боролась за то, чтобы быть той, кто ты есть на самом деле. Возможно, я не заслуживаю тебя, заслуживаю той жизни, которой ты меня благословляешь. Но спасибо тебе, — его голос прерывается, когда он говорит. — Я люблю тебя, Солнышко. Так чертовски сильно.
Я отрываю лицо от его груди и смотрю на него. Его глаза полны слез, когда он смотрит на меня.
— Я люблю тебя еще больше. А теперь отвези меня домой.
ГЛАВА 41
ГРЕЙСОН
По дороге в La Brasserie Мэдди смотрит в окно со стороны пассажирского сиденья. Последние пару недель, после неприятной истории с мамой, она была необычно тихой. Я знаю, это причиняет ей боль. Она заслуживает лучшего.
Так что если есть лучший способ вернуть это обратно, то это дать ей что-нибудь, чем она могла бы занять себя.
Что-нибудь, что вернет ей эту яркую улыбку.
Свадьба.
Наша свадьба.
До Мэдди я бы поставил свою жизнь на то, что никогда снова не женюсь. Думаю, именно поэтому я пытался держаться с ней на расстоянии. В глубине души мое нутро подсказывало мне, что она — мой человек. Я никогда не хотел снова открывать свое сердце после того, как Амелия и Каспер растоптали его.
Теперь Мэдди — мое сердце. Оно бьется только для нее.
Я понял это с того момента, как наши губы соприкоснулись. Вот почему я заказал ей обручальное кольцо, изготовленное в Лондоне. Я хочу этого больше всего на свете. Провести остаток своей жизни с ней рядом — это единственный способ, которым я хочу жить.
Заглушив двигатель, я поворачиваюсь к ней.
— Ты же знаешь, что можешь говорить со мной обо всем, что происходит в твоей хорошенькой головке, — говорю я, поднося большой палец к ее подбородку.
— Я знаю, — вздыхает она, грустно улыбаясь мне. — Судя по интернету, у меня, наверное, просто гормональный фон. Я зла на свою маму. Я больше злюсь на себя за то, что не понимала, насколько сильно она манипулировала всей моей жизнью. Хотелось бы не тратить все эти годы на то, чтобы просто пытаться жить по ее извращенному представлению о жизни.
— Ты счастлива? Я делаю тебя счастливой?
— Боже мой, Грейсон. Счастлива? Я никогда не была так счастлива. Я никогда не была так влюблена. Я даже не могу выразить, как я благодарна тебе. Без тебя у меня никогда бы не хватило сил сделать что-либо из этого.
Она расстегивает ремень и перепрыгивает через консоль ко мне на колени.
— Прости, что я была капризной сукой. Хотя отчасти ты сам виноват, что я такая.
Она смотрит на свой плоский живот.
Я не могу дождаться, когда увижу ее с животом. Это первобытное желание — знать, что я сделал это с ней, что она носит моего ребенка — это самая сексуальная вещь в мире.
— Меня не волнует, что ты капризничаешь. Ты даешь мне совершенно новую жизнь. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, детка. Я всегда буду делать все, что в моих силах, чтобы отпугнуть твоих демонов. Всегда. Хорошо?
Она прижимается ко мне, нежно касаясь моего члена, отчего моя кровь мгновенно приливает к нему.
— Пойдем поедим, я умираю с голоду. И ты знаешь, что в конце концов я съем тебя, если ты еще раз прикоснешься к моему члену.
Она улыбается, шевеля бровями.
— Хорошо, если ты пообещаешь, что после я получу твой язык, — она перегибается через меня и открывает дверь.
Как только я открываю деревянную дверь маленького уютного итальянского ресторанчика, в котором она решила подставить мне подножку, я понимаю, что что-то не так. Я чувствую это нутром.
В комнате становится устрашающе тихо, когда Мэдди проходит мимо меня, пока я держу дверь открытой для нее. Ее туфли на шпильках стучат по деревянному полу. Инстинктивно я следую за ней и притягиваю к себе.
— Добро пожаловать в La Brasserie. На какое имя Вы зарезервировали столик? — спрашивает официантка, поправляя очки на носу.
— Мистер Уорд.
Ее глаза загораются, и она одаривает меня понимающей улыбкой.
— Ах, мистер Уорд. Пожалуйста, следуйте за мной. Я провожу вас к вашему столику.
Мэдди подозрительно смотрит на меня. Может, все не так, потому что я нервничаю. Я хихикаю и качаю головой.
Она ведет нас к столику на двоих в дальнем углу ресторана. Я наблюдаю за столиком четырех итальянцев, которые пристально наблюдают за мной с того момента, как я вошел. Стол покрыт лепестками темно-красных роз поверх белой скатерти. В центре мерцает свеча. Я выдвигаю деревянный стул для Мэдди. Она одергивает подол своего короткого черного платья и поправляет его, прежде чем сесть.
Я обхожу стол и занимаю свое место в углу комнаты.
К нам с улыбкой подбегает молодая блондинка-официантка и ставит два бокала шампанского.
— Но мы не заказывали это… — говорит Мэдди, поднимая бокал и возвращая его официантке.
— Это за счет заведения, мадам, — отвечает она приглушенным голосом.
— Благодарю вас.
Мэдди пододвигает ко мне свой бокал, — Я не могу.
— Означает ли это, что следующие семь месяцев я буду пить двойную порцию?
— Я, блядь, так не думаю, — она прищуривается, но я успеваю заметить ухмылку.
Сделав еще глоток, я смотрю ей в глаза, но она качает головой, и эта заразительная яркая улыбка появляется на ее блестящих губах. Она освещает комнату одним своим присутствием.
Она вертит головой, оглядывая комнату. Не могу вспомнить, когда в последний раз так нервничал. Поскольку она не обращает на меня внимания, я ищу коробку в своем пиджаке.
Я прочищаю горло, и ее голова поворачивается ко мне. Она не замечает коробку в моих руках. Ее глаза мерцают, когда она смотрит на меня.
Черт, я весь вспотел.
Я встаю, и стул скрипит по деревянному полу. Мэдди в замешательстве наблюдает за мной, когда я обхожу стол и опускаюсь перед ней на одно колено.
Я открываю коробочку и показываю ей огромный черный бриллиант, окруженный более мелкими натуральными бриллиантами, которые затем перекрывают все золотое кольцо. Я сделал это для нее, идеальное отражение наших отношений. Ей принадлежит мое черное сердце.
Она задыхается, прикрывая рот рукой. В ее глазах появляются слезы.
— Солнышко, возможно, я сказал, что не смогу дать тебе всего. Но я хочу. Я хочу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь. Возможно, все не совсем так, как ты себе представляла. Я не думаю, что ты могла бы найти кого-то на этой планете, кто любил бы тебя так же яростно и от всей души, как я.
