Клаус, толстый неряшливый мужчина с дряблым распущенным животом, не переставая ни на минуту жевать, нехотя подвинулся вместе со стулом и, бросив на Григория Семеновича недовольный взгляд, задвинул в рот очередную порцию жаркого.
Григорий Семенович сел, и тут же перед его носом возник бумажный стаканчик, заботливо наполненный красным вином. Григорий Семенович выпил и поморщился: фу, компот какой-то! Разве это напиток для настоящего мужика? «Нет, не умеют они все-таки веселиться, – подумал он, и его лицо озарилось улыбкой философа. – То ли дело у нас дома – стол едой завален, самогонка рекой, есть с чего душе развернуться. И бабоньки нарядные, уже бы давно в пляс пошли». И так он увлекся этим дорогим сердцу воспоминанием, что совершенно не заметил, как господин Шик обратился к нему, размахивая перед его носом стаканчиком.
– Was, was? [23] – опомнился Григорий Семенович, с беспокойством озираясь по сторонам. Ему тяжело давался переход от воспоминаний к действительности.
– Komm, Freund! [24] – воскликнул Шик и обменялся многозначительным взглядом со своим жующим товарищем. – Trinken wir zusammen, und bleiben per du! [25]
Из всего сказанного Григорий Семенович выудил слово Freund и уцепился за него, как за спасательный круг.
– Freund, Freund [26] , – обрадовался он и поднял стаканчик.
– Wie heisst du mit Vorname? [27]
– Ich? [28] – Григорий Семенович удивленно моргнул.
– Du [29] , – господин Шик для убедительности ткнул пальцем ему в грудь.
– Ich heisse Makeew [30] , – старательно выговорил Григорий Семенович.
– Das weiss ich doch, Blödmann, wie heisst du mit Vorname? [31] – И видя, что Григорий Семенович не понимает, пояснил: – Ich heisse Ralf, er Klaus. Und du? [32]
– A-a, – сообразил Григорий Семенович. – Ich heisse Grigory [33] .
– Das ist gut! [34] – одобрил Шик и наполнил стаканчики. – Jetzt, komm, trinken wir! [35]
Григорий Семенович выпил и, занюхав вино тыльной стороной ладони, улыбнулся.
– На, ha, ha, – загоготал Шик. – Du bist ein fester Trinker, das gefallt mir. Komm, ich bringe dir was zu essen [36] . – С этими словами он вскочил с места и ринулся к столу, на котором дымились лотки с едой.
Григорий Семенович с удивлением посмотрел ему вслед: он не понял, куда побежал Шик, и вообще… От переизбытка немецкого языка мысли в его голове начинали путаться и он соображал как-то туго, с опозданием.
Григорий Семенович бросил вопросительный взгляд на своего соседа, но тот продолжал бессмысленно двигать челюстями, глядя перед собой тоскливым взглядом жвачного животного.
Шик быстро вернулся к столу, неся в обеих руках тарелки с салатом и вкусно пахнущим мясом, политым густым соусом.
– So, iss mal was! [37] – заорал он и сунул обе тарелки под нос Григорию Семеновичу.
От этого человека исходила энергия силы, таким хочется подчиняться сразу, безоговорочно.
Григорий Семенович взялся за вилку – ножом пользоваться он не умел – и начал послушно есть, подталкивая мясо куском хлеба.
Шик потянулся за бутылкой и, подмигнув Клаусу, наполнил стаканчик до краев.
Григорий Семенович включился в игру: он понял, что его хотят напоить, и был полон решимости отстоять свое национальное достоинство. «Да у вас во всей Германии вина не хватит, чтобы русского мужика с ног свалить», – подумал он и красиво, не торопясь, выпил все до дна.
– Gut! [38] – ахнул Шик, глядя на Григория Семеновича с нескрываемым восхищением.
– Nein, nicht gut [39] , – поморщился Григорий Семенович.
– Warum? – забеспокоился Шик. – Gefällt dir der Wein nicht? [40] – он схватился за другую бутылку.
– Wodka – gut! – заявил Григорий Семенович и посмотрел на Шика с вызовом. – Wein nicht gut [41] .
– О! – В глазах у Шика засветился азарт. – Klaus, – крикнул он, не глядя на товарища, как будто обращался к своему денщику. – Lauf zur Tankstelle, und kauf eine Flasche Wodka [42] .
– Zwei [43] . – Григорий Семенович нехотя подбирал остатки мяса с тарелки.
– Zwei? – Шик с удивлением посмотрел на Клауса. Тот послушно выбирался из-за стола, готовый немедленно бежать по поручению. – Океу, zwei [44] . – Шик достал бумажник.
– Nein, nein, – запротестовал Григорий Семенович. – Ich zahlen [45] .
– Du? – Шик тут же спрятал кошелек в карман – Gut, gib ihm Geld [46] .
Григорий Семенович был слегка разочарован: на этом месте полагалась благородная борьба за право оплатить выпивку, и такая мгновенная капитуляция Шика показалась ему обидной.
Григорий Семенович выдал тридцать марок.
– Reicht? [47] – спросил он.
– Mal sehen [48] , – проворчал Клаус, засовывая деньги в маленький кармашек где-то под животом.
Клаус вернулся довольно быстро – заправка находилась за углом.
– Gekauft? [49] – закричал Шик, с беспокойством вскакивая ему навстречу.
– Klar [50] , – Клаус передал ему пакет с бутылками.
– Na! [51] – Шик подбежал к столу, в его лихорадочных движениях проглядывало желание как можно скорее испробовать действие зелья на своем русском коллеге.
Он извлек на свет бутылки, быстро свернул крышечки и накапал Григорию Семеновичу пару капель в стаканчик.
Григорий Семенович усмехнулся. Наконец он почувствовал себя участником какого-то действа. Затеянная игра привлекала всеобщее внимание, и Григорий Семенович старался не ударить в грязь лицом.
– Gib mir [52] , – торжественно произнес он и протянул руку.
Шик передал ему бутылку.
Григорий Семенович поставил перед ним стаканчик и налил его до краев. Шик удивленно вытаращил глаза. Григорий Семенович налил свой стаканчик также до самого края и, довольный произведенным эффектом, торжественно произнес:
– Ну, на здоровье!
Затем он жестом показал Шику, чтобы тот не отставал, и, картинно отставив локоть, медленно, с чувством выпил все до конца.
Шик сделал небольшой глоток и, поморщившись, поставил стакан на стол.
– Nein, nein, – запротестовал Григорий Семенович. – Alles trinken [53] .
– О nein! – захохотал Шик. – Ich will noch weiter leben [54] .
– Эх ты, слабак, – пробормотал Григорий Семенович и налил второй стакан. Ему стало хорошо. Он вдруг почувствовал себя как дома, среди своих. Григорий Семенович окинул туманным взглядом стол, за которым сидели сотрудники, и ему захотелось обнять всех этих людей, прижать к себе и прошептать: братцы!
Он выпил еще один стакан до дна под всеобщий восторженный гомон и сразу оказался как бы в сердце своей мечты. Куда-то исчезла мучительная стеснительность и все барьеры, которые долгие годы отделяли его от людей. Теперь он был с ними, он был одним из них и вел, как ему казалось, непринужденную беседу на чужом языке. Он рассказывал о себе, о своей жизни, о тяжелых годах на чужбине, совершенно не замечая насмешливых взглядов сотрудников, которые ничего не могли разобрать в его путаной речи. Он выкладывал им душу, как это принято на Руси с каждым встречным, едва появляется на столе самогон. Он пил водку, не замечая, что уже почата вторая бутылка и что уже давно следовало бы остановиться.
Григорий Семенович никогда не напивался, он хорошо знал свою дозу, но сейчас был случай исключительный. Сейчас в его жизни происходило что-то важное, что-то особенное, он вливался в новую среду, и этот процесс смывал все ранее установленные рамки, все правила. Его затуманенная алкоголем душа воспарила на опасную высоту, и Григорий Семенович испытывал неведомое прежде чувство всепоглощающего восторга и любви к ближнему. Его речь становилась все более вязкой, как поставленная на неправильную скорость магнитофонная пленка. Голова время от времени падала на грудь, но он этого не замечал и продолжал куражиться, вызывая у немцев брезгливое недовольство. Не было в них привычного для русской души сострадания к пьяному человеку.
– Ralf, wer hat dich gebeten diesen Russen sich voll laufen zu lassen? Du hast den ganzen Abend kaputt gemacht! [55] – ворчали одни.
– Wie koramt er jetzt nach Hause? [56] – добавляли другие.
– Dass ist jetzt nicht unsere Sache [57] , – отмахивался Ральф, – irgend wie kommt er schon nach Hause [58] .
– Du hast ihn abgefiillt, jetzt musst du auch dafür gerade stehn [59] , – наконец, решили сотрудники и разошлись по домам.
А Григорий Семенович, полулежа на столе, мычал что-то невразумительное, не замечая того, что в помещении остались только трое – он, Ральф и грустный Клаус, которому больше нечего было жевать.
– Was machen wir mit dem? – спросил Ральф своего товарища. – Aber er kann doch nicht alleine nach Hause [60] .
– Weisst du, wir rufen ein Taxi [61] .
Услышав слово «такси», Григорий Семенович оживился. Он вдруг как будто протрезвел. Ему казалось, что праздник еще не закончился, что еще должно произойти что-то очень важное, решительное, что окончательно сразит его новых друзей.
– Вы думаете, что я пьяный? – произнес он с угрожающей интонацией и неуверенно поднялся на ноги.
Шик попытался подхватить его под руку, но Григорий Семенович протестующе взмахнул рукой, отчего чуть не опрокинулся на пол.
– Не надо, – промычал он, обретая равновесие, – я сам.
– Du, wir rufen ein Taxi [62] , – Шик с тревогой смотрел на Григория Семеновича, который раскачивался из стороны в сторону, как белье на ветру.
– Нэ! – Григорий Семенович лукаво скосил глаза и многозначительно поднял кверху негнущийся палец. – Ich fahren dich! – он ткнул пальцем в Шика, потом поискал глазами и, обнаружив Клауса, добавил: – Und Dich nach Hause [63] .
