Я перевернула странички, а он закурил новую сигарету. Я заметила, что рука его чуть дрожит. Зная руки Малькольма, я терялась в догадках, что же такого могло быть в этих записях.
«Я вышел из дома в крайне оживленном состоянии, немного даже вне себя. Мое импульсивное и необдуманное поведение было воспринято с большим терпением, чем того заслуживало, вследствие чего я был как бы в некотором опьянении. В таком настроении я и пришел домой. Но стоило мне перешагнуть свой порог, как настроение резко изменилось, и я понял, что совершил чудовищную глупость, которая ни в коем случае не должна более повториться. Наступила резкая реакция, я впал в жестокие сомнения и почувствовал себя глубоко несчастным.
Зная, что не усну, я последовал совету коллеги, у которого консультировался, и принял таблетку снотворного. Поскольку она не подействовала, я принял вторую и впал в тягостное, близкое к кошмару состояние между сном и явью, которое терпеть не могу. Принятое снотворное мешало мне проснуться окончательно, но и не погрузило в глубокое забытье, и сон мой стал тревожным и беспокойным.
Что-то настойчиво мне нашептывало, что стоит мне призвать мисс Л.Ф., как все будет в порядке, но делать этого мне не хотелось, ибо я считал, что так будет лучше.
Некоторое время я так промучился, все больше отчаиваясь уснуть, но решив ни за что не сдаваться. И тут неожиданно мне показалось, что у моей постели стоит человек. Я не видел его, но знал, что он здесь, и знал, как он выглядит. Он был высок и худ, в возрасте где-то от пятидесяти до шестидесяти лет, с гладко обритой загорелой головой, крючковатым носом, тонкогубый, сероглазый; на нем было длинное прямое одеяние без рукавов из белого, уложенного мелкими складками хлопка или льна. Ноги его были обуты в золотые сандалии, шею украшал золотой воротник, на руках сверкали золотые браслеты, а голову венчал золотой обруч. Я немедля понял, что это главный жрец, под началом которого я служил, бывший чуть ли не единственным человеком, который меня понимал и как-то сочувствовал. Ко мне сразу вернулась уверенность, и я почувствовал огромное облегчение. Я уснул крепче, и теперь мне привиделось настоящее сновидение.
Мне снилось, будто я обсуждаю с этим человеком свои невзгоды, и сказанное им в ответ сводилось к следующему: если я не стану возражать против того, чтобы быть в конечном счете принесенным в жертву, — то все будет хорошо. Он сказал, что мне постоянно следует иметь в виду перспективу конечной жертвы, и нет нужды бояться какой-либо неудачи. Он сказал, что мне недостает веры. Я сказал, что недостатка веры во мне нет, как нет и страха перед возможными последствиями для себя лично. На самом деле страх был и, на мой взгляд, не без основания, — страх перед тем, как мои изъяны скажутся на других людях. Он, похоже, думал, что все это не важно, но согласиться с ним я не мог. А он лишь повторял: «Это все не важно».
Затем он произнес нечто такое, что, не знаю почему, совершенно изменило мой взгляд на вещи. Стоило ему это произнести, как тревога сменилась уверенностью. Он промолвил — не словами, а идеями, проникшими в мой разум — «Запомни, что я тебе сейчас скажу. В следующий раз жрецом будешь ты».
А затем мне, по-видимому, начал сниться сон во сне, или, скорее, в памяти ожила яркая картина, когда этот человек явился ко мне перед самым началом смертных пыток и сказал те же слова.
Вздрогнув, я проснулся, совершенно бодрый, без признаков сонного дурмана, хотя действие таблеток обычно бывает довольно продолжительным. Мне показалось, будто мне только что приснился кошмар о том, как меня предают мучительной смерти. Я видел и камеру пыток, и все остальное, хотя знал, что никакой это не кошмар, а лишь воспоминание о том, что со мной некогда было. Очень трудно описать впечатление от наслоившихся друг на друга нескольких различных уровней сознания.
Все, казалось бы, прояснилось. Мои тревоги сгинули без следа. Я сделался совершенно уверен в себе и нимало не тревожился возможной потерей самоконтроля в будущем, чего прежде так боялся, зная, что несколько раз только стечение обстоятельств спасло меня от попадания впросак. Мне казалось, что в качестве жреца — на этот раз настоящего, а не мнимого — я буду наделен всей необходимой мне силой. Что я уже не слепое орудие в руках мисс Л.Ф., принявшей на себя всю ответственность, и мой разум обогатился всеми необходимыми познаниями, которые сослужат мне службу по первому зову.
В этом оптимистическом расположении духа я снова лег. Я счел неразумным принимать очередную таблетку снотворного, но, похоже, было совершенно не важно, сплю я или нет, так как я чувствовал себя вполне отдохнувшим, с ясной головой. В состоянии такого подъема и уверенности в собственных силах я решил предпринять свой эксперимент. Я вызвал в воображении картины, которые описывала мисс Л.Ф., когда заставила меня вообразить, как я вхожу с нею в храм Изиды и далее увидеть явление Богини. Мне это удалось с огромным успехом. Все образы выглядели настолько живо, что казались реальными. На миг у меня возникло искушение вообразить рядом с собой мисс Л.Ф., как было в прошлый раз, но я устоял и отправился в храм один. Оказавшись там, я понял, что она находится за завесой в Святая Святых, но войти туда я имел право только по ее приглашению, которого мог никогда и не получить. Хотя, с другой стороны, и мог. Это еще не было решено. Я знал, что все было именно так, но не знал, что это значит, как не знаю и сейчас.
По крутым каменным ступеням я спустился к двери, находящейся ниже уровня пола. В руке у меня оказался ключ, и я вошел внутрь. Здесь начинались мои владения, здесь я был у себя дома. Это было мрачное, зловещее место, но здесь я себя чувствовал уютнее, чем в главном зале храма. Точно так же свободно я чувствую себя на давно наезженной колее: лаборатория, затем больничные палаты; и с научным персоналом мне легче ладить, чем со студентами. Я знал, что я изгой, но изгой, занимающий значительное положение, и как бы неприязненно ко мне ни относились, — без меня обойтись не могли. Я имею в виду храм, а не госпиталь, хотя в равной мере это относится и к госпиталю. История повторяется, если только это действительно воспоминания реинкарнации. Но во мне нет уверенности — существуют ли они на самом деле, или это лишь инсценировка моего внутреннего состояния. Во всяком случае, они служат той же цели, что и психоанализ, так что оставим их как есть.
Очень трудно описать мое состояние. Это было больше, чем фантазия, но меньше, чем сновидение. Я мог смотреть в а это со стороны и управлять им, и все же я был в нем, и все это происходило со мной.
Я представлял, что иду по длинному подземному коридору, вдоль бегущего под стеной ручейка. Этот переход в темноте был довольно монотонным, но я обнаружил, что могу ускорить движение, и вскоре уже не шел, а летел. Но все равно я должен был пройти этот коридор, сократить путь я не мог никаким усилием воли. Наконец, я вошел в огромную пещеру с высокими сводами, тонувшими во мраке. Я решил, что это природная пещера, лишь слегка подправленная рукой человека. В одной из ее стен был главный вход — он представлял собой неправильный восьмиугольник, — а напротив него возвышалась громадная статуя обнаженной женщины, высеченная в скале и не вполне отделенная от монолита. Дверь, в которую я вошел, была рядом с ее правой ногой, а моя голова находилась примерно на уровне ее коленной чашечки, так что, подняв руки, я мог обхватить ее колени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
