Боец былых эпох был бы убит на месте осколками и взрывной волной. Но танковый гермокостюм позволял и не такие вольности…
Как только открылась пробоина, Лунин вскинул к плечу «Алтай» и отправил в пробоину несколько вдумчивых очередей.
В ответ ему прилетел нежданный сувенир – отрубленная пулями чоругская клешня.
Лунин с отвращением отпихнул ее ногой и смачно выругался. После чего отправил наверх все гранаты «Очакова», какие только оставались в барабане.
– Ну, Лунин! Ну, даешь! – Растов испытывал неподдельное восхищение личной храбростью своего бывшего заместителя.
– Даю, – сказал Лунин устало, кое-как возвращаясь в башню. Было видно, что от напряжения ему трудно говорить.
Растову, однако, пора было повелевать.
– Осокин занимается спасением экипажа «шестьдесят третьего». Лунин – за мной!
Плазменные резаки и на этот раз исправно открыли им путь. Два русских танка рванулись что было мочи навстречу неведомому.
Закопченные, изгрызенные осколками, изъязвленные низкотемпературной эрозией, растерявшие половину оптики, средств связи и контейнеров активной защиты, они были не похожи на самих себя.
Силуэты танков изменились так сильно, что в рубиновом полумраке хауптштрассе не всякий признал бы в них машины земного производства…
Вот почему старший сержант Дмитриев, увидев приближающихся чудищ поверх прицела своего «Нарвала», да еще и за спинами отчаянно обороняющихся эзошей, нервно выплюнул в рацию:
– Товарищ майор! Чоруги, кажись, новую поганку завернули! И она сейчас едет прямо к нам!
Майор Илютин в это время вместе с пятнадцатью бойцами – большей и лучшей частью того, что осталось от доблестного опервзвода ГАБ, – держал оборону палубой выше.
Уже двадцать минут они пытались пробиться хотя бы к одному из мезонных реакторов. Но несокрушимые стальные стены стесняли их поперечный маневр, а подтянувшиеся эзоши не позволяли двинуться ни туда, ни сюда по продольной оси корабля.
Шах и мат? Неужели?!
Внизу, на реакторной палубе, Илютин держал только один пулеметный расчет с двумя автоматчиками. И вот от них-то и поступил настораживающий доклад о появлении вражеской техники.
– Ну если эта ваша «поганка» прямо на вас едет, тогда линяйте! – разрешил отход Илютин.
– Понял, товарищ майор, – ответил Дмитриев.
Он собрался уже скомандовать пулеметному расчету следовать перебежками к веревочной лестнице, уводящей наверх, когда стальные чудовища разразились громами и молниями.
На спины эзошей, прикрытые баррикадами со стороны сержанта и не прикрытые ничем со стороны супротивной, обрушился град пуль и потоки плазмы.
И только тогда, в свете ярких вспышек, сержант смог как следует разглядеть «поганку». Ею оказалась русская бронетехника!
– Это наши! Наши! Не стреляем! – завопил Дмитриев и зажег опознавательный белый фальшфейер.
Кобылин тотчас обратил внимание майора на отрадный для взгляда визуальный феномен.
– Командир, то ли чоруги нас обманывают, то ли перед нами… русский осназ? Может такое быть? Или как?
– Ну вообще-то может, – задумчиво произнес Растов. – С нашим батальоном был взвод оперативников ГАБ. Наш старый знакомец Илютин там у них за главного.
– Так, может, пора старому знакомцу весточку послать? Пока они по нас со страху садить не начали?
Зануда Кобылин говорил дело.
– Здесь «Динго», вызываю майора Илютина… Здесь «Динго»…
Слышимость была на удивление хорошей. Илютин отозвался мгновенно.
– Ну наконец-то, Растов, – сказал он бесцветным голосом человека, едва держащегося на ногах от перенапряжения. – Думал, уже никогда до нас не доедешь. Жду-пожду… А ведь мы для тебя все условия создали. Эзошей на себя оттянули, аппарель спустили… Дескать, добро пожаловать…
«Странная у габовцев манера – всякое общение начинать с упреков. Невыводимая профессиональная черта», – промолчал Растов.
– Так это вы?! Вы открыли ворота?! – сказал он, проигнорировав «жду-пожду».
– Ну да! Специально для этого зал управления брали.
– А чего тогда сразу реакторы не заглушили?
– С реакторами осечка вышла. Один чоругский мученик науки командный кабель пилой переэтосамое…
– Пилой?! Кабель?! Насмешил!
– Смех смехом, а звезда – кверху мехом! – зло сказал Илютин. – Час уже из-за него мудохаемся…
– Ладно, я все понял, – сказал Растов. – Что тут резать надо снова?
Он уже привык к тому, что его общение с Илютиным рано или поздно сводится к употреблению его «тэ четырнадцатого» в качестве консервного ножа для той или иной неотворяемой двери.
– Резать? А что, это идея! – оживился Илютин и пояснил: – Мезонные реакторы помещены в специальные металлические саркофаги. Вот их и будем резать!
– А не рванет?
– Не должно вроде, – без должной уверенности пообещал Илютин.
Думать о том, что будет, если мезонный реактор все-таки рванет, Растову совершенно не хотелось.
Поэтому он не думал.
Он просто посасывал поилку гермокостюма, пока плазменный резак выпаривал казавшуюся бесконечно толстой стальную стену, дециметр за дециметром.
Когда в саркофаге образовался лаз размером с танковый люк, в него один за другим пролезли илютинские шустрилы.
Растов, хорошо зная стилистику действий осназа, ожидал громких взрывов и ослепительных световых эффектов.
Но все было по-другому.
Просто стихла всякая, даже легкая вибрация – наукоград остановился.
– Хамбец котенку? – весело осведомился Кобылин.
– Осназ нашел рубильник, – предположил Игневич. – И котенок того… отбился!
– И куда теперь рулить? – спросил Помор.
– Никуда, – ответил Растов. – Впрочем, погоди…
Майор покрутил в пальцах голографическую схему объекта «Пуговица». Прикинул, где всплывет из Х-матрицы ближайший Х-крейсер, выполняющий роль буксира, и, соответственно, где пройдет передний фронт лямбда-сферы… Проще говоря, Растов оценивал, какая часть грандиозного трофея будет перенесена через Х-матрицу их, кормовым, Х-крейсером.
И тут он с неприятным удивлением обнаружил, что лямбда-сфера вот буквально пополам перерубит их «Динго», если танк останется на своем месте!
Об обездвиженном «шестьдесят втором» Осокина с ранеными танкистами из «шестьдесят третьего» и говорить не приходилось! Они рисковали вообще никуда не улететь!
«Вот это будет позор! Оставить разъяренным чоругам, у которых только что украли наукоград со всем населением, на растерзание своих людей!»
– Отставить! – сердито буркнул Растов. – На месте не остаемся! Надо сдвинуться дальше в корму! Насколько это вообще возможно!
Вслед за тем он связался с Осокиным и донес до него свою тонкую мысль про корму. Для надежности – дважды.
– Товарищ майор! Но у меня ведь гусеница порвана! Как же мне двигаться?
– Я об этом помню. Но двигаться придется.
– Что же это получается, пешком идти? Через темноту?
– Получается так.
– И раненых нести? – Осокин чуть не плакал.
– Ладно, уболтал… Высылаю за тобой Лунина! Возьмет твою колымагу на буксир…
…Растов был уверен, что это зрелище запомнится и ему, и чоругам надолго.
В кромешной тьме, при свете лишь двух прожекторов, один потрепанный русский танк волок второй.
Оба торопились, крушили все на своем пути – мудреное лабораторное оборудование, залы для медитаций, непонятного назначения кристаллические сооружения, похожие на замки…
При этом «шестьдесят второй» Осокина, загодя лишенный для буксировки и второй гусеницы, на каждом крошечном болтике грохотал так, что, казалось, наукоград развалится от одних этих децибелов.
Но они успели.
Стоило танку Осокина пересечь условную границу безопасности, проложенную Растовым в двадцати метрах от фронта лямбда-зоны, как на связь вышел командир Х-крейсера «Публий Корнелий Тацит» капитан первого ранга Рымник.
– Внимание всем, говорит «Тацит»! Находимся над точкой четыре. К транспортировке «фрагмента четыре» готовы.
– Это наш, – кстати прокомментировал Илютин и отозвался на общефлотском канале: – Добро пожаловать, «Тацит». Говорит майор госбезопасности Илютин, командующий силами осназ. Фрагмент четыре к транспортировке готов. Мезонные реакторы заглушены. Но имейте в виду: у нас тут полно недобитых эзошей. Прячутся… И еще с нами пятнадцать танкистов.
– Танкистов?! – удивился Рымник. – Но что там делают танкисты? Вы освободили пленных?
– С сегодняшнего утра в состав сил осназа входят тяжелые танки «Т-14»… Вам разве не доложили, Леопольд Феофанович? – угрюмо ухмыльнулся Илютин.
Глава 28
