяцев назад и определи мое отношение к близким людям, словно они не ценнее одноразовой посуды, второй раз в мою сторону она даже не взглянула бы. Прошлый я никогда не стал бы мужчиной, которого Лорен заслуживает, но сейчас я мог сделать попытку. Свое прошлое я не в силах стереть из памяти, равно как и искупить свое поведение, но я чертовски уверен, что этот урок усвоен на «отлично». Я в долгу перед Лорен и Нэнси. Я в долгу перед Ронни и, что еще важнее, перед самим собой.
Дом Нэнси Адлер был полон людей, пришедших выразить сочувствие. Казалось, у каждого человека, с которым я общался, была своя история, связанная с Ронни, и я начинал понимать, что был не единственным, чью жизнь он изменил к лучшему. Ронни был поистине вдохновляющим человеком, и теперь, вместо того чтобы спрятать голову в песок и постараться забыть о том, что произошло между нами, я хотел почтить его память. Итак, я провел весь день, общаясь с его друзьями и семьей, с людьми, живущими по соседству, которые искренне восхищались им. Я слушал их рассказы о Ронни и делился своими, и, несмотря на опасения, что это будет болезненно, на самом деле я словно отпустил все и обрел гармонию.
От начала и до конца Нэнси стоически держалась, была источником силы и сострадания и, казалось, ставила чужое горе выше своего собственного. Нетрудно было понять, почему Ронни влюбился в нее по уши. Она проявила ко мне доброту и всепрощение в то время, когда у нее были все основания плеснуть мне в лицо гневом и яростью, тем самым подтверждая, насколько замечательной она была.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сама церемония была прекрасна, торжество во имя жизнелюбия, и среди фотографий, которые проецировались на протяжении всей памятной речи в честь Ронни, я находил свое лицо, что невероятно растрогало. Когда появилась свадебная фотография Ронни и Нэнси, Нэнси всхлипнула, и мое сердце сжалось. От души выплакавшись, она вытерла слезы и продолжала слушать с прежним достоинством, и тогда я понял, что могу прожить целую жизнь и никогда не встретить кого-то с подобной душевной силой.
Я старался всегда быть поблизости, если вдруг Нэнси могла понадобиться помощь, и вот, когда последний гость ушел, посуда вымыта и убрана, мы, наконец, остались с Нэнси наедине. Она сидела на скамейке в саду, и я принес ей чашку чая.
— Меган подсказала мне, какой ты любишь, — сказал я. — И в этом мире нет ничего, что нельзя улучшить с помощью чашки отличного чая.
— Благослови тебя Господь, Дженсен, — сказала Нэнси, принимая чашку.
— Так когда ты уезжаешь? — поинтересовался я. Я думал, что она останется на Рождество, но видел, как ее дочери паковали чемоданы.
— Наверное, как только допью чай, — сказала она, задумчиво уставившись вдаль.
— Так скоро? — удивился я.
— Я просто не могу провести Рождество здесь. По правде говоря, я даже не уверена, что когда-либо вернусь. Где бы Ронни ни был, он всегда находил возможность вернуться на каникулы домой, чтобы провести их со мной. Все здесь будет напоминать мне о нем и о том, как сильно я по нему скучала, так что постараюсь уехать на ранчо поскорее, чтобы успеть посмотреть, как мои внуки выкладывают свои праздничные чулки для подарков Санты. Я одолжу немного их праздничного настроения и сохраню его в своей душе. А что насчет тебя? Есть какие-то планы?
— Я иду завтра вечером на танцы в городском зале, а канун Рождества улетаю утром домой, — поделился я.
Нэнси ничего не сказала, только прищурилась, пристально глядя мне в глаза.
— Что? — спросил я, ерзая под тяжестью ее взгляда.
— Ты богаче Креза, так что мы оба знаем, что ты в любой момент можешь заказать билет на самолет, чтобы вернуться домой уже завтра. Черт возьми, да твоя команда, вероятно, вышлет частный самолет, если ты только заикнешься об этом. Полет на коммерческом рейсе в сочельник означает, что ты, скорее всего, пропустишь Рождество с мамой. Ты откладываешь отъезд, чтобы пойти на танцы с Лорен, не так ли?
— Она мне небезразлична, Нэнси. Быть с ней – все равно, что найти свой дом. Я не знаю, как еще объяснить. Все становится более красочным и особенным, когда я с ней, — объяснил я.
— Черт возьми, Дженсен. Ее отец отравляет все вокруг себя. Он потащит ее вниз, и тебя заодно. Подумай обо всем, чего Ронни хотел для тебя, и сделай разумный выбор.
Ее выпад насчет Ронни попал в цель, но в глубине души я знал, как он поступил бы на моем месте.
— Последнее, что я хотел бы сделать – это разочаровать тебя. Но где бы я был, если бы люди судили меня только по тому, что сделал мой никчемный отец? У Лорен выпал самый плохой расклад, какой только можно получить от жизни, и она делает все, что может. И более того, у меня был Ронни, который помог мне поднять голову над водой. У Лорен никого нет. Иногда ты просто знаешь, что делаешь все правильно. Ронни тоже это знал. Иначе он не пошел бы за тобой, когда твоя семья не одобряла этого, — возразил я.
Молчание между нами было неловким. Это был, наверное, самый трудный день в жизни Нэнси, и я сожалел, что на мгновение расстроил ее, но то, что я сказал, должно было прозвучать. Если между нами и возник раскол, я понятия не имел, как теперь его перешагнуть. В конце концов Нэнси сделала это за меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— О, Дженсен, ты, должно быть, считаешь меня назойливой старушенцией. Надеюсь, ты понимаешь, что все, что я говорила и делала, было только из желания защитить тебя. Но ты прав. Ронни сказал бы тебе, чтобы ты шел за своей девушкой. Так что отныне я буду заниматься своими делами и позволю тебе слушать свое сердце, — сказала она, и я почувствовал, что по крайней мере один груз свалился с моих плеч.
