в мое тело.
Кочо молча глянул на Саки, и на миг показалось, что они пообщались без слов, в которых нуждаемся все мы. Потом Кочо поморщился.
– Саки думает, что не сможет.
– Что значит «не сможет»? Раз она посадила меня сюда, значит, может и вытащить.
– Нет, это не она. Она вообще тебя не касалась. Хозяин считает, что перемещение произошло в момент смерти и ты вошла в мертвое тело. Но он вернул ее величество к жизни, и ее душа не ушла, или, может, вышла и сразу вернулась, или… кто знает. Все это очень странно, и я не знаю, что говорить. Пойду за Кайсой. Возможно, она сумеет тебя вытащить, как вытаскивала из трупа.
Он поспешил выйти, оставив меня сидеть в молчании с императрицей Ханой. Присутствие императрицы внутри себя я ощущала гораздо сильнее, чем Ее когда-либо, – голос слышался громче, мысли отчетливее, а тело казалось тесным, как будто мы плечом к плечу сидели под одной кожей.
Я хотела встать и пойти за Кочо, но это оказалось выше моих сил. Все ныло. Не как болит рана, которую можно вылечить, и не привычной болью, когда помогает горячая ванна, – эта боль вгрызалась в каждый сустав, заставляла меня чувствовать себя старше своих лет.
«Не забывай, что это тело моложе твоего, госпожа Мариус».
Уж не знаю, напомнила ли она об этом для того, чтобы я не была такой грубой, или чтобы поняла, как мне повезло, – за сумбурным шумом мыслей я не могла различить намерений. Нити мыслей и слов императрицы сплетались с моими собственными, создавая хаос, гораздо худший, чем когда-либо от Нее. Постоянное раздражающее присутствие и насмешливый голос ни на миг меня не оставляли.
Ясные лиловые глаза Саки неотрывно изучали меня, наблюдали, как я справляюсь с новыми ощущениями. В ней горел тот же самый огонь, которым Знахарь заразил Кочо, ей нужны ответы, приносящие еще больше вопросов, – жажда знаний, такой же наркотик, как Пойло.
«Что за Пойло, о котором ты постоянно думаешь?»
При мысли, что придется рассказывать императрице про Пойло, я умолкла, как и смотрящая на меня девушка. Но стоило подумать о выпивке, и слюна увлажнила язык, я стиснула и снова разжала не принадлежащие мне кулаки, несмотря на боль в каждом суставе. Даже костяшки этих пальцев были жесткими, словно сломаны от удара.
Чем дольше Саки смотрела, тем сильнее я ощущала проходящее время. Кочо не возвращался. Моя комната совсем рядом. Даже если Кайса у Знахаря, неужели Кочо сбежал бы и…
Я поднялась, потрясенная тем, как слабы мои ноги. Они дрожали, как у впервые встающего новорожденного животного, и я рухнула бы, если бы Саки не подхватила меня за пшеничного цвета рукав. Императрица поддавалась оглушительной боли, пронзавшей ее колени, но я заставила их выпрямиться и устоять. Наконец, сочтя, что я удержу свой вес, Саки отпустила меня.
Боль притихла, но не ушла, и первый же шаг с соломенного матраса за секунду заставил меня усомниться в разумности этого действия. Однако Кочо все не возвращался. И мое дыхание из-за паники участилось куда сильнее, чем от боли в суставах.
– Почему так больно ходить? – сквозь зубы спросила я.
За кружением мыслей в голове я услышала ответ императрицы Ханы: «До сих пор так плохо не было даже в самые тяжелые дни. Я обычно могла с этим справиться, худший приступ длился не дольше, чем до полудня».
– Но что это?
«Я не знаю. Люди называют это болезнью императоров, но Торваш считает, что никакое человеческое заболевание не должно приписываться далекому суровому богу и что иногда плохое просто случается. И такие дефекты не всегда исправимы. Он сказал, что мое тело атакует само себя, а его знаний недостаточно, чтобы это остановить, можно только отсрочить тот день, когда я себя уничтожу».
Она говорила об этом смиренно, как о неизбежности, я передвигала наши с ней ноги к двери, а Саки молчала. Больно было так, словно я шла сквозь огонь, но я все же сумела удержать равновесие. Императрица Хана была ниже ростом, ее ноги тоньше, ступни меньше, а тело без привычной тяжелой груди не такое устойчивое. Но, концентрируясь на каждом шаге, я все же приспосабливалась к переменам и не шаталась. Почти.
Медленно шаркая, мы доползли до двери. Кочо ее крепко задвинул, чтобы сохранить утекающее тепло, и когда не мои руки ее открыли, холодный воздух ударил из коридора, как кулаком в лицо.
– Это просто нелепо, – проворчала я, пошатнувшись на негнущихся ногах. – Но должны же у богочеловека быть от этого какие-то средства.
«У него есть очень хорошее успокоительное. И еще кое-что, приглушающее боль».
– Проклятье, так давай пойдем и возьмем.
«Разве ты не хочешь сперва отыскать свое тело?»
В темном коридоре Кочо видно не было. И когда успела наступить ночь?
«Нет, госпожа Мариус, я не так глупа, как ты думаешь. Разговором о времени тебе меня не отвлечь. Твое тело. Отправляйся, найди его, дай мне умереть спокойно».
Мне едва удавалось сдерживать страх, но, надеясь, что она не заметит, я ответила:
– Ваше величество, вам пока никак нельзя умирать.
«Это не тебе решать, госпожа Мариус».
В коридоре ко мне присоединилась Саки с фонарем в руке и пошла со мной рядом, искать ответы.
Моя комната была темна, холодна и пуста. И ни Кайсы, ни Кочо, ни даже Лечати. Несмотря на молчание Саки, меня радовало ее присутствие – она рядом, она решительная и уверенная, и ее фонарь разгоняет тьму, еще более странную из-за тела, в котором я заключена.
Пытаясь не поддаваться панике, я вышла из комнаты, постепенно прибавляя скорость по мере того, как наши суставы разогревались. В главном зале, центр которого занимало огромное дерево, в свете фонаря Саки дождь падал пологом, напоминающим капли текущего золота. Я представить не могла, что такое возможно, но зловоние гниющих цветов стало тяжелее, чем прежде, и еще больше радужных лиловых соцветий, превратившись в бурую грязь, покрывали ступени. Я с опаской двинулась по ним вниз, цепляясь за перила пальцами, которые выглядели опухшими.
– У тебя есть хоть какая-то здоровая часть тела? – сначала я заговорила громко, но перешла на шепот, когда первые слова разнеслись по заполненному деревом пространству зала. – Твои волосы тоже болят?
«Ты всегда так язвительна и беспричинно жестока?»
– Это я-то жестока?
Императрица не отвечала, но ее мысли были полны недовольства и… боли? Разочарования? Это были неотчетливые проявления чувств, скорее смутные очертания, но от Нее я никогда такого не ощущала.
У подножия лестницы Саки пошла первой, освещая путь. Вокруг нас расплескалось неглубокое озеро, колыхавшееся от падающего дождя, заливая цветы и становясь их могилой.
Когда мы уже пересекли зал, за дождем послышались голоса. Я скорее двинулась к мастерской.
– Что он делает? – произнес за показавшейся в свете фонаря дверью голос Знахаря. – Как он узнал, где мы?
– Вероятно, кто-то за нами следил, – отозвался Кочо, куда более взволнованно, чем когда-либо раньше. Я ускорила шаг и прислушалась, надеясь уловить голос Кайсы – мой собственный голос. – Я не знаю, чего он хочет, – продолжил Кочо. – Но людей с мечами у него больше, чем у нас.
– А где Саки?
– Наверху, с императрицей и Ходячей смертью. Мне надо к ним вернуться, я сказал, что…
Я шагнула в освещенную комнату.
– Где Кайса?
– Саки, – произнес Знахарь, и в слепящем свете я лишь слышала его приближение. – Лечати ищет способ пробиться через осаду, чтобы ты могла добраться до Двери. Кажется, иеромонах недоволен сделкой и пришел пересмотреть ее.
– Среди ночи, – вставил Кочо. – С факелами. С мечами.
– Если Лечати найдет выход, забирай с собой Ходячую смерть номер три, – продолжал Знахарь, и, привыкнув к яркому свету, я вдруг обнаружила, что все три пары глаз направлены на меня.
Кочо прикусил губу и старался не встречаться со мной взглядом. Мне не нужно было читать его мысли, я и так знала, что его тревожит.
– Значит, Она сбежала?
Старик кивнул. Наступила тишина, наполненная одним лишь бесконечным дождем. Долго длившаяся надежда, которая
