Тогда же в Инстербурге Важеевский взял из офицерского собрания 37-го прусского артиллерийского полка столовый сервиз на 30 или 36 персон, будто бы для столовой командующего армией и его штаба.
Как говорит князь Белосельский, генерал Ренненкампф вместе с ним, интересуясь бытом немецких офицеров, заходил осматривать это собрание, в котором тогда помещались состоявшие при штабе чины пограничной стражи; здесь, между прочим, генерал Ренненкампф взял себе обратившую его внимание книгу посетителей собрания, в которой имелись автографы Императора Вильгельма II и князя Бисмарка, и тогда же Важеевский предлагал генералу Ренненкампфу взять для его столовой бывшее в собрании невысокого качества серебро, на что последовал решительный отказ.
Однако по свидетельству одного из помещавшихся в собрании офицеров (штабс-ротмистра Иванова), по требованию Важеевского, как он сказал, для столовой командующего армией, нижними чинами собрания было упаковано 5 и 6 ящиков всякой посуды и в том числе очень хорошее стекло и соответствующее количество столовых приборов, столового белья и кухонной посуды, и все это было забрано и увезено штабс-ротмистром Важеевским на автомобиле. Никакой подобной сервировки, однако, в столовую командующего армией не поступало.
Впоследствии князь Белосельский из разговоров слышал, что кто-то из адъютантов прислал будто бы г-же Ренненкампф хрустальный сервиз, который она, получив, будто бы разбила и сообщила о том мужу, а затем уже в Олите князь Белосельский слышал, как генерал Ренненкампф кричал у себя в вагоне на своих адъютантов Грена и Важеевского, после чего Важеевский, проходя мимо отделения князя Белосельского, остановился и сказал, что он ни в чем не виноват, а что «сервиз послал Грен».
Сам генерал Ренненкампф утверждает, что ни о каком столовом сервизе ему решительно ничего неизвестно, он слышал, что Грен и Важеевский вообще брали какие-то вещи, и грозил им по этому поводу расследованием, но они клялись, что ничего не брали. Однако Грен и Важеевский сами говорят, что генерал Ренненкампф спрашивал их именно о том, кто из них подарил ему хрустальный сервиз, хотя, по их словам, никто из них никакого сервиза никому не дарил, и как утверждает Важеевский, из прусского артиллерийского собрания он взял только одни тарелки персон на 20, да и то ящик с этими тарелками так и остался в Инстербурге.
Вообще же, по общему единодушному отзыву всех состоявших при генерале Ренненкампфе лиц, оба эти его адъютанта, и Грен, и Важеевский, прямо-таки считались людьми нечистыми на руку и, пользуясь своим положением адъютантов, брали и везли все, что было возможно. Важеевский, между прочим, даже был снят, как говорилось в открытом письме, с нагруженным всякой кладью автомобилем, но, по его словам, все это были лишь немецкие ружья, каски и другие предметы вооружения, которые он в Вильне и раздарил дамам.
Таким же образом пользовался своим положением – состоящего при генерале Ренненкампфе лица – корреспондент Богуславский.
Как было уже отмечено ранее, генерал Милеант задержал в Вержболове солдата, который нес, по приказанию Богуславского, разные набранные им в Эйдкунене вещи к нему в вагон. Но не одни только нижние чины, видимо, считали себя обязанными исполнять подобные поручения Богуславского. Так, в августе месяце 1914 г., во время отступления 1-й армии из Восточной Пруссии, с одним из санитарных поездов прибыл на ст. Вильна вагон с разными вещами в сопровождении одного из чиновников штаба 1-й армии и некоего еврея Черного, состоявшего, между прочим, в распоряжении начальника контрразведывательного отделения штаба 1-й армии.
Вагон этот прибыл без документов, но когда железнодорожный приемщик и жандармский вахмистр хотели задержать прибывший груз, то сопровождавшие его заявили, что это груз адъютанта командующего и сотрудника «Нового Времени», Богуславского, и этого было достаточно, чтобы вещи были пропущены по личному приказанию помощника заведывающего передвижением войск. Все эти вещи на нескольких извозчиках были свезены в гостиницу, где остановился Богуславский, а затем, по свидетельству содержателя этой гостиницы, сам Богуславский отвез из числа доставленных ему вещей одни особенно большие рога в дом командующего войсками, а остальные вещи отправил в Москву. Рога, видимо, были предметом особой слабости генерала Ренненкампфа, и между прочим, он лично просил князя Белосельского взять для него из офицерского собрания в Сталупенене и привезти в Вильну бывшие в этом собрании особенно причудливой формы рога.
Сам генерал Ренненкампф говорит, что от своей жены он слышал, что Богуславский действительно привез какие-то рога, которые и были проданы на благотворительные цели.
Наконец, в числе циркулировавших относительно генерала Ренненкампфа слухов ходили, между прочим, довольно настойчивые слухи о присвоении им серебряного сервиза одного из уланских прусских полков и другого такого же сервиза, будто вывезенного из Роминтенского имения Императора Вильгельма.
Первый из этих слухов имел в своем основании тот несомненный факт, что при вскрытии одного из банков Инстербурга в нем действительно найдено было большое количество ценного серебра офицерского собрания 12-го прусского уланского Литовского полка, при самом обнаружении которого, по свидетельству бывшего при этом вскрытии коменданта Инстербурга, возникло разногласие о том, можно ли считать это серебро военной добычей, причем первоначально было предложено отправить это серебро в штаб Виленского военного округа. По словам же ординарца генерала Ренненкампфа, штабс-ротмистр Олива, штабс-ротмистр Важеевский просил при нем генерала Ренненкампфа отдать это серебро в один из наших полков, и генерал Ренненкампф согласился было на это, но затем, однако, узнав, что серебро было частной собственностью прусских офицеров, приказал сдать его в магистрат, и оно действительно было туда сдано, и судя по имеющейся в том расписке, сдано было полностью, хотя, как говорит генерал Милеант, были слухи, что сдана была лишь часть, и более плохая, этого серебра.
Что касается слухов о серебре, вывезенном будто бы из Роминтенского замка, то определить происхождение этого слуха при расследовании не удалось, и наоборот, по утверждениям, например, состоявших при генерале Ренненкампфе генерала Ермолинского и князя Белосельского, при первом нашем занятии Восточной Пруссии Роминтенский замок остался неприкосновенным и подвергся разграблению уже при вторичном вступлении в Восточную Пруссию, уже 10-й армии.
Как бы в некоторой связи со слухами о каком-то серебряном сервизе находится заявление одного из служащих на ст. Вержболово о том, что он будто бы видел, как во время нахождения штаба 1-й армии в Вержболове одним из лиц, состоявших при генерале Ренненкампфе, был привезен на ст. Вержболово автомобиль, нагруженный серебром, которое было внесено в имевшиеся над вокзалом номера, а затем, по-видимому, было отправлено по железной дороге, упакованное в ящиках. Однако заявление это было сделано этим служащим лишь словесно (производившему первоначальную проверку слухов помощнику главного военного прокурора) и он, по его словам, из страха за свое служебное положение удостоверить это заявление своей подписью не решился.
Рассматривая все приведенные выше данные, собранные при проверке ходивших относительно генерала Ренненкампфа слухов о его, будто бы злоупотреблениях неприятельской собственностью в Восточной Пруссии, в их совокупности, следует признать, что все эти данные не заключают в себе достаточно веских оснований, по которым можно было бы считать установленным, что генерал Ренненкампф лично допускал действительно приписываемые ему злоупотребления. Справедливость требует отметить и то, что если, с одной стороны, слухи о подобных злоупотреблениях генерала Ренненкампфа получили широкую огласку и видимо приобрели значительное доверие и в обществе, и у некоторых лиц, имевших соприкосновение с генералом Ренненкампфом, то в то же время такие приближенные к нему лица, как князь Белосельский-Белозерский, генерал Ермолинский и некоторые из его ординарцев, не допускают, чтобы генерал Ренненкампф мог быть способным на приписываемые ему по слухам поступки, и горячо защищают его на этой почве. Генерал Ермолинский признает, однако, за генералом Ренненкампфом некоторую слабость и любовь к подаркам, благодаря чему ему можно было угодить и доставить удовольствие подношением какого-нибудь интересного старинного оружия или редкого экземпляра рогов. Генерал же князь Белосельский не признает и этой слабости генерала Ренненкампфа, а как на примеры, доказывающие, по его мнению, строгое отношение генерала Ренненкампфа к чужой, даже неприятельской, собственности, указывает, между прочим, случаи, когда генерал Ренненкампф, встречая при своих разъездах кого-либо, даже офицеров, в немецких экипажах, приказывал тут же рубить у них колеса. По мнению этих лиц, вся вина за возникшие на счет генерала Ренненкампфа слухи, марающие его имя, лежит главным образом на его личных адъютантах, которые своими поступками всячески компрометировали своего командующего армией. Несомненно, что оба эти адъютанта генерала Ренненкампфа, и подполковник Грен, и особенно штабс-ротмистр Важеевский, который имел в Вильне квартиру в доме командующего войсками, много способствовали своим поведением возникновению порочащих генерала Ренненкампфа слухов, но нельзя не признать того, что вся царившая вокруг генерала Ренненкампфа атмосфера, о которой свидетельствует слагающаяся из описанных выше отдельных, иногда и мелочных, случаев общая картина, давала богатую пищу всякого рода отрицательным слухам. Значительная же доля вины в самом создании такой атмосферы ложится все же лично на генерала Ренненкампфа, который, беспощадно карая за мелкие даже случаи нижних чинов расстрелом без суда, проявлял видимое моральное безразличие к поступкам тех же своих адъютантов, о поведении которых ему, по его же словам, было (да и не могло не быть) известно.
