- Насколько я знаю, либералы являются идейными сторонниками права женщин на аборт, - с усмешкой заметил Фридрих. - Не по медицинским показаниям, а просто, как говорят русские, по желанию левой задней пятки. Как в этом случае обстоят дела с правом выбора для безвинного, беззащитного эмбриона?
Журналистка смутилась и опустила глаза в свою тарелку, бессмысленно размазывая остатки соуса последним насаженным на вилку кусочком мяса - очевидно, уже совсем холодного.
- У эмбрионов не спрашивают, потому что не у кого спрашивать, - сам ответил на свой вопрос Фридрих. - Так же и здесь. Что-то решать и выбирать может только тот, кто обладает разумом. Права может иметь только личность. И законы о чистоте это учитывают. Эвтаназия применяется лишь при неизлечимой умственной неполноценности, а там, где генетические нарушения не затронули мозг, ограничиваются стерилизацией, в остальном же человек остается нормальным райхсгражданином. Евгенические законы разумны, справедливы и, между прочим, гуманны. Куда гуманнее, чем естественный отбор в природе. Природа вообще куда более кровава и жестока, чем любое человеческое изобретение. Ни один тиран не убивает всех своих подданных - а природа это делает.
- Вам легко теоретизировать! - снова применила испытанный аргумент фрау Галле. - Эвтаназия ведь может быть применена в течение всего первого года жизни...
- Пока что не все патологии можно диагностировать пренатально или сразу после рождения. В природе, замечу, и после первого года ни у кого нет никаких гарантий.
- А вы понимаете, что это такое - жить целый год под дамокловым мечом?! Ждать, что на каждом следующем врачебном осмотре... нам, правда, достался хороший доктор, он всегда меня подбадривал, говорил, что все это чистая формальность, что наши отклонения далеки от критических и выправятся с возрастом... Но Жорж всего этого не выдержал. Он вбил себе в голову, что я родила ему больного сына, что это я во всем виновата. С тех пор он стал плохо со мной обращаться, и с сыном тоже... - она взяла себя в руки. - Но я не об этом. Понимаете, у Жоржа был отец. Тот самый дойчский офицер. Так вот, оказывается, он всё ещё жив. Хотя уже совсем старый. Четыре месяца назад я получила от него письмо.
- Бумажное письмо или электронное? - невежливо перебил Власов.
- Бумажное. С варшавского почтамта. Отпечатано на машинке, - добавила она чуть погодя.
- Оно у вас с собой?
- Нет, - женщина замялась. - Он требовал, чтобы я отсылала его письма назад, вместе со своими ответами.
- Интересно... Что было в письме?
- Оно было очень странным. Он представился как отец Жоржа. Сказал, что знал о существовании сына, даже пытался разыскать его... как это он там выразился? - она прикрыла глаза, вспоминая точную фразу - "из соображений морального долга и желая искупить недостойное малодушие". Интересно, что он хотел этим сказать?
- Не торопитесь. Он представился? Он назвал своё имя? Вы проверили, существует ли такой человек вообще? Может быть, это жулик или сумасшедший.
- Да, конечно. Я проверила. Такой человек существует.
- Откуда вы знаете, что писал именно он?
- Знаю. Журналисты всё знают. У нас есть свои возможности. Это реальный человек. И, кстати, большая шишка.
- Что значит шишка?
- Ну... - женщина замялась, - он непростой человек. Генерал в отставке, или что-то вроде этого.
- Что значит "вроде этого"? Воинское звание - нечто вполне определённое.
- Просто я не разбираюсь в таких вещах...
- Вы только что говорили, что проверяли его по своим каналам. Вряд ли вы забыли его звание.
- Я же сказала, что я в этом не разбираюсь! Проверяли мои друзья из газеты. Ну хорошо, пусть будет генерал. Да, точно, генерал. Я вспомнила.
- Какого рода войск?
- Не помню... Это всё неважно. Кажется, что-то связанное с танками. Не помню. Власов, если вы будете меня перебивать своими вопросами, мы не закончим до утра.
- Извините, - Фридрих пошёл на попятную, - просто я сам долго служил в армии, и меня заинтересовала эта тема...
- Вы служили? Вот откуда у вас такие взгляды... А почему вы оставили службу?
- По состоянию здоровья, - Власов решил воспользоваться случаем, чтобы слегка простроить свою легенду. - Я отдал службе двадцать лет жизни, а потом оказался за бортом. К счастью, мне удалось устроиться в "Мессершмит".
- С вами плохо обошлись, - безапелляционно заявила фрау Галле. - Вы двадцать лет служили этому государству, а потом вас выкинули, как использованную вещь.
- Почему же? Если деталь механизма служила двадцать лет и истёрлась, её нужно заменить. А не оставлять на том же месте, на основании того, что она служила двадцать лет.
- Человек - не деталь механизма, - заявила журналистка. - Он - образ и подобие божье.
- Вы верующая? - заинтересовался Власов.
Госпожа Франциска Галле беспомощно пожала плечами.
- Не знаю... Наверное, нет. Но всё-таки ведь там что-то такое есть? Я имею в виду... ну, не бога. Скорее, судьбу, или что-то в этом роде... Иногда я чувствую, как меня ведёт судьба. Вот и сейчас... Но дело не в этом. Даже если не верить в бога, надо верить в человека. Я верю в человека.
- Как в образ божий?
- Да! Если даже нет бога... ну, того бога... то, значит, бог - это лучшее в человеке. Его любовь к жизни, стремление к свободе, счастью... но вы меня, наверное, не понимаете.
- Не понимаю, - пожал плечами Власов. - По-моему, это просто слова. Я уже сказал, человека отличает от животного только способность мыслить. Что и позволило человеку стать доминирующим видом на Земле. Большинство людей, правда, пользуются этой способностью довольно редко, зато они могут подчиняться чужому разуму, в случае нехватки своего. То есть быть деталью какого-нибудь механизма.
- Значит, вам не хватало своего разума? - позволила себе шпильку Франциска.
- Напротив, мой разум нашел достойное применение и на прежней, и на новой работе, - спокойно возразил Фридрих. - Военные - отнюдь не тупые солдафоны, какими их изображают либеральные газетки. В современной войне мозги значат куда больше, чем строевая подготовка. И, на мой взгляд, быть деталью хорошо сделанного и полезного механизма куда лучше, чем быть частью механизмов слепой и безмозглой природы.
Официант принёс бокал с белой жидкостью.
- Вы всё время унижаете величие человека, - сказала журналистка, одним глотком осушив полбокала. - Каждый человек - это Вселенная!
- Вернемся лучше от космогонии к земным проблемам, - решительно произнес Фридрих. - Итак, вы получили письмо от отца своего мужа. Что вы ему ответили? В письме был обратный адрес?
- Там был адрес абонентского ящика на варшавской почте. Я ему отправила письмо по этому адресу. Написала всё как есть. И про Жоржа, и про проблемы в наших отношениях... Он мне ответил. Интересовался, есть ли у Жоржа дети, и если да, то от кого и где они проживают. Я ему объяснила про Микки, что это наш единственный сын. Кажется, у Жоржа не было других детей. По крайней мене мне он никогда не говорил о других детях... Он опять ответил. Вроде как обрадовался, что у него есть внук, и этот внук дойч, родившийся в Райхе. Он написал по этому поводу: "пусть и вопреки собственным желаниям и намерениям, я всё же породил жизнеспособное потомство". И ещё что-то про волю Провидения, я не поняла... Но не в этом дело. В общем, этот человек хочет сделать Микки своим наследником. Поэтому я здесь.
- Всё это очень странно. Почему бы ему не связаться со своим сыном и не сделать наследником его?
- Я спрашивала. Потому что он наполовину француз. А Микки всё-таки родился в Райхе, и в нём три четверти дойчской крови. Ему это почему-то важно.
- Ну, положим, не три четверти. Вы же не стали рассказывать этому человеку о своём происхождении, не так ли?
- Какое это имеет значение? Для меня - никакого, - с вызовом заявила фрау Галле.
- Ну, допустим. Всё равно не понимаю. Некий богатый незнакомец желает завещать вашему сыну деньги. Такие вещи делаются через суд.
- Нет, тут всё гораздо запутаннее. Он поставил условия. Во-первых, прилететь сюда, в Москву, и встретиться с ним. Лично.
- Почему в Москву? Разве он живёт в России?
- Н-нет, - лицо женщины смялось. - Наверное, всё-таки нет. Просто он поставил такое условие: встретиться в Москве. И привезти с собой моего сына... то есть его внука. Он хотел посмотреть на него, прежде чем принимать окончательное решение.
- Боюсь, что знакомство с Микки не доставит ему радости, - усмехнулся Власов. - Судя по тому, что я услышал, этот ваш таинственный незнакомец верит в расовую теорию хитлеровских времён. В ту пору евгенические законы были жестче, и такие, как Микки, считались дегенератами.
- Вот за это я особенно ненавижу нацизм, - гневно блеснула очами фрау Галле.
- И напрасно. Если бы это был чужой ребёнок, вы бы согласились с подобной оценкой.
- Я не намерена обсуждать своего сына в таком тоне!.. В общем, я бы заставила Микки вести себя как нужно, - без уверенности в голосе сказала госпожа Галле. - Поговорила бы с ним... В конце концов, я всё это делаю ради него. Ради его будущего. Он ведь совершенно не приспособлен к жизни в Райхе.
