делится своей обеспокоенностью – напротив, даже в мыслях старается ее подавить. Например, он описывает, как справлялся со стрессом, возникшим из-за ситуации на работе:
Я узнал, что меня не повысят в должности. Это было очень тяжело, потому что я был уверен, что заслуживаю повышения. Что я делал… я старался об этом не думать. Если бы я думал об этом на работе, это отразилось бы на моем поведении и все бы решили, что я недоволен. Так что я старался держать свои чувства при себе.
И хотя эта история осталась в прошлом и Брент утверждает, что больше она его не беспокоит, он выглядит взволнованным. Как он ни старался подавить в себе чувства, он все равно испытывает подавленность. Это заметно даже сейчас, несколько лет спустя. Получается, что его усилия спрятать эмоции за улыбкой полностью провалились.
Некоторые участники прибегают к избеганию и интернализации, потому что так было принято в родительской семье, другие – в попытке избегнуть осуждения. В рамках этой стратегии они стараются отвлечься от мыслей о проблеме, и на помощь приходит игра.
Игнорируя ситуацию, которая служит источником стресса, наши респонденты используют ту стратегию, которой научились в детском возрасте. Например, Лоуренс избегает всяческих контактов с другими людьми, потому что это его способ справиться со стрессом, вызванным невозможностью устроиться на работу Оскар применяет похожую стратегию в своей семейной жизни – он боится ссориться с женой. Вместо того чтобы выбрать активную позицию, определить проблему и постараться решить ее, он избегает конфликтных ситуаций, потому что так ему проще. И даже когда участники рассказывают о нынешних отношениях с близкими членами семьи, многие признаются, что изо всех сил стараются избегать конфликтов. Некоторые не хотят вступать в конфронтацию или ждут, что первый шаг сделает другая сторона.
Некоторые компульсивные игроки, ставшие участниками нашего исследования, сообщают, что стараются использовать положительные и эффективные меры поддержки – например, обращаются к психотерапевту или священнику той или иной конфессии. Однако большинство находит облегчение в азартных играх. Несмотря на все усилия, они не могут сопротивляться притяжению игры и продолжают использовать ее в качестве копинг-стратегии – пускай и неэффективной.
Отрицание
Некоторые респонденты описывают игру как способ уйти от проблемы. Другие признаются, что для борьбы со стрессом применяют наркотики или алкоголь. Возможно, это не самая здоровая стратегия, однако они по крайней мере признают существование проблемы. Кроме того, такие участники, как правило, понимают, что для решения проблем есть и другие, более эффективные способы.
С другой стороны, есть группа участников, которые ведут себя так, словно их проблемы не представляют ничего особенного, – или даже делают вид, что проблем в принципе не существует. Как правило, эти люди не хотят признавать, что у них игромания, и тем более не хотят говорить об этом. Возьмем для примера Дорин. Она посещает психотерапевта в рамках борьбы с алкоголизмом и наркоманией. Когда мы спросили, не думала ли она о том, чтобы обсудить с терапевтом игровую зависимость, она ответила: «Пока нет. Думаю, еще не время. Я хочу сказать, что уже опустилась на самое дно с наркотиками и алкоголем, так что я знаю, что это такое, и с игрой я даже близко этого не достигла». Хотя игромания мешает ее повседневной жизни, Дорин все еще уверена, что эта проблема менее серьезна, чем депрессия, алкоголизм и наркозависимость. В результате она отказывается обращаться за помощью, которая ей необходима. Но все же Дорин признается, что иногда «отвратительно» себя чувствует из-за игры, потому что «лучше бы [она] купила продуктов на эти деньги».
Эван тоже страдает от психического расстройства и посещает психотерапевта, однако не хочет обсуждать проблему игровой зависимости – он боится, что его будут упрекать. «Я всегда обращался к врачу относительно всех проблем с психическим здоровьем, [но] я редко говорю об игромании, потому что мне всегда кажется, что меня тогда будут осуждать еще сильнее». Эван считает, что игромания табуирована еще сильнее, чем психические расстройства, и предполагает еще большее унижение:
Мне стыдно говорить об этом с другими людьми, потому что это не как если бы у меня был рак, и люди бы, типа, хотели помочь. Если ты говоришь: «У меня игромания, и вот что из-за этого со мной произошло», они отвечают что-то вроде: «Ну, сам виноват». Честно говоря, я бы и сам так подумал, если бы мне такое сказали.
В этих словах ярко прослеживается влияние социальной стигмы, о которой говорилось в главе шестой. Социальная стигма – это негативное отношение к членам той или иной социальной группы, когда принято считать, что они в каком-то смысле не соответствуют моральным стандартам общества и заслуживают быть отвергнутыми. Мы также обсуждали, как и почему зависимости и психические расстройства становятся причиной стигматизации. Человек, столкнувшийся со стигмой, чувствует, что он сам в этом виноват, и зачастую интернализирует это чувство – а в результате стыдится своего поведения. Низкая самооценка, депрессия, апатия, отсутствие мотивации и т. д. снижают вероятность того, что он возьмется за решение проблемы и будет активно искать помощи. Таким образом, стигма превращается в серьезный барьер, мешающий нашим респондентам получить необходимую помощь, и в поисках облегчения стресса они снова отправляются играть. Возникает замкнутый круг.
Есть разные типы избегающего поведения и разные виды отрицания. Перед лицом повсеместной социальной стигмы отрицание становится тем механизмом, который помогает нейтрализовать отрицательную составляющую игровой зависимости – и для самого игрока, и для других людей. Хорошим примером может послужить позиция Мэй. Ее игромания причиняет вред ее семье, однако в интервью она старается преуменьшить ущерб: «Я опоздала с оплатой по некоторым счетам. Пару раз я проиграла часть денег, которые должна была отдать дочери для оплаты школы. Но это, в принципе, все». В дальнейшем разговоре она легко отмахнулась от проблемы проигранных школьных денег – как если бы потребности ее дочери ничего не значили.
Кроме того, Мэй отрицает, что это по ее вине у дочери не оказалось денег для оплаты школы. С ее точки зрения, не суть важно, насколько серьезной была эта проблема – в любом случае она не виновата. Таким образом Мэй старается преуменьшить масштаб случившегося. Многие другие участники нашего исследования тоже отказываются брать на себя ответственность за негативные последствия своей игровой зависимости. Как и Мэй, они часто используют эту технику, когда понимают, что игромания вышла из-под контроля: в этот момент они начинают утверждать, что игра непредсказуема и обвинять их в проигрыше нельзя – ведь такова жизнь.
Другая форма
