Фестина Рамос повела нас через лес. На этот раз без лишней суеты по поводу мороза. Она надела перчатки, но, наверное, не для того, чтобы согреть руки, а скорее, чтобы защититься от укусов бешеных тундровых лис. В одной руке она несла аппарат, похожий на ведро с краской, который она использовала в доме говнюков, — она называла его «тугодум». На его экране отображался выпуклый, как рыбий глаз, вид леса вокруг нас, но Рамос едва ли удостаивала его взглядом — она была слишком занята, изучая каждый сантиметр земли, неба и деревьев, доверяя собственным глазам больше, чем аппарату.
В нескольких шагах от норы адмирал остановилась.
— Вы хотите, чтобы мы пошли первыми? — спросил Донт.
— Я никогда никому не позволяю рисковать вместо меня. — Рамос глянула в мою сторону, — Но если вы с Тиком хотите остаться в стороне, пожалуйста.
Тик покачал головой. Я сделала то же секундой позже.
— Ладно, — кивнула Фестина, — вперед. Бессмертие ждет нас.
Дыра была искусственного происхождения — это стало очевидным, как только мы подошли поближе и заглянули внутрь. Это была не произвольная трещина в каменном щите, а туннель с хорошо обустроенным наклонным полом. Пандус шел вниз внутри коренной породы, как в древних шахтах Саллисвит-Ривера, только этот был гораздо масштабнее.
— Ну что, идем вовнутрь? — спросила Полетт.
— Непременно, — смело заявил Тик. Он нашел химический пальчиковый фонарик в одном из бардачков на глиссере. Теперь он вынул активаторную заглушку, и фонарик зажегся, как двухсотваттный жезл серебристого сияния. — Пошли.
Рамос и Донт двинулись к жерлу туннеля; Полетт скользнула за наши с Тиком спины, занимая позицию в арьергарде.
— Вы же не запаникуете, правда? — пробормотала она Тику с неуклюжим полицейским сочувствием. — Я знаю, что улумы не любят узких ограниченных…
— Со мной все будет великолепно, — прервал ее Тик. — Я буду сама невозмутимость. Вперед.
Но по его ушным векам пробежал легчайший трепет.
Центр туннеля представлял собой голый мокрый камень, дочиста вымытый талой водой. Ближе к краям становилось грязнее: там образовался губчатый компост, сложившийся из помета животных да сползшей снаружи слякоти. Веками тундровые лисы, тростниковые жуки и смолистые жаворонки бродили здесь, устраивая гнезда и норы, выводя деток. До черта этого же зверья здесь и поумирало, оставив после себя хрусткий мусор костей и панцирей.
В тонком слое почвы пустили корни растения, некоторые из них даже выросли — тундровым разновидностям не нужно много света или глубины для корней. Но чем дальше мы уходили от входного отверстия, тем меньше становилось признаков флоры и фауны. Даже ковровый мох не вырастет в абсолютной темноте, да и тундровых лис все же проберет нервная дрожь, если они загуляются по черной тишине.
Я могла их понять, воссылая хвалу небесам за фонарик-жезл Тика. Правда, когда я глянула в его сторону, то увидела, что костяшки его пальцев стали серо-голубыми от той мертвой хватки, которой он сжимал фонарь. В свое время папа развлекался, придумывая названия этому серо-голубому оттенку: беспокойный индиго, чокнутая пастель, неуравновешенный ультрамарин… Когда улум достигает болезненного уровня стресса, цветоадаптивные железы срывает с катушек другими гормонами, и разные участки кожи окрашиваются в этот самый оттенок. И все же Тик заставлял себя идти вперед, а вход в туннель уже скрылся из вида, и вокруг нас не осталось ничего, кроме холодных каменных стен.
Пройдя часть пути вниз, мы подошли к развилке: боковой туннель устремлялся вправо, в то время как основная шахта продолжала идти прямо. Рамос направила «тугодум» в боковой туннель и прищурилась на его экран.
— Там нет ничего очевидного, — тихо сказала она. — Правда, «тугодум» видит не дальше нас в этой кромешной тьме. — Она повернулась и направила прибор внутрь основной шахты. — Похоже на скелет животного. На Дэмоте водятся медведи?
Донт склонился, чтобы самому посмотреть на экран.
— Я думаю, что это шаншан.
То был ближайший эквивалент медведя на Великом Святом Каспии: его покрывает черный пушок вместо шерсти, при этом он щеголяет оранжевыми крестцовыми спинными отверстиями, привлекая самок, но шаншаны при этом все же остаются четвероногими всеядными зверюгами с когтями и дурным характером.
— Вы уверены, что он мертв? — прошептал Донт.
— Шаншаны впадают в спячку. Если один такой решил заползти сюда на зиму…
— Нет тепла тела, — ответила Рамос. Она набрала комбинацию цифр на панели «тугодума». — И почти никакой биоэлектрической активности — только слабое свечение от микробов разложения, пожирающих плоть. Может, этот и спустился сюда для спячки, но не пережил морозов. Он был либо старый, либо больной, я полагаю. — Она вынула станнер. — Лучше нам его проверить.
Рамос и Донт двинулись туда, Тик и я последовали за ними на безопасном расстоянии, а Полетт осталась позади, охраняя разветвление туннелей на основной и боковой рукава. Оба ушных века Тика были открыты; может, он прислушивался к сердцебиению шаншана, хотя черта с два — все перекрывали тяжелые удары моего сердца.
Пот ручейками струился по моему телу. Кто-то в туннеле точно жил и действовал, я чуяла это — может, и не шаншан, но…
Шаншан никак не отреагировал на наше появление. Фестина осторожно подтолкнула тушу ногой.
Ноль реакции.
Из этого положения мы могли видеть только спину животного. Я не увидела следов разложения, но шаншан сдох зимой, а мороз замедлил бы распад не хуже электрической морозилки.
Рамос пнула зверюгу еще несколько раз. По-прежнему никакой реакции. Все так же целясь станнером в голову шаншану, она обошла тушу, подсунула под него стопу, как рычаг, и пнула тело кверху. Туша вяло перекатилась явно безжизненной грудой.
— Он точно мертв, — пробормотал Донт.
От морды до брюха плоть животного была объедена…
Кем?
Не насекомыми или микроорганизмами. Я была близка к тому, чтобы учуять резкий укус в воздухе, струящемся вверх от ран шаншана. Вонь была до безобразия знакомой: жестокая, уксусно-кислотная, возвращающая к воспоминанию о насосной станции № 3.
Шаншан рыскал тут… и его пристрелили.
— Бегите! — завопила я.
Но, конечно, было слишком поздно.
Они вышли их бокового туннеля: один андроид за другим, старые, молодые, женщины, мужчины, слишком много, чтобы их сосчитать. Гелевых ружей в избытке. Тик унес фонарь-жезл с собой к шаншану, поэтому у Полетт осталось недостаточно света, чтобы разглядеть их приближение. В последнюю секунду она, видно, услышала их шаги шелестящие, будто на цыпочках, крадущиеся, чтобы напасть из засады. Она прокричала что-то — предупреждение, боевой клич — в тот же миг, когда я завопила: «Бегите!» Потом она выпустила весь магазин противоандроидных ракет в наступающую свору.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
