Получалось, что вместо доверительного и демократичного общения с лидером, Станкевичу предоставили лишь место и право участвовать в номенклатурных интригах. Вместо совместных мозговых штурмов с участием Ельцина пришлось ограничиваться скоротечными и редкими встречами. И Станкевич постепенно смирился, растворяясь в тени Президента.
ХУДЕНЬКИЙ ДЕРЖАВНИК
Еще в 1991 г. от Станкевича стали исходить претензии на создание идеологии — некоего "консервативного прогрессизма". Никто не понимал, что это такое, и признанного демократа старались об этом подробно не расспрашивать.
В 1992 г. Станкевич собирался создать мощное ("мощное" — любимое слово больных маниловщиной демократов) державное движение и целую индустрию державных изданий. Он даже выступил с программной речью на молодежном конгрессе "Будущие лидеры нового тысячелетия" (забавы недавних комсомольцев и действующих "поповцев"). Станкевич говорил о том, что с реформами нельзя торопиться, что не надо взнуздывать Россию, что реформы должны постепенно укорениться. Звучало все это в устах советника Президента очень свежо. "Почему же Ельцин не слушает своего политического советника?" — недоумевали наиболее заинтересованные участники молодежного конгресса. Скорее всего, в этот период Ельцин уже перестал обращать внимание на своего пажа, на то, что он думает и о чем говорит.
Был в то время еще один прожект — двуглавые орлы на башнях Кремля. У Станкевича в кабинете даже появился эскиз нового облика резиденции русских царей и генсеков номенклатуры. Но и это дело тоже не выгорело. Номенклатура более высокого ранга приоритеты не уступала. Пусть на монетах появились эти самые орлы, лишенные всех атрибутов власти ("менее сердитые" — по выражению Г. Бурбулиса, "чернобыльская курица" — по народному определению), но приоритет уже был перехвачен. Потом тот же Ельцин, демонстрируя свою приверженность традиционной российской символике, вернул орлу все отнятое (кроме самой России). И Станкевичу очередная презентация окончательно «обломилась».
Дело с крупномасштабной державностью кончилось слабосильной газетой «Ступени» и последующим присоединением к партии С. Шахрая (о «заслугах» последнего перед Москвой см. в главе "Приказ: столицу сдать").
РЯДОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
После расстрела парламента С. Станкевич понял, что режим обречен, и оставаться при Президенте становится весьма недальновидным. Использовав близость к Президенту для успеха шахраевской партии ПРЕС на выборах в Госдуму, Станкевич тихо-мирно ушел с поста советника Ельцина по политическим вопросам. Это выглядело лишь как легкая оппозиционность при сохранении фундаментальной лояльности, поскольку Станкевич постарался всячески подчеркнуть отсутствие разногласий с Ельциным. Было ясно, что разногласия все-таки есть. Они только в силу врожденной интеллигентности не оглашаются публично.
Станкевич разжаловал сам себя. Сыграть роль второго Бурбулиса при Ельцине не удалось. Тихо снял Станкевич погоны флигель-адьютанта и пошел служить в парламент к Шахраю во фракции ПРЕС. Должностишка мелкая, но хотя бы паленым не пахнет. А когда Ельцин «сгорит» вместе со своими соратниками, то можно рассчитывать не только на снисхождение, но и на новые вакансии на политическом Олимпе.
Чем в Думе занимается Станкевич? А ничем. Как и большинство, просто ждет. Старая партия сыграна, новая еще не началась. Среди фигур прошлого чемпионата номенклатуры места не нашлось, быть может в новом повезет больше. Вот и стал Сергей Станкевич тишайшим депутатом.
В сентябре 1994 г. Ельцин расквитался со Станкевичем за тихий уход из его команды. "Московский комсомолец" (15.09.94) опубликовал хамскую статью, обвиняя Станкевича во взяточничестве, а через несколько дней он был снят с последней почетной должности — с поста председателя совета Российского общественно-политического центра. С должностишкой при Шахрае тоже пришлось расстаться. Новый политический патрон привычно пнул лежачего, предложив Станкевичу приостановить свое членство в ПРЕСе.
Итак, Станкевич окончательно пошел на дно. Ему осталось проиграть очередные выборы, чтобы пойти служить в мелкие клерки. Жаль, искренне жаль…
Свора (и другие)
В предыдущих главах мы уже давали в комментариях биографические справки о тех, кто помогал номенклатуре разрушать Москву. В последующих главах этих справок тоже будет немало. Но всех не перечесть. Ведь сформировался (или был намеренно сформирован) целый чиновничий слой, специализировавшийся на прикрытии номенклатурного произвола. Часть этого слоя вела арьергардные бои в Моссовете, часть перешла в мэрию и по старой памяти давила представительную власть. Депутатам как бы постоянно приходилось бороться с одними и теми же лицами — выходцами из собственной среды. А чиновники тем временем занимались своим делом — набивали карманы.
Сразу после подавления путча ГКЧП Г. Попов, исходя из "революционной целесообразности", решил приобщиться к дележу собственности и власти, оставшихся после краха КПСС. Геофизик Савостьянов возглавил московский КГБ, врач Боксер стал руководителем национальной гвардии Москвы и был представлен на должность заместителя начальника московской милиции (молодой «гвардии», правда, оказалось удобнее рассеяться по конспиративным подвалам), редактор газеты В. Миронов стал главным контролером Москвы и также представлялся на должность замначальника ГУВД. Начальником ГУВД Попов пытался сделать своего бывшего зама по журналу "Вопросы экономики" экономиста Красавченко, но у того хватило ума отказаться. Зато физик Мурашев поддался соблазну доказать, что настоящие демократы не боятся трудностей и общественного мнения.
О подобных деятелях мы уже рассказывали и кратко расскажем в других главах. А сейчас остановимся на некоторых других номенклатурных кадрах. Они нам интересны, как массовка для мятежа номенклатуры.
ЮНЫЕ СТРОИТЕЛИ
Номенклатуре нужна была смена. Геронтократический метод подбора кадров себя не оправдывал. Кандидатуры, готовые верно служить, нашлись без особого труда. Одним из первых в "буферную группу" между Моссоветом и исполнительными структурами вошел Константин Буравлев.
Если бы К. Буравлев занимался предпринимательством — своим заводом керамической плитки (ПО "Гончар") — остался бы, возможно, приличным человеком. Потянуло на политику. А «Гончар» продолжал процветать без своего молодого директора, неизменно публикуя рекламу на первой странице популярной в деловых кругах газеты.
Предвыборная речь Буравлева (1990 г.) в качестве кандидата на пост председателя комиссии Моссовета по градостроительству была столь пустой и глупой, что даже «деморосы» забеспокоились. Но Буравлев не забыл напомнить — он член КПСС с 1979 года. И получил голосов больше, чем Г. Попов при избрании председателем. Коммунисты всех фракций поддержали юного строителя.
Лужков взял Буравлева к себе, возможно, по своей давней любви к кооператорам. С 1991 г. Буравлев становится зампредом Мосстройкомитета. Главные его заслуги перед номенклатурными приватизаторами состояли в том, что возглавляемая Буравлевым комиссия по приватизации стройкомплекса решала все вопросы в их пользу. Став окончательно «своим», Буравлев был пожалован в вице-премьеры Правительства Москвы и начал заведовать всем комплексом московской экономики.
Наш молодой строитель в этом качестве был главным буфером, выставляемым администрацией Москвы на сессии Моссовета вместо Лужкова. Чувствуя поощрительную поддержку со стороны Лужкова, Буравлев смел отстаивать перед депутатами проект горбюджета, не смысля в этом деле, как говорится, "ни уха, ни рыла". Ни разу он не смог ответить ни на один вопрос. Лужков знал, что делал. Непрофессионализм и нагловатые ухватки Буравлева вызывали естественное раздражение и ответную реакцию депутатов. Поэтому в удобный момент можно было «обижаться» на депутатов, делая вид, что всегда готов к сотрудничеству (о подобной обиде мы упомянули в главе "Без шансов на успех").
О квалификации Буравлева говорит хотя бы такой эпизод. На заседании Правительства Москвы обсуждается вопрос о льготах для предприятий службы быта. Справедливо говорится о том, что эти предприятия давно стали самостоятельными, и кормить их за счет бюджета нельзя. Буравлев возражает, объявляя, что раньше он всегда доплачивал парикмахерам, а это значит, что служба быта уже с незапамятных времен живет в рыночных условиях, но это не означает, что раньше для нее не существовало льгот. Такая вот «аргументация» в стиле Гавриила Попова.
Большие заслуги перед Лужковым позволили Буравлеву войти в круг избранных, где не только должности и привилегии раздают, а еще и "запасными аэродромами" обеспечивают. Таким аэродромом для юного строителя стал Московский инвестиционный фонд (МИФ), созданный старыми (еще коммунистической выделки) банками для сбора ваучеров у населения. Тут Буравлев получил место в составе руководящего органа.
