- Я не намерена обсуждать своего сына в таком тоне!.. В общем, я бы заставила Микки вести себя как нужно, - без уверенности в голосе сказала госпожа Галле. - Поговорила бы с ним... В конце концов, я всё это делаю ради него. Ради его будущего. Он ведь совершенно не приспособлен к жизни в Райхе.
- Вы хотите сказать, что на Западе ему будет лучше?
- Я этого не говорила... Но всё-таки, наверное, да. У нас в Райхе не любят тех, кто чем-то выделяются... необычных... не таких как все. Понимаете?
- Нет, не понимаю. Насколько мне известно, в Райхе ценят тех, кто чем-либо выделяются в положительную сторону. И не ценят глупцов, преступников, наркоманов, и прочий человеческий шлак. В вашем Микки нет ничего необыкновенного. Он просто-напросто дурно воспитанный, неумный, неприятный ребёнок, к тому же не вполне здоровый психически. Возможно, он справился бы со своими проблемами, если бы не вы.
- Да как вы смеете! - на этот раз фрау Галле и в самом деле была возмущена. - Вы просто не знаете, о чём говорите. Наверное, у вас нет детей, иначе бы вы не рассуждали с таким апломбом! Вы даже не можете себе представить, чего мне стоил Микки! Что я пережила ради него! На какие жертвы шла! Вам не понять...
- Отчего же. Я всё понимаю. Материнский инстинкт и все такое. Хотя, на самом деле, у высших животных, включая человека, это не инстинкт, а социальное научение. Вы в курсе, что самки обезьян, особенно выращенные в неволе, нередко бросают своих детенышей? А это невозможно, будь материнское поведение инстинктивным. Их просто не научили старшие сородичи...
- Причем тут обезьяны?!
- Притом, что нет принципиальной разницы. В данном аспекте. Точнее говоря, есть - у обезьян это все-таки более рационально устроено. Их материнские чувства рассчитаны на десяток детенышей, из которых до фертильного возраста доживут двое-трое. Для них вполне нормально, что большинство пойдет в отбраковку. Но материнская любовь, зацикленная на одном-единственном, да притом явно неудачном ребёнке, превращается в нечто уродливое...
- Опять вы сравниваете людей с животными! Вы никак не хотите понять, что люди - это люди!
- Сравнение человека с животным мне кажется более продуктивным и адекватным, чем его же сравнение со Вселенной. Например, тело человека - это тело животного. Вы ведь не считаете унижением своего достоинства колоть себе свиной инсулин?
- Причём тут тело? Я говорю о человеческих ценностях...
- Которые детерминированы в основном биологией и психологией. Плюс различными морально-религиозными догмами, принимаемыми столь же бездумно, как зверь принимает образ поведения, навязанный дрессировщиком. Во всяком случае, ваши отношения с сыном далеки от идеалов чистого разума.
- Не понимаю, почему я сижу здесь и выслушиваю от вас все эти гадости!
- Вероятно, потому, что у вас нет выбора. Ибо дед Микки - если он и в самом деле тот человек, за которого себя выдаёт - скажет вам то же самое. Только в более резкой форме. Вы ведь и сами это понимаете, не так ли?
- Микки будет паинькой, - повторила фрау Галле. - В конце концов, его можно купить. Ради некоторых вещей он готов изображать пай-мальчика... какое-то время. Я не поскуплюсь. Я пообещаю ему всё что угодно, лишь бы он угодил дедушке.
- Вот как? Неужели наследство так велико?
- Н-ну, как бы... - процедила сквозь зубы женщина. - У этого человека есть деньги, хотя и не очень большие. Но тут дело не только в деньгах. Не знаю, стоит ли об этом рассказывать... - Франциска замялась.
- Если уж начали говорить, то говорите всё, - поощрил её Фридрих. - Только не надо ничего придумывать.
- У него есть одна вещь, которая представляет большую ценность, - нехотя призналась журналистка. - Он хотел передать её лично мне в руки. Это очень дорогая вещь. Если её продать, можно получить много денег. И не только денег, но и... нет, ничего не буду говорить, иначе проболтаюсь. В общем, для меня это очень важно.
- Что это такое?
- Простите, Фридрих. Этого я вам сказать не могу.
- Почему?
- Потому что вы меня не одобрите. И не хочу рисковать вашим ко мне отношением.
- Я человек достаточно широких взглядов, и могу понять всё. Кроме того, что наносит ущерб моим личным интересам и интересам Райха, - Власов сказал это, почти не кривя душой. Внезапный переход от возмущения к кокетству он, конечно, заметил, но демонстративно проигнорировал. Чего-то в этом роде он ожидал. Эта женщина остро нуждалась в помощи, иначе не стала бы выслушивать и половины из его тезисов. Сейчас, очевидно, начнется фронтальное наступление...
- Ну вот, так я и знала... А что, если мы понимаем интересы вашего возлюбленного Райха по-разному? Я, например, считаю себя патриоткой. Настоящей патриоткой. Но интересы своей страны я понимаю иначе, чем какой-нибудь замшелый нацист. Хотя, как я уже говорила, мы здесь стоим на разных позициях... Зато я убеждена, что эти различия не должно влиять на человеческие отношения. Политика - это одно, а люди, живые люди, с их чувствами - это другое. Вот как мы с вами. Антиподы по убеждениям. Вы - национал-социалист, верный сын партии и истинный ариец. А я либералка, и к тому же наполовину юде. Но сейчас мы сидим рядом - одни, ночью, в чужом городе, и разговариваем по-дружески. И сейчас вы, Фридрих, - журналистка добавила в голос нужное рассчитанное количество мёда, - для меня самый близкий человек на тысячи километров вокруг... Помогите мне, прошу вас!
Она искательно взглянула на мужчину, ища поддержки. В её глазах были мольба и обещание.
Власов выдержал паузу, изображая на лице недовольство навязываемой ролью.
- У меня есть свои дела в России, - проворчал он. - Но я подумаю, что можно сделать для вас.
В глазах журналистки блеснуло характерное женское торжество: самец заловлен, самец повержен, самец ещё изображает сопротивление и пытается ставить условия, но отныне он будет делать то, что хочет женщина.
Фридрих в который раз подумал, что самки удивительно предсказуемы.
- Мне нужно найти этого человека, деда Микки, - заговорила Франциска деловым тоном. - Он должен был встретить меня в аэропорту, но эта дурацкая ситуация с наркотиками... Теперь я не знаю, как его искать.
- Вы можете написать ему по тому же польскому адресу, - посоветовал Власов, - и объяснить ситуацию.
- Нет, это исключено, - нервно дёрнулась фрау Галле, - у меня нет времени ждать письма. К тому же он собирался ликвидировать абонентский ящик. Вы не понимаете... Он очень подозрительный... Ему есть чего бояться. Тут разные обстоятельства... Всё из-за этой вещи.
- Всё-таки, что это за вещь, из-за которой вы так дрожите? Это что-то запрещённое?
- Да нет же! Вы, наверное, воображаете себе невесть что... Ну хорошо, я скажу. Это книга. Очень редкая книга. Вы довольны?
- Очень интересно. И сколько же она может стоить?
- Триста тысяч долларов, - мечтательно произнесла женщина, и тут же прикусила язык. - По крайней мере, один покупатель вроде бы даёт столько. Смотря что... смотря в каком состоянии книга.
Власов испытал очень странное чувство: он был уверен, что женщина не лжёт, или почти не лжёт - и всё-таки каким-то образом обманывает.
- Вы назвали сумму в долларах, - он решил зайти с этой стороны. - Вы собираетесь продать этот раритет на Запад? И у вас есть покупатель?
- Если вам это интересно... да, есть. И не один. Как вы понимаете, всё остальное - коммерческая тайна. Если я уж вам доверила свой секрет... но, кажется, вы не из тех, кто покушается на чужие кошельки. Вы ведь настоящий национал-социалист, правда?
- Теперь это кажется вам достоинством? - не удержался Власов. - Ну хорошо. Объясните мне, какой помощи вы от меня ждёте.
- Не столько помощи, сколько... Не знаю, как это сказать. Искать этого человека я буду сама. Я знаю его имя и кое-какие дополнительные сведения. Я также знаю людей, которые мне помогут в поисках. Но мне нужна поддержка... помощь... защита, - последнее слово она выдавила из себя с трудом.
- Защита от тех хороших людей, которые вам будут помогать? - прищурился Власов.
- Это же Россия! Я здесь никого не знаю лично. Мне дали несколько адресов и аншрифтов наших единомышленников здесь. Но я с ними не знакома. И не особенно доверяю этим людям. А вы меня вытащили из русской тюрьмы. Значит, у вас есть какие-то связи и возможности.
- Не стоит их преувеличивать, - пробурчал Фридрих.
- Но они есть. Если со мной что-то случится, вы сможете меня вытащить? Из... из какой-нибудь опасной ситуации?
- Это зависит от ситуации, - бросил Власов ожидаемую фразу. - Честно говоря, сам не понимаю, почему я трачу на вас своё время...
"Потому что ты уже поверил, будто я лёгкая добыча. Все мужчины одинаковы", - прочёл Фридрих в глазах женщины.
- Так вы мне поможете, Фридрих? Я так и знала, - она сладко, неискренне улыбнулась. - Я позвоню вам завтра. Дайте мне свой номер. У вас есть целленхёрер? Что я говорю, конечно, есть, вы же деловой человек...
