— Я не понимаю, — пискнула я, схоронившись за ближайшим креслом. — Что происходит?
— Ах, ты … не понимаешь! Я тебе сейчас объясню, … сучье вымя!!!
После упоминания о вымени я еще добрых десять минут наслаждалась самыми изощренными матами в самых изощренных комбинациях и по осколкам пыталась определить, что же именно швыряет в меня Чарская. Кроме уже упомянутой лампы, в числе подручных средств оказались: телефон, две бутылки шампанского, застекленная репродукция картины Петрова-Водкина «Купание красного коня», инкрустированное перламутровыми вставками бра, ваза со свеженькими толстощекими розами, несколько бокалов, чашки, эксклюзивные авторские духи «Noa Noa» немца Отто Керна (ненавижу бундесовую парфюмерию)…
На этом запас бьющихся предметов был исчерпан, и Эта Сука перешла на предметы небьющиеся. Но после пары тяжелых рэперовских ботинок, кожаного саквояжа и сотового пыл Чарской несколько поугас. Да и в дверь осторожно постучали.
Должно быть, обслуживающий персонал забеспокоился, решила я — и мысленно вознесла хвалу богу гостинично-туристического бизнеса.
— У вас что-нибудь произошло, Полина Юрьевна? — раздался за дверью чей-то приглушенный вкрадчивый голос.
— Пошел на хрен отседова, … фраер крученый! Я вашу … гостиницу урою…
— Мы просто волновались, — не унимался голос.
— Все … волнуются! Одна я не волнуюсь!
— Если вам что-нибудь понадобится…
— Ничего мне не понадобится … мать! О, господи, отдохнуть не дадут творческому человеку!
На некоторое время в номере воцарилась тишина. Ободренная таким поворотом дел, я высунула голову из-за кресла. Полина Юрьевна Чарская стояла посередине номера, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
— Я, конечно, понимаю, что женщин и верблюдов нужно бить, — вполне миролюбиво произнесла я. — Но, может быть, просто поговорим для начала?
— Ваша чухонская гоп-компания полгода держала меня на крючке — без всяких объяснений. А теперь ты хочешь поговорить? Ну, хорошо… Поговорим.
Она грациозно обошла меня, подняла свой кожаный саквояж и достала оттуда плоский футляр довольно внушительных размеров. И бросила его мне.
— Узнаешь?
Я открыла футляр: в его бархатной подушке были утоплены колье, сережки и кольцо. Самые настоящие, ярко сверкающие бриллианты! Не тот ли это гарнитур, который Полина Чарская попыталась стянуть из сейфа Олева Киви?
Но тогда каким образом он попал к Этой Суке сейчас? И почему она обращается с таким великолепием столь непочтительно?
— Узнаешь? — еще раз со смаком повторила Полина. — Виолончельная отрыжка.
— Но как он… Как он оказался у вас?
— У меня? Нет, не у меня. У нашего художника по реквизиту. Этот подлец купил его в антикварной лавочке. Для сериала. Поздравь меня, в следующей серии я буду таскать все это на себе.
— В конце концов, ты этого хотела. Лучше бы я не произносила этих слов! Чарская снова начала озираться в поисках тяжелых предметов.
— Телевизор, — подсказала я машинально. — Разбивается со свистом, и у жертвы никаких шансов.
Мое замечание несколько отрезвило Чарскую. Она вздохнула, на несколько мгновений исчезла в спальне и вернулась оттуда с двумя (еще не разбитыми) бокалами и бутылкой бренди.
— Будешь?
Винные пары наперегонки бросились мне в голову, нашептывая: «Остановись, Варвара! На сегодня достаточно!»
— На сегодня достаточно.
— А я выпью. Обмою камешки.
Чарская небрежно бросила драгоценности в бокал, из-за чего бренди немедленно вышел из берегов, и лихо опрокинула в себя мутноватую жидкость.
— Ты, я смотрю, не рада…
— Не рада? — Чарская захохотала. — Да я просто счастлива! Особенно если учесть, что все это время я убивалась по подделке! По подделке! По подделке!!!
Мне показалось, что еще секунда — и сумасшедшая актриса забьется в падучей. Но ничего подобного не произошло. Она снова припала к бренди, который, судя по всему, довольно успешно гасил пожар ее ярости.
— Никакие это не бриллианты, — глухим, абсолютно мертвым голосом произнесла Чарская. — Самый обыкновенный горный хрусталь! О боже, горный хрусталь по сто тридцать баксов за кэгэ. Хорошо ограненный горный хрусталь и позолоченное серебро! Фальшивка!.. А я — дура! Хотела стибрить фальшивку и попалась на этом! А этот скот заснял на пленку, как я краду эту … бижутерию, указал мне на дверь да еще принялся шантажировать!
Только теперь до меня стал доходить смысл бессвязных речей Чарской: бриллианты покойной Аллы Кодриной, которые так приглянулись актрисе, что она решила похитить их, были никакими не бриллиантами! Но ведь этого просто быть не может! Обладатель известной в Европе коллекции драгоценностей Олев Киви вряд ли стал бы держать у себя в сейфе подделку. Да еще устраивать показательную порку мелкой воришке Полиньке!..
— Но с чего ты взяла, что это и есть те самые камешки? — спросила я.
Чарская оживилась. Очевидно, вопрос с лжебриллиантами занимал ее настолько сильно, что она просто жаждала обсудить его. Хоть с кем-нибудь.
— Да я изучила их вдоль и поперек! Еще тогда, в Вене! Она повернулась ко мне спиной, нагнула тонкую воробьиную шею и скомандовала:
— Футляр!
Я устроилась в кресле и взяла в руки футляр.
— Примерно семнадцать на восемь с половиной сантиметров. Верно?
— Вообще-то у меня нет линейки…
— Семнадцать на восемь с половиной, — упрямо повторила Чарская. — Темно-синяя кожа. На поверхности крышки — маленькая царапина в левом верхнем углу.
— Точно, — я коснулась царапины кончиками пальцев. — Есть.
— Открывай!
Я послушно открыла футляр и уставилась на пустые гнезда.
— Красный бархат. Опять же левый верхний угол… — она понизила голос и совсем уже шепотом попросила:
— Отогни. Там должны быть инициалы «О. R. К.»… Есть?
«Только бы не было», — взмолилась я про себя. Еще одно испытание носильными вещами и тяжелыми предметами обихода я не переживу!
Но инициалы были. Заматеревшие, наглые, распухшие от гордости инициалы.
«О. R. К.».
— Есть? — В гортанном клекоте воробышка Чарской послышалась мольба.
— Есть, — честно призналась я.
— Есть, — заорала Эта Сука. — Есть!.. Есть! Так я и знала!
Такой трассирующей очереди из малознакомых мне ругательств я еще не слышала, хотя перепробовала массу не самых положительных мужиков. Бандитская феня должна приветствовать этот дивный жаргон вставанием.
— Ну почему, почему не я его замочила?!
— Кого?
— Эту тварь. Олева Киви! А еще распинался, потрясал памятью о жене! «Подарок на свадьбу, подарок на свадьбу!» Дешевка! Бычара доеный! Дятел! Рогомет!
— Слушай, где ты таких слов понахваталась?
Чарская осеклась.
— Почитай с мое всяких малобюджетных сценариев и муйни сериальной, еще не такое запоешь, — огрызнулась она.
Я перевела дух и с симпатией взглянула на хулиганку Чарскую. Невероятно, но между нами совершенно незаметно установилось что-то вроде приятельских отношений. Даже осколки репродукции «Купание красного коня» этому не помешали.
— Ты зря горячишься. — Я попыталась урезонить Чарскую. — Футляр ни о чем не говорит. Есть же еще колье…
— Ага. С горным хрусталем.
— Ну, почему? Может быть, это просто копия, а оригинал…
— Ты не поняла? Это и есть … оригинал. Во всяком случае, это та самая вещь, которую я вытащила из его … сейфа!
Она вывалила колье из бокала мне на колени. И снова повернулась спиной.
— Проверим?
— Валяй. — Я расправила колье и, пользуясь моментом, принялась изучать его: центральная часть, украшенная целой россыпью (бриллиантов? горного хрусталя, не приведи господи!), венчалась довольно внушительным камнем грушевидной формы. Камень слезой стекал с колье и был вправлен в золото. Все это великолепие держалось на полужестком обруче.
— Двадцать семь камней, — принялась за арифметические подсчеты Полинька. — Шестнадцать в центре. По пять на обруче. И самый большой — внизу. Пасхальное яичко … мать! Замок в виде змейки… Голова служит фермуаром, а хвост — крючком. Все камни, кроме самого большого, — восьмиугольные, квадратные и овальные… Подонок!!! Так меня подставить!!!
Чарская описала колье с фотографической точностью, но это ровным счетом ничего не значило.
— Ну что, все верно? — подняв руки кверху и оборачиваясь ко мне, воскликнула она.
— Все. Но драгоценности часто подделывают. И довольно точно. Ты имела дело с оригиналом, а теперь получила на руки копию. Вот и все.
— Ты не поняла! — Чарская снова потянулась к бренди. — Я имела дело конкретно с этой вещью! Фермуар у нее запаян! Присмотрись.
Я послушно поднесла змейку к глазам, принялась изо всей дури пялиться на нее и спустя какое-то время заметила тонкий, почти филигранный след припая.
— Убедилась? В большом камне тоже есть дефект. Пятнышко. В самой сердцевине.
