Проговорив эти слова, Егор Ястреб быстро пошел по дну сухого оврага.
За ним направились Пелагея Степановна и Таня.
Между тем разбойники-пугачевцы в усадьбе князя Полянского хозяйствовали, как говорится, вовсю, под командою отъявленного разбойника Чики.
Проводником Чике и его разбойникам служил старик Пантелей.
Все, что поценнее, было вынесено из княжеских хором на двор, а что в глазах разбойников не представляло ценности, было ими уничтожено, изломано.
Из княжеских дворовых Чика приказал никого не трогать, потому что дворовые изъявили покорность и свое согласие «вступить под знамена батюшки Петра Федоровича».
— Уж ты, пожалуйста, ваша енаральская милость, прикажи Ирода-приказчика повесить на горькой осине, — проговорил Пантелей, обращаясь к Чике и низко ему кланяясь. Он не знал, что приказчик спасся через подземный ход.
— А ты, старый леший, не учи меня. Что хочу я, то и делаю!.. А вот прикажу вместо приказчика тебя, пса, повесить! — грозно крикнул на Пантелея Чика.
— Помилуй, за что? — старик побледнел, как смерть, и повалился разбойнику в ноги.
— Спрашиваешь, за что? Отвечу так, здорово живешь… Ну, да ладно, вставай, будет тебе по земле-то ползать. Пошел, тащи своего приказчика на мой суд и расправу!
Старик Пантелей был страшно зол на Егора Ястреба, и был рад выместить теперь над ним свою злобу. Он и несколько дворовых пустились разыскивать ненавистного приказчика.
Но Егор Ястреб был далеко и все их розыски были напрасны.
Перешарили весь дом и все служилые избы, сараи и погреба.
Нигде не было приказчика, он как в воду канул.
Так ни с чем и пришел Пантелей к Чике.
— Плохо дело! Эх, черти, как это вы выпустили старую ворону? Хотел было вам я устроить потеху, теперь на себя пеняйте, — промолвил Чика в ответ на донесение дворовых, что приказчика нигде они не разыскали.
— Приказчику далеко не уйти, прикажи, ваша енаральская милость, за ним погоню снарядить, — посоветовал робко Пантелей Чике.
— Что же, и то дело!.. Пошли за беглецом моих человек десяток, они на дне морском отыщут приказчика… А теперича, старик, веди меня к тому полоняннику, который здесь в дому сидит под замком. Поглядим, что он за птица такая, — проговорил Пантелею Чика.
— Пойдем, я твою енаральскую милость прямехонько подведу к той горенке, где под замком сидит какой-то княжеский недруг.
Чика, Пантелей и человек пять вооруженных разбойников направились к месту заключения Серебрякова.
LXV
До офицера Серебрякова, все еще находившегося в заключении, дошло, что в Казанской губернии неспокойно: какой-то казак-пройдоха, назвавшись именем покойного императора Петра Федоровича, волнует народ, и мятежные казаки целыми сотнями пристают к нему. Все это сообщала ему приемная дочь приказчика Егора Ястреба.
Таня аккуратно почти всякий вечер влезала на дерево, росшее рядом с окном заключенного и беседовала с ним. Она дня за два до разбойницкого погрома пришла в сад и обратилась к Серебрякову с такими словами:
— Ну, барин, дело-то наше плохо!
— А что такое? — спросил у ней через форточку в окне Серебряков.
— Слышь, шайка разбойников приближается к нашему селу и, сказывают, атаманом у этой шайки самый что ни на есть приближенный к Пугачеву разбойник. В нашей усадьбе большие хлопоты: отец решил дать отпор разбойникам, набрал из села мужиков, дал им ружья, сабли, учит стрелять, с ранней зари до позднего вечера возится с мужиками. Теперь отец спать лег, вот я и пришла с тобой поговорить.
— Еще когда я был в Питере, то слышал про беглого казака Пугачева, который дерзнул назваться священным именем покойного государя, но этому не придавали тогда большого значения. Неужели у Пугачева набралось так много мятежников, что он угрожает даже городам?
— И, барин, у злодея разбойников набралось видимо-не-видимо, он не только города, но крепости, проклятый, в полон забирает.
— Господи, какое тяжелое время! — со вздохом промолвил Серебряков.
— Слышь, барин, царица прислала к нам в Казань что ни на есть первейшего генерала усмирять Пугачева, — по прозвищу Бибиков.
— Как Бибикова! Александра Ильича, храброго генерала и честнейшего из людей, я его хорошо знаю. Он сотрет с лица земли злодея Пугачева и его шайку, как бы многочисленна она ни была.
— Дай-то бы Господи! А только надо ждать большей беды, не знаю, что теперь с нами будет, а добра ждать нечего, чует мое сердце большую беду, — с глубоким вздохом проговорила молодая девушка.
— Разбойники не посмеют напасть на усадьбу, она хорошо защищена, в ней много народу, сама же ты говоришь.
— Эх, барин, плохая надежа на этот народ! У нас из села больше половины убежало к Пугачеву, ну да и то сказать, что будет, то будет.
— Неужели твой отец и в такое время будет держать меня под замком, — с горечью спросил у молодой девушки Серебряков.
— Кто его знает, может, он и выпустил бы тебя давно, да боится князя.
— Господи! Как люди злы и не справедливы!.. Что я сделал князю, что ему нужно от меня. Лучше бы он приказал убить меня, чем томить в неволе.
— Потерпи, добрый барин, твоей неволе скоро конец настанет… Ну, прощай, завтра выберу времечко и приду опять с тобой покалякать. А ты, барин, не кручинься, никто как Бог!
Проговорив эти слова, молодая девушка поспешно слезла с дерева и быстро побежала из сада.
Едва пробежала Таня некоторое расстояние, как ей встретился старик Егор Ястреб. Суровым взглядом окинул он приемыша и сердито промолвил:
— Ты что ночью шляндаешь по саду?
— Я… Я… — Таня смутилась и не знала что ответить.
— Зачем, говорю, в сад ходила?
— Голова у меня, батюшка, разболелась, вот я и вышла пройтись.
— Так ли?.. Может за чем другим ходила?
— За чем же другим?..
— Кто тебя знает, вы, девки, народ хитрый, только дай вам поблажку, проведете всякого.
— Кажется, я тебя ни в чем не проводила, — спокойно ответила молодая девушка.
Она уже совершенно оправилась и говорила с своим названым отцом довольно смело.
— Ну, ну, ладно, пошла в свою горницу и спи, да смотри у меня, другой раз ночью в сад ни ногой, да и днем нечего по саду ходить, это только барам под стать, а не нам, — сурово проговорил Егор Ястреб и направился в глубину сада.
«А не спроста я Танюшку встретил, ночью для прогулки в сад она не пойдет, тут что-то неладное, надо поразведать, подсмотреть», — так думал старик-приказчик, направляясь к той части княжеского дома, где находилось окно заключенного Серебрякова.
Подозрение Ястреба еще более усилилось, когда он поднял около того дерева, на которое влезала Таня, ленту. Лента принадлежала Тане, и она потеряла ее с головы.
— Ба, ба, ба! Татьянина лента… Стало быть, она, непослушная девка, подходила к окну горницы, где сидит офицер… Я ей запретил, а она подходила… Зачем? Это я разузнаю, разведаю.
Он поднял ленту и устремил свой взгляд в окно, в которое смотрел Серебряков?
— Не спишь еще, барин? — проговорил Ястреб.
— Как видишь, — ответил ему Серебряков.
— Спать бы тебе надо.
— Разве я тебе мешаю?
— Хоть и не мешаешь, а у окна торчишь!
— Ты лучше скажи, старик, близка ль опасность?
— Какая такая опасность?
— Шайка пугачевцев-разбойников идет к усадьбе.
— Что такое, а ты почем, барин, знаешь? Аль сорока не хвосте принесла тебе ту весть? — подозрительно спросил у Серебрякова старик-приказчик.
— «Для тебя все равно, кто бы это мне ни сообщил. Видишь, я все знаю, и напрасно ты стараешься скрыть от меня опасность.
— Что скрывать, скрывать уж нечего. Да не бойся, барин, до тебя разбойники не скоро доберутся.
— Неужели ты и в минуту опасности не выпустишь меня?
— Не выпущу.
— Ведь это жестоко, бесчеловечно.
— Я тут ни при чем, — исполняю то, что приказано. Прости покуда, мне недосуг калякать с тобою, не такое время теперь.
Егор Ястреб быстро отошел от окна.
— Это Танькино дело, она, подлая девка, все офицеру рассказывает, больше некому, надо подстеречь. Положим, большой беды тут нет, а все же девке надо острастку дать, чтобы она помнила мои приказы.
Прошло немного времени, и до слуха заключенного Серебрякова дошли громкие крики, ругань, стоны, ружейные выстрелы.
Ему не трудно было догадаться, что в княжеской усадьбе происходит что-то необычайное.
— Уж не пугачевцы ли напали? — и бледный, встревоженный, рванулся было он в дверь, но она по-прежнему была на замке.
— Боже, что же мне делать? Разбойники, наверное, подожгут дом и я погибну в пламени! — с отчаянием воскликнул Серебряков. Но вот ему послышались громкие шаги.
К его тюрьме кто-то приближался.
— Разбойники идут убить меня, конец всему… Как жаль, что нет никакого оружия! О, я недешево продал бы свою жизнь… Впрочем, вот эта табуретка заменит мне оружие, — громко проговорил Серебряков и, взяв тяжелую дубовую табуретку, подошел к двери и стал в оборонительное положение.
