На второй сессии Моссовета Станкевич опустился до того, что обвинил тех, кто добивался законного назначения на должность начальника ГУВД генерала Комиссарова, в сознательной провокации с целью дестабилизировать ситуацию в городе ("МП", 08.02.91).
Станкевич знал, на какие плечи опереться. Он угадал вектор политической воли номенклатуры. Но вот с оценкой своего места — явно ошибся. Он надеялся на место среди тяжелых фигур новой власти, а стал всего лишь разменной пешкой.
С ДЕПУТАТАМИ НЕ ПО ПУТИ
Станкевич остро чувствовал перспективу и выбирал для себя позицию силы. К июню 1991 г. он еще мог пробудить прежнюю любовь к себе среди депутатов и стать председателем Моссовета. Стоило лишь несколько раз встать на их сторону в противостоянии с исполнительными структурами, выступить с программой работы Моссовета и предложениями по повышению эффективности деятельности депутатов. Но Станкевич не стал этого делать. Выигрыш был для него слишком незначительным, а возможность разрыва с командой Ельцина — опасной.
Станкевич ясно видел обреченность Моссовета. Он говорил своим избирателям: "…даже если удается путем многочисленных согласований добиться, чтобы Моссоветом было принято какое-то разумное решение, обеспечение его исполнения требует титанических усилий, для которого сплошь и рядом не хватает достаточного количества профессионалов и финансовых возможностей. Не хватает возможностей подкрепить свои решения некой принудительной силой государства, настоять на их выполнении. А это крайне необходимо: создать такую ситуацию, когда неисполнение решения карается в соответствии с законом" ("НГ", 06.06.91).
И выбор делается в пользу номенклатуры: "Чисто представительские органы власти, которым переданы полные права и неограниченное время отведено для дискуссий и согласований, хороши для стран, где имеются устоявшиеся системы, пребывающих в спокойном периоде. Но в периоды интенсивных реформаторских преобразований не может быть абсолютного равновесия сил. Должна доминировать сильная исполнительная государственная власть."
Станкевич был абсолютно прав. Прав, как теоретик. Ибо ни разу он не высказал свое видение ситуации депутатам, не попытался собрать сторонников, превратить теоретические построения в практические действия. Он просто пошел "во власть".
Все рассуждения сводились к одному: готов служить. Позиция Станкевича была и ударом по Моссовету, и одновременно "брачным объявлением" (подобным тому, с каким Н. Гончар обращался к ВПК). Оставалось ждать претендентов на подписание брачного контракта. И повод заключить новый политический контракт, избавивший Станкевича от мучительных ожиданий, представился.
ГЕРОИЧЕСКИЙ ТРАНСЛЯТОР
Станкевич умел в нужный момент оказаться в нужном месте при микрофоне и информации. Во время путча 1991 г. он стал глоткой сопротивления ГКЧП (победа, в основном, и была добыта горлом). Вся информация транслировалась его узнаваемым голосом в усилители и разносилась в души защитников Белого Дома. Любая поступавшая информация и дезинформация принималась сначала с голоса Станкевича. Подобно психотерапевту телевизионного профиля, он все время напоминал защитникам парламента: "Я с вами!"
Человек работал в поте лица, понимая, что такой возможности для набора политического веса у него больше может не быть. И опять Станкевич просчитался, опять не подкрепил недолговечную любовь толпы солидным административным весом. Об этом говорит явно проигрышная позиция Станкевича уже в следующие после путча дни.
Президент Российской товарно-сырьевой биржи К. Боровой со своими брокерами, отмечая провал августовского путча, принял решение снести памятник Дзержинскому. Станкевич пытался и тут стать героем — остановить толпу. Кричал что-то вроде того, что "железный Феликс" может свалиться и пробить своды метро. В его распоряжении были мощные динамики, но толпа не хотела слушать своего вчерашнего кумира. Под покровом ночи обстановку разредили те, кто действительно выиграл в августе. "Железного Феликса" демонтировали с помощью мощной строительной техники.
Станкевич назвал "хунвейбинских специалистов по сносу памятников" случайными людьми (телебеседа 27.08.91). Но случайным в этом спектакле оказался все-таки сам Станкевич, получивший от Ельцина за свои микрофонные страдания лишь пост советника.
Телеведущий (кто-то из легких фигур номенклатуры) в передаче об августовских событиях заискивающе напомнил, что 20 августа 1991 г. господин Станкевич лучился уверенностью в победе. И Станкевич разыграл предложенную комбинацию, кокетливо отрицая такой примитивный образ. За внешней уверенностью, как оказалось, скрывался глубоко переживающий человек. Он, как выяснялось на глазах телезрителей, был уверен в установлении полувоенного режима на 5–7 лет.
Это был действительно спектакль. Зрители жаждали на политической сцене именно таких героев, и им было неинтересно что творится за кулисами. А для Станкевича закулисная игра оказалась в конечном счете слишком сложной, и он снова проиграл почти все.
В ТЕНЬ ЗА СПИНУ ЕЛЬЦИНА
Станкевича всегда обманывали. Имея реальные шансы стать председателем Моссовета, он вынужден был довольствоваться ролью заместителя Г. Попова. И это несмотря на то, что его рейтинг в депутатской среде был выше поповского.
Второй раз Станкевича обманули, не взяв его в мэрию. Оставили на растерзание депутатам, которые причислили его к арьергардному отряду «поповцев», бившемуся против Моссовета на сессиях.
С трудом подыскали Станкевичу место при Президенте. Стал он советником по политическим вопросам, а заодно возглавил Российский общественно-политический центр (РОПЦ) — эдакое общежитие многопартийности в помещениях бывшего ЦК ВЛКСМ. Казалось бы, есть хороший задел для расширения своего влияния, налаживания связей с различными политическими группировками. Это требовало черновой работы, к которой Станкевич не был склонен.
Уже в 1992 г. Станкевич видел, что в московских политических тусовках собираются те же люди, что и в 1987. Те же лица (примерно 500 человек на всю Москву), с теми же разговорами, с той же неспособностью договариваться, с теми же не обеспеченными ни интеллектом, ни ресурсами амбициями. Он был уверен, что христианские демократы Аксючица никогда не договорятся с социал-демократами Румянцева. Вкладывать сюда силы было, с его точки зрения, совершенно бесполезно. Поэтому оставленный на произвол администраторов РОПЦ стал по сути дела пристанищем мелких коммерсантов, рядящихся в политиков.
Станкевича занимали более глобальные проблемы — строительства Государства Российского. Была надежда у госсоветника Станкевича, что в эту работу можно будет втянуть и Ельцина. С небольшой группой единомышленников он разработал пакет документов и положил их на стол Президенту. А дальше состоялось столкновение с суровой правдой жизни. "Фактически Госсовет блокирован, — по итогам своей работы судил Станкевич, — Мои документы были потеряны и потом найдены среди черновиков спустя два месяца. Я мог бы рассказать массу фантастических историй. Откровенно говоря, я имел некие представления об этом мире, но реальность меня просто поразила…" ("МК", 05.10.91). Как тут не вспомнить судьбу пакета документов по кадровому центру Моссовета!
Станкевич с молодой наивностью и восторженностью влетел на политическую кухню Ельцина и остолбенел: на него повеяло могильным холодком эпохи застоя. "Это привычный аппаратно-номенклатурный стиль, он тоже имеет свои преимущества, он обкатывался годами. Ведущим рычагом является там метод аппаратного лабиринта, в котором при желании можно породить любой документ и погубить любой документ. В зависимости от того, что нужно в данном случае. Все виды аппаратной интриги задействованы, и бороться с командой, исповедующей этот стиль, имеющей соответствующую квалификацию, бессмысленно. Для этого нужно стать такой же командой." (там же).
Получалось, что вместо доверительного и демократичного общения с лидером, Станкевичу предоставили лишь место и право участвовать в номенклатурных интригах. Вместо совместных мозговых штурмов с участием Ельцина пришлось ограничиваться скоротечными и редкими встречами. И Станкевич постепенно смирился, растворяясь в тени Президента.
ХУДЕНЬКИЙ ДЕРЖАВНИК
Еще в 1991 г. от Станкевича стали исходить претензии на создание идеологии — некоего "консервативного прогрессизма". Никто не понимал, что это такое, и признанного демократа старались об этом подробно не расспрашивать.
В 1992 г. Станкевич собирался создать мощное ("мощное" — любимое слово больных маниловщиной демократов) державное движение и целую индустрию державных изданий. Он даже выступил с программной речью на молодежном конгрессе "Будущие лидеры нового тысячелетия" (забавы недавних комсомольцев и действующих "поповцев"). Станкевич говорил о том, что с реформами нельзя торопиться, что не надо взнуздывать Россию, что реформы должны постепенно укорениться. Звучало все это в устах советника Президента очень свежо. "Почему же Ельцин не слушает своего политического советника?" — недоумевали наиболее заинтересованные участники молодежного конгресса. Скорее всего, в этот период Ельцин уже перестал обращать внимание на своего пажа, на то, что он думает и о чем говорит.
