Когда обед подходил к концу — как раз подали десерт, — у господина Альпинокса терпение, видимо, окончательно лопнуло. Он вскинул вверх руки, призывая всех успокоиться, и, смеясь, пообещал замолвить словечко перед богом погоды, — при этом он метнул через весь зал лукавый взгляд на Софи. После этого та часть гостей, что желала скорейшего наступления летнего тепла, успокоилась, остальные же, в том числе бледная дама-англичанка, только пожимали плечами, показывая, что у них найдутся и другие желания.
И в самом деле, уже когда они пили кофе, небо очистилось, солнце засияло в полную силу, соответственно времени года, и, казалось, пускало луч в каждую невысохшую каплю дождя, заставляя ее в ту же секунду испариться.
— Довольны вы теперь? — спросил Альпинокс, проходя мимо Софи, когда все толпой повалили в парк. Должно быть, он отгадал ее тайное желание искупаться и позагорать, но после всего, что было, это уже не удивило Софи.
Дамы весьма основательно обследовали состояние погоды и так пристально всматривались в небо, будто своими взглядами хотела согнать с него последние мелкие тучки в отправить их подальше, за горные вершины, в чужие края.
Софи прокралась наверх, к себе в комнату, собрала свои купальные принадлежности и сунула в холщовую сумку. Она снова почувствовала себя девчонкой, которой не сиделось на месте, когда ее охватывало желание позагорать, — в такие минуты она все бросала и бежала на берег озера, чтобы подставить свое тело жарким лучам и лежать, пока ее вольно блуждающие мысли не начнут сливаться и путаться и она не окажется на той грани между сном и бодрствованием, когда чего-чего только не начнешь воображать.
Первый день купального сезона она обычно проводила одна. Только когда на ее кожу ложился легкий загар — только тогда она позволяла смотреть на себя другим.
Сложив все, включая солнечные очки и крем для загара, Софи тихонько спустилась вниз. Судя по скрипу досок, остальные дамы собрались на балконе второго этажа, опоясывающем здание с трех сторон, и по всей видимости, принимали там первую солнечную ванну.
Софи пошла по дороге, огибавшей церковь, затем вокруг озера, и ноги сами привели ее в тот уголок, где она обычно купалась раньше, — туда, где гора, слегка выпячиваясь, круто обрывается прямо в воду. Это место совсем не изменилось, — ровная полоска берега, покрытая галькой к защищенная от дороги валунами. Здесь всегда было пустынно; мало кто из купальщиков использовал эту часть берега как пляж, а если кто здесь и купался, то лишь местные жители. Чуть правее тянулась гряда камней, довольно отлого спускавшаяся к воде и, должно быть, образовавшаяся здесь вследствие оползня. Если не боишься ступать по камням, которые только-только начинают превращаться в гальку и песок, то по ним удобно сходить в воду. Это значит — можно сделать несколько шагов, чтобы чуть-чуть остыть, а потом уже дно начинает уходить у тебя из-под ног и ты волей-неволей полагаешься лишь на свое умение плавать.
Софи разделась за кустом можжевельника и расстелила одеяло на том месте, которое всегда считала своим собственным. Когда она легла и почувствовала на себе давно желанные жаркие лучи, то осознала, что теперь действительно вернулась домой, и это сознание не только не причиняло ей боли, а, наоборот, было бесконечно сладостно. Окинув взглядом противоположный берег озера, она почувствовала такой прилив счастья, какого не испытывала уже давно. Издали до нее доносились смех и крики курортников, катавшихся на лодках, она ощущала, как нагревается ее кожа, как тело впивает в себя солнечное тепло и начинает проникаться приятной ленью. Ее руки и ноги расслабились, она раскинулась так, будто распростерла объятия, и блаженство приливало и отливало, чтобы, став чрезмерным, не перейти вдруг в иное чувство.
И, как в прежние времена, в этом полузабытьи она принималась воображать себе терпкие напитки, поданные в запотевших бокалах, — на их наружных стенках выступали капельки, в которых играл и преломлялся свет, — она представляла себе, как медленно подносит такой бокал ко рту и, прежде чем сделать первый глоток, прикасается горячими губами к его прохладному краю, а приоткрыв губы, втянув немного влаги в рот, держит ее сперва на языке и только потом пускает вовнутрь. С тем чтобы постепенно начать пить взахлеб и все глубже вливать в себя напиток.
Эта привычная игра фантазии так прочно держалась в ее памяти все эти годы, что от ее возобновления у Софи радостно забилось сердце, и она не преминула провести рукой по груди и животу, обозначая снаружи, как струится напиток вовнутрь.
Но она знала также, когда пора сдаться и прервать эту игру, чтобы она не стала слишком мучительной. Софи медленно поднялась, потянулась и, осторожно ступая между камнями, сошла по каменной осыпи, мягко, без шума, скользнула в отливающую зеленью воду, на секунду поддалась желанию не двигаться, опуститься на дно, но в следующую секунду решительно вынырнула на поверхность и поплыла.
Первое время вода казалась ей довольно холодной, но благодаря движению она быстро привыкла и заплывала все дальше, на середину озера, с каждым взмахом рук погружая в воду лицо и не щадя прически, как делала и встарь.
Отплыв метров на сто от берега, она остановилась, повернула назад и, приняв в воде вертикальное положение, взглянула вверх, на вершину горы. Из расселин ломкого известняка пробивалась скудная растительность, сменяясь повыше полосками леса — их темная зелень резко выделялась на фоне белесоватых скал. А потом Софи стало казаться, будто она видит сон: с вершины горы, медленно описывая круги, слетали огромные пестрые бабочки, нависали прямо над ее головой, хотя и на большой высоте, и плавно спускались к деревне.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы связать увиденное с мало-мальски вероятной реальностью, но от этого ее любопытство ничуть не уменьшилось. Она могла уже различить человеческую фигуру, висящую между огромными, туго натянутыми крыльями, и ей тоже в какой-то мере передалось упоительное чувство парения в воздухе. Затаив дыхание, следила она за полетом этих отчаянно смелых людей — дельтапланеристов, о которых, как она теперь вспомнила, уже что-то слышала, — следила до тех пор, пока они не приземлились на широких полях между поселком и озером. Только после этого ее пронизала легкая дрожь, и она поплыла назад к берегу, а приблизившись к нему, ухватилась за камень, еще немного побултыхалась в воде, затем вышла на сушу и направилась обратно к своему одеялу.
Что ж это за люди такие? — подумалось ей… Без помощи какого-либо механизма, снабженные единственно этими жалкими крыльями, они отваживаются прыгнуть в пустоту. И хотя от одной мысли о подобном прыжке ее взял страх, ей предстала в видении панорама, которая, наверное, открывалась этим дельтапланеристам.
Она увидела перед собою, вернее под собою, все: горы, окружающие озеро и деревню, а за этими горами — новые и новые горы, замкнувшие в кольцо новые долины; реки, пробивающиеся сквозь каменистое русло; луга и леса разных оттенков зеленого цвета; заборы, ограждающие пастбища, и белые пыльные дороги, прорезающие ландшафт во всех направлениях. Она видела дома и церкви, которые сверху казались гораздо более скученными, чем когда смотришь снизу на их островерхие крыши и башни. И она увидела еще много, много всего. Самый высокий забор не мог заслонить от ее взгляда обнесенный им сад, самое громоздкое здание не могло скрыть от ее глаз свой внутренний двор.
Как получился вдруг такой прекрасный обзор, подумала она, но подумала, видимо, уже во сне, довольно сумбурном и странном, хотя вспомнить его во всех подробностях она бы уже не смогла.
Проснулась Софи от грохота, — в первый миг ей казалось, что это все еще сон, — от грохота взрыва, породившего огромное грибовидное облако, — зрелище, от которого ей стало не по себе. Потом, когда она очнулась, а грохот раздался опять, смешавшись с надсадным треском вертолета, она поднялась и взглянула на вершину горы.
Должно быть, опять работают подрывники на строительстве новой туристской дороги, — так пыталась она убедить себя в безобидности услышанного и увиденного. Но вот опять раздался взрыв, и Софи вроде бы удалось простым глазом рассмотреть клубы дыма на том месте, где сквозь толщу горы прокладывали туннель.
Потом ее все еще затуманенный сном взгляд скользнул вниз по скалистому обрыву и опять остановился на ее собственных коленях, как вдруг ее будто что-то дернуло, и она снова вскинула глаза на обрыв, где скала, на полпути к вершине, была всего неприступней. Ей почудилось, что она видит там лицо Драконита, того самого господина, с которым они так подробно обсуждали Зильберову коллекцию минералов. И пока она уверяла себя, что это просто обман зрения, вызванный игрою света и тени на скалистой стене, ей показалось, что она видит и руку этого господина Драконита: вытянув ее вверх, он гневно потрясал кулаком в ритме очередного взрыва.
